Спящая красавица, стр. 13
Мариан покачала головой и слегка отодвинулась, погасив вспышку теплоты.
— Я делаю, что мне велят, — сказала она. — А ты проследи, чтобы Сильвия к завтрашнему дню достала деньги. Больше нам от тебя ничего не надо.
— Не беспокойся, дорогая.
Прежде чем скрыться за стеной, Мариан обернулась ко мне. В лунном свете ее лицо напоминало глиняную маску.
— Извините, мистер Арчер. Проделав такой путь, вы были вправе рассчитывать на лучший прием.
— Все в порядке.
— Если что-то узнаете, вы дадите нам знать?
Я сказал, что непременно. Она пошла к дому с таким видом, будто боялась и того, что было впереди, и того, что оставила за спиной. Парадная дверь закрылась за ней, и Элизабет сказала:
— Бедная Мариан. Они оба бедняги. Если бы я могла им помочь!
— У вашего брата не было инфаркта?
— Нет, но отец чуть не умер от инфаркта несколько лет назад. — После паузы она добавила: — С этого и начались все семейные беды. Отец вдруг осознал, что не бессмертен, и решил как следует прожить отпущенные ему годы. Поэтому он, когда поправился, завел роман с Конни Хэпгуд. Но мама — человек гордый. И у нее есть свои деньги. Она оставила дом в Эль-Ранчо и купила дом на побережье.
— Мы туда и едем?
— Да. Это примерно в миле от дома Джека. — Она показала рукой на юг. — В чем и состояла его привлекательность для Сильвии. Джек был всегда ее любимчиком. — Она говорила холодно, без горечи. — Сильвии следовало бы остаться и дать бой Конни. Она могла бы удержать отца, если бы захотела. Но она махнула рукой. Она позволила Конни завладеть им. А теперь она готова допустить развод — без борьбы.
— За что тут бороться?
— Отцу за семьдесят. Он не вечен. А если Конни заполучит компанию и большую часть акций, это будет означать конец семьи Ленноксов. Деньги — тот самый клей, который скрепляет нас. Деньги и нефть.
Я свернул на темную, обсаженную деревьями дорогу, шедшую вдоль берега. Над деревьями бесшумно проплыла сипуха, как рыба под водой.
Некоторое время моя спутница молчала. Затем сказала, явно делая над собой усилие:
— Отец любит Лорел. Она его единственная внучка. И если Джек так ее выгораживает, нетрудно понять, почему. Лорел — его козырной туз.
— Вы хотите сказать, что, может, никто и не думал ее похищать?
— Пожалуй. По крайней мере, это не исключено.
— Почему вы вдруг допустили эту возможность?
— Сама не знаю. — Она замолчала, обдумывая мой вопрос. — У меня такое чувство, что происходит что-то страшное. В доме Джека и Мариан сегодня какая-то странная атмосфера. В воздухе пахнет каким-то заговором.
— Вы думаете, они догадываются, что Лорел водит их за нос?
— Может быть. По крайней мере, Джек может догадываться. Он не в первый раз выгораживает Лорел.
— Расскажите мне о других случаях.
— Лучше не стоит. Тут нужно знать контекст, иначе вы окажетесь в предубеждении против нее. А ей может понадобиться ваша помощь. Как и всем нам.
— Отлично. Каков же контекст?
Обдумав мой вопрос, Элизабет ответила обобщенно:
— Когда в семье нелады, это отражается на самом слабом ее члене. И остальные это понимают. Они жалеют слабейшего, выгораживают его, потому что знают, что сами в этом виноваты. Вы меня понимаете?
— Я понял это давно... Работа научила. А вы как это поняли, Элизабет?
— В нашей семье... Правильно, зовите меня Элизабет.
Глава 12
Мы свернули направо, на Сихорс-лейн, которая шла к морю, и еще раз свернули возле почтового ящика миссис Леннокс. Ее имя и фамилия были выведены свежей черной краской. В конце кипарисовой аллеи стоял низкий одноэтажный дом, распростершийся, словно каменный лабиринт, у кромки волн.
На освещенный двор вышел молодой человек. Он был среднего роста, но окружение делало его карликом. Он двигался на цыпочках, словно танцовщик, готовый в любой момент сменить направление. В его влажных глазах светилось желание быть полезным.
— Как поживаете, миссис Сомервилл?
— Отлично, — сказала она тоном, не оставлявшим сомнений в противоположном, и обернулась ко мне. — Мистер Арчер, это Тони Лашман, секретарь моей матери.
Мы обменялись рукопожатиями. Он сказал Элизабет, что мать ждет ее в своей комнате, и она, извинившись, ушла.
