Путешествия Тафа (сборник), стр. 33

Лицо Хранителя стало серьезным.

– Понятно. Банки данных Совета, как правило, закрыты для публики, но, может быть, для вас я смогу сделать исключение. Что вас интересует?

Таф поднял палец:

– Сущая безделица, как я уже сказал, но я буду у вас в долгу, если вы будете столь любезны ответить на мой вопрос и удовлетворить мое любопытство. А именно, какова численность населения Сатлэма на сегодняшний день?

Лицо женщины сделалось холодным и непроницаемым.

– Это секретная информация, – бесстрастно ответила она. Экран погас.

Хэвиланд Таф минуту подождал, а потом снова подключился к информационной службе, с которой он работал до того.

– Меня интересует общий обзор сатлэмской религии, – сказал он поисковой программе. – И особенно описание вероучений и этических систем Церкви Эволюционирующей Жизни.

Спустя несколько часов, когда позвонила Толли Мьюн, Таф изучал текст с глубочайшим вниманием.

Он рассеянно поигрывал с Паникой, которая после сна была бодра и голодна. Таф ввел информацию, которую просматривал, в память и вызвал изображение Толли Мьюн на другом экране.

– Приветствую вас, Начальник порта, – сказал он.

– Я слышала, вы пытались вынюхать секреты планеты, Таф, – произнесла она, улыбаясь.

– Уверяю вас, это не входило в мои намерения, – ответил Таф. – Но в любом случае из меня вышел плохой шпион, так как эта попытка была неудачной.

– Давайте вместе пообедаем, – предложила Толли Мьюн, – и, может быть, я сумею ответить на ваш маленький вопрос.

– Надеюсь, что сможете, – сказал Хэвиланд Таф. – Позвольте мне пригласить вас пообедать на борту «Ковчега». Моя кухня, хотя и не изысканная, все же более вкусная и куда более разнообразная, чем то, что подают в вашем порту.

– Боюсь, я не смогу, – ответила Толли Мьюн. – Слишком много дел, Таф, я не могу покинуть эту чертову станцию. Что же касается вашего желудка, он может не волноваться. С Кладовых только что прибыл большой грузовой корабль. Кладовые – это наши сельскохозяйственные астероиды, чертовски плодородные. Первым руку в калории запускает Начальник порта. Свежие салаты из неотравы, ветчина в коричневом сахарном соусе, пряные стручки, грибной хлеб, желейные фрукты с настоящими взбитыми сливками и пиво, – она улыбнулась, – импортное пиво.

– Грибной хлеб? – переспросил Хэвиланд Таф. – Я его очень люблю. Хочу предупредить – я не ем мяса животных, так что, кроме ветчины, ваше меню выглядит весьма привлекательно. С радостью принимаю ваше любезное приглашение. Если приготовите причал, я прилечу на челноке «Мантикора».

– Причал номер четыре, – сказала она. – Совсем рядом с «Паучьим гнездом». Это Паника или Хаос?

– Паника, – ответил Таф. – Хаос отбыл по своим таинственным делам, как и подобает котам.

– По правде говоря, я никогда не видела живой кошки, – весело заметила Толли Мьюн.

– Я возьму с собой Панику, чтобы восполнить этот пробел в вашем образовании.

– До встречи.

9

Обед происходил при гравитации в одну четверть.

Хрустальный зал находился в нижней части «Паучьего гнезда», его венчал купол из прозрачного хрустального металлопласта. За почти невидимыми сводами – чернота космоса, россыпи холодных сверкающих звезд, сложное сплетение «паутины». Внизу видна была каменистая поверхность станции, множество пересекающихся транспортных труб, большие серебряные пузыри лабораторий, крепящиеся в узловых точках, изящные минареты и сияющие стрелы – башни отелей звездного класса, вздымающиеся в холодном мраке космоса. Прямо над головой висел огромный шар самого Сатлэма – бледно-голубой с коричневыми пятнами, с завихрениями облаков. К нему поднимался орбитальный лифт, все выше и выше, пока огромная шахта не превратилась в тоненькую ниточку, а потом и вовсе исчезла. Вид был ошеломляющий.

Зал обычно использовался только для важных государственных мероприятий; последний раз он открывался три года назад, когда Джозен Раэл приезжал наверх, чтобы встретить одну приезжую знаменитость. Но Толли Мьюн сумела получить в свое распоряжение именно этот зал. Еду приготовил шеф-повар, которого она одолжила на вечер на одном из лайнеров Транскорпорации, пиво было реквизировано у торговца, сделавшего остановку по пути на Мир Генри; сервиз позаимствован в Музее планетарной истории; за большим столом из эбеноогненного дерева – черного, пронизанного длинными алыми прожилками – хватило бы места для двенадцати человек, прислуживать гостю должны были молчаливые, скромные официанты в черных с золотом ливреях.

Таф вошел, держа на руках кошку, бросил взгляд на роскошный стол и уставился на звезды и «паутину».

– Отсюда видно «Ковчег», – сказала ему Толли Мьюн. – Вон та яркая точка влево и кверху от «паутины».

Таф посмотрел, куда она показывала.

– Это трехмерное изображение? – спросил он, поглаживая кошку.

– Нет, черт возьми. Корабль виден на самом деле, Таф.

Она усмехнулась.

– Не беспокойтесь, вы в безопасности. Это металлопласт тройной толщины. Ни планета, ни лифт на вас не упадут, а вероятность попадания в купол метеорита ничтожно мала.

– Я полагаю, что здесь довольно интенсивное движение, – сказал Хэвиланд Таф. – А можно ли быть уверенным в том, что в купол не врежется какой-нибудь турист, взявший напрокат вакуумные сани, ударит потерянный инструмент или прогоревшее импульсное кольцо?

– Абсолютной уверенности нет, – призналась Толли Мьюн, – но в тот самый момент, как это случится, запечатаются тамбуры, завоют сирены и откроется ящик с аварийным комплектом. Все это должно быть в любом помещении, граничащем с вакуумом. Портовые правила. Так что если что-то случится, а это маловероятно, у нас будут легкие скафандры, кислородные мешки и даже лазерная горелка на тот случай, если мы захотим сами заделать пробоину, пока сюда не прибудут «паучки». Но за все время, что существует порт, такое случалось всего раза два-три, так что можете наслаждаться зрелищем и не беспокоиться.

– Мадам, – сказал Хэвиланд Таф с достоинством, – я не беспокоюсь, я просто проявляю любопытство.

– Ну вот и прекрасно, – улыбнулась она.

Толли Мьюн пригласила его садиться. Таф неловко втиснулся в кресло и, пока официант подавал тарелки с закусками и корзинки с горячим грибным хлебом, сидел молча, поглаживая черно-белую спинку Паники. Закуски были трех видов: маленькие пирожки с пряным сыром и грибным паштетом и что-то типа маленьких змеек или, может быть, больших червей, запеченных в ароматном оранжевом соусе. Таф дал две змейки своей кошке, которая жадно их проглотила, потом взял пирожок, понюхал, осторожно откусил, прожевал и кивнул.

– Превосходно, – объявил он.

– Значит, это кошка, – сказала Толли Мьюн.

– Несомненно, так, – ответил Таф, отрезая кусок грибного хлеба – изнутри батона поднималась струйка пара – и аккуратно намазывая его толстым слоем масла.

Толли Мьюн потянулась за своим хлебом и обожгла пальцы о горячую корочку. Но она не отдернула руку; перед Тафом не следовало показывать слабость в чем бы то ни было.

– Вкусно, – сказала она, проглотив первый кусок. – Знаете, Таф, большинство сатлэмцев питаются не так.

– Этот факт не остался мною не замеченным, – отозвался Таф, беря двумя пальцами еще одну змейку для Паники, которая прыгнула к нему на колени.

– По правде говоря, калорийность нашего обеда примерно равна тому, что средний житель потребляет за неделю.

– Судя по одним только закускам и хлебу, я осмелюсь предположить, что мы уже получили больше гастрономического удовольствия, чем средний сатлэмец имеет за всю свою жизнь, – бесстрастно отозвался Таф.

Подали салат; Таф попробовал его и одобрил. Толли Мьюн ковыряла в тарелке и ждала, пока официанты не отойдут к стене.

– Таф, – сказала она. – Кажется, у вас был какой-то вопрос.

Хэвиланд Таф поднял глаза от тарелки и посмотрел на Толли Мьюн. На ее лице ничего не отразилось.

– Вы правы, – сказал он. Паника тоже смотрела на Толли Мьюн своими узкими глазами, такими же зелеными, как неотрава в салате.