С Барнаби Бракетом случилось ужасное, стр. 35

У Барнаби начало жечь в животе от мысли, