С Барнаби Бракетом случилось ужасное, стр. 7

— Ну, тебе нравится в новой школе? — спросил однажды вечером Элистер, задрав голову к потолку. Семья доедала пирог с ревенем, над которым Элинор трудилась весь день, — он был почти, но не вполне, съедобен.

— Нет, там ужасно, — ответил Барнаби. — Воняет гнилыми фруктами, другие дети гадко относятся ко мне, и нас ничему по-настоящему не учат. Сегодня мы целый час изучали королей и королев Новой Зеландии, учились сажать картофельные деревья, а еще нам рассказывали, что столица Италии — Юпитер.

— На самом деле это же Барселона, правда? — уточнил Элистер, у которого цифры-то вполне могли складываться хорошо, но с географией, можно сказать, не сложилось. (Из Австралии он никогда не выезжал, конечно полагая, что обычным людям смотреть мир ни к чему. Вообще-то он не был нигде, кроме штата Новый Южный Уэльс. Да и дальше Сиднея никуда не ездил.)

— Потом миссис Хупермен-Холл сказала, что хочет устроить читательский клуб, и спросила, что мы предлагаем в нем почитать. Я предложил «Человека в железной маске», а она ответила, что нет, такие книги для нее слишком сложны и она не сможет спать по ночам, если у нее голова забита теориями заговора. Поэтому я вместо нее предложил «Бобби Брюстера — кондуктора автобуса», [5] а она сказала, что хочет читать только книжки про вампиров, потому что все они оригинальны и стимулируют.

— Что такое «стимулируют»? — спросила Мелани, задрав голову. Генри фыркнул в ревень, а Капитан У. Э. Джонз обреченно закрыл ушами морду.

— Мелани! — ужаснувшись, рявкнула Элинор. — Забудь такое слово. Я не потерплю, чтобы в этом доме кого-нибудь стимулировали, ты меня слышишь? Это ненормально.

— Меня вот никогда в жизни не стимулировали, — добавил Элистер. — А мне уже за сорок.

— Терпеть не могу эту школу, — пробормотал Барнаби. — Я там только с одним мальчиком дружу. У него руки — крюки.

— Отлично, — заметил Генри.

— Ничего отличного, — упрямо сказала Элинор, качая головой: мол, чего еще ждать от школы, в которую приняли ее сына. — Это ненормально, вот это как. Но все равно я рада, что ты там счастлив.

— Ничего я там не счастлив, — сказал Барнаби. — Я же только что сказал.

— Это мило, дорогой.

Но, как выяснилось, его учебе в академии «Юный лосось» все равно суждено было резко прекратиться. В следующую среду запах гнили, засаленные потолки, переполненные мусорные корзины, сигаретные ожоги на ковре, помада миссис Хупермен-Холл и клочья обоев — все это объединилось, и сам собой в углу длинного коридора начался пожар. Коридор этот делил самых новеньких учеников, еще на испытательном сроке, и тех, кто учился здесь пожизненно. Огонь ручейками побежал по ветхим коврам и породил много мелких костерков, облизал двери, прополз под ними, а оказавшись в классе Барнаби, быстро вскарабкался по стенам. Пищу себе он находил повсюду и с каждым поворотом становился все сильнее. Через несколько минут миссис Хупермен-Холл и все дети уже кричали и выламывали из окон древние стальные прутья, прыгали на крышу и съезжали вниз по водосточным трубам.

А Барнаби по-прежнему сидел, привязанный к стулу. Никто и не подумал его спасать.

— На помощь! — кричал он, дергая за веревки, но чем больше он дергал, тем туже затягивались узлы. — Помогите мне кто-нибудь!

Языки пламени росли, а одну стену класса огонь съел уже совсем. Барнаби закашлялся — у него в горле застревал дым, душил его, а из глаз лились слезы.

— На помощь! — снова крикнул он, но уже чуть слышно. Наверное, это последние слова, которые он произнесет в жизни, — он погибнет здесь, в огне, и никогда больше не увидит ни Элистера, ни Элинор, ни Генри, ни Мелани, ни Капитана У. Э. Джонза. Он еще раз сильно дернул за веревки на запястьях и щиколотках, но они по-прежнему не хотели развязываться. Опустив голову, Барнаби понял, что освободиться у него никак не получится и придется вытерпеть следующие несколько ужасных минут со всем мужеством, что он только сумеет в себе найти. Даже если бы теперь кто-то вернулся за ним, узлы затянулись так туго, что никаким человеческим рукам распутать их не под силу.

Именно поэтому ему очень повезло: у того единственного человека, который вернулся помочь Барнаби, руки были вовсе не человеческие. Вместо рук у него были замечательные крючья.

— Не двигайся, Барнаби, — крикнул Лиэм Макгонагалл. Он тоже кашлял и щурился от дыма, но старался не спускать глаз с веревок, а кончиками крючьев расплетал узлы, будто пинцетом. — Не дергай больше — так мне только труднее.

Барнаби послушался — и вскоре почувствовал, что его левой лодыжке стало гораздо свободней. А еще через секунду и вся нога освободилась. Потом — следующий узел, на правой ноге. За ним — левая рука, и тут же — правая. Лиэму все удалось: он развязал узлы.

— Ох, только не это, — сказал он, уцепившись крючьями за лодыжки Барнаби, поскольку его друг тут же направился к потолку, который уже превратился в оранжевое море огня. — Залезай мне на спину, Барнаби, и держись крепче.

Барнаби опять сделал, как ему велели, и оба мальчика добрались до окна, выпрыгнули и соскользнули вниз по водосточному желобу. О землю они стукнулись так, что не удержались на ногах оба, и Барнаби чуть не улетел опять. Только Лиэм был очень проворен — успел крепко схватить друга.

— Ну вот с ней и всё, — сказал Барнаби, глядя, как в пламени рушится ветхое здание.

— Они ее больше не смогут открыть, — сказал Лиэм.

Мальчики переглянулись и широко улыбнулись друг другу. Вероятно, то был покамест лучший день в жизни Барнаби Бракета.

Глава 5

Волшебник на мосту

Две недели спустя Барнаби лежал, привязанный к дивану в гостиной, и читал «Похищенного» Роберта Льюиса Стивенсона. В комнату вошла Элинор, за собой она тащила тяжелую посылку. На ней висела бирка: «Барнаби от Элинор Бракет (миссис)».

— Это мне? — спросил Барнаби, удивленно поглядев на маму.

— Да, это особый подарок, — ответила она. — Тебе понравится, честное слово.

Барнаби развернул обертку и увидел новенький рюкзак. Для него он был великоват, по бокам висели две крепкие лямки.

— Это для школы, — сказала Элинор. Она уже отчаялась найти для сына такую школу, о которой бы не слыхал никто из ее знакомых, и с неохотой все-таки выбрала местную начальную.

— Но у меня уже есть портфель, — сказал Барнаби.

— Да, но в нем ты носишь учебники. А этот новый… — объяснила Элинор. — В общем, попробуй его надеть и увидишь, зачем он.

Барнаби протянул руку, но, к своему удивлению, понял, что не может оторвать рюкзак от пола.

— Такой тяжелый, — сказал он. — Будто набит камнями.

— Не бери в голову, — сказала Элинор, а Капитан У. Э. Джонз забрел в комнату проверить, как там у хозяина дела. — Надевай — и все, ладно? Я хочу посмотреть, работает или нет.

Барнаби с трудом поднял рюкзак, и в итоге ему удалось накинуть лямку на левое плечо. Он чуть не упал, но и правую руку как-то исхитрился просунуть. Равновесие восстановилось. Ноги его несколько секунд повисели над землей, и он чуть подлетел кверху, но рюкзак был слишком тяжелый, и Барнаби снова опустился на пол. Ботинки с удовлетворительным стуком топнули по ковру.

Капитан У. Э. Джонз разочарованно гавкнул.

— Получилось! — воскликнула Элинор, радостно хлопнув в ладоши. — Я попросила в мэрии мешков с песком — сказала, что боюсь наводнения. В рюкзак положила два, чтобы уравнять твой вес. Идеально, правда?

— Но я же не смогу с ним ходить, — возмутился Барнаби. — Очень больно.

— Ох, не будь таким капризным.

Барнаби очень хотелось угодить маме, и он послушался, но далось это нелегко. Первую неделю все плечи у него были в синяках от такой тяжести, но со временем окрепли, и Барнаби уже почти не замечал веса. Он подрастал с каждым месяцем, Элинор клала в рюкзак все больше песка — и муки начинались сызнова. Однако странное дело — всякий раз, когда Барнаби приходилось вот так вот оставаться на земле, у него немножко болели уши.