Из окна комнаты, куда привел меня Лашман, можно было видеть побережье, море и освещенную нефтяную вышку. Я не мог точно сказать, как близко нефтяное пятно подошло к берегу, но мой нос чуял в доме запах нефти.
Молодой человек, словно улавливая это, посопел носом:
— Мерзкий запах!
— Как к этому отнеслась миссис Леннокс? — По-разному, — он быстро покосился на меня, проверить, понял ли я смысл его слов. — В конце концов, большую часть жизни она провела замужем за человеком, связанным с нефтью.
— Вы знаете старика Леннокса?
— Вообще-то ни разу с ним не встречался. Я стал работать у миссис Леннокс, когда они с мужем решили разъехаться. — Он провел рукой по своей густой шевелюре. — Для меня это временная работа. Осенью я хочу вернуться в колледж. Или пойти на курсы фотографии. Я пока не решил. Я согласился на эту работу, чтобы как-то помочь миссис Леннокс.
— Ее внучка, кажется, жила здесь.
— Да, жила. — Он обернулся ко мне. — Она вроде бы пропала?
— Да.
— Неудивительно. Она маялась здесь. Да и в других местах тоже. Я пытался как мог развлечь ее, но без особого успеха.
В глазах его появилось нечто похожее на сочувствие, но быстро угасло. В его мозгу что-то постоянно шевелилось, поворачивалось, загоралось и гасло, словно огонь маяка.
— Как же вы ее развлекали?
— Мы много играли в теннис — она неплохая теннисистка. И беседовали по душам. Ей хочется сделать в жизни что-то настоящее. У нас с Лорел немало общего. Я тоже прошел через неудачный брак.
— Ее брак неудачен?
— Я имел в виду не совсем это... — Он дотронулся пальцами до уголков рта. — Лорел и сама толком в этом не разобралась, но можно предположить, чем это кончится. Трудно представить ее замужем за аптекарем.
— Почему?
— Девушка с таким обаянием и с деньгами в семье... — Он обвел рукой комнату, но тяжелая темная мебель и отсутствие уюта не подкрепили его слова. Деньги тут были, но они никак не грели...
— И большие у них деньги?
— Миллионы.
Мысль о миллионах на некоторое время его воодушевила. Я подумал, не мечтает ли он сам разбогатеть. Лорел ведь была равнодушна к деньгам.
Когда в комнату вошла Элизабет, он сразу изменился — смущение сделало его лицо уродливым, но, если Элизабет и слышала, как он говорил об их деньгах, она и виду не подала.
— Мать хотела бы поговорить с вами, — сказала она мне.
Она провела меня в другую часть дома. Мы подошли к белой двери. Элизабет открыла ее.
— Это мистер Арчер, мама.
Сильвия Леннокс была маленькая и изящная женщина. Она сидела на кровати с балдахином. На круглом столике стоял розовый телефон, стакан воды и лежали две красные таблетки. Она подняла голову под наиболее привлекательным углом. Но несмотря на ее шелковые чепец, халат и интерьер, обнимавший ее на манер розового облака, она казалась стареющим мальчиком.
— Мой адвокат Эмерсон Литтл сказал, что вы знаете Джона Тратвелла.
— Мы с ним работали однажды...
— Он о вас высокого мнения.
— Рад это слышать. И хорошо, что вы связались с вашим адвокатом.
— Да. Эмерсон все сделает утром. — Она обернулась к дочери. — Я хотела бы поговорить с мистером Арчером с глазу на глаз.
— Конечно, мама, — Элизабет словно робела в ее присутствии.
— Зачем ты называешь меня «мама»? Я же просила называть меня Сильвией.
— Хорошо, Сильвия.
Элизабет вышла, хлопнув дверью, хоть и не настолько сильно, чтобы нарушить хрупкое равновесие в отношениях с матерью. Миссис Леннокс жестом пригласила меня сесть на стул возле ее кровати.
— Я очень люблю мою дочь, — спокойно сказала она. — Но Элизабет никак не может преодолеть разницу поколений. Так бывает, когда женщина выходит замуж за человека на много ее старше. Когда Элизабет познакомилась с капитаном Сомервиллом, он уже годился ей в отцы. Они поженились в 1944 году — тогда она только окончила Вассаровский колледж и ей исполнился двадцать один год. Выйти за моряка казалось ей очень романтичным, да и мой муж не возражал. Конечно, он думал о деле. Ни один поступок он не совершает, не имея на то двух причин. — В ее голосе послышались ядовитые нотки, а на лице иронические складки. — Впрочем, — спохватилась она, — вам вряд ли интересны подробности нашей семейной жизни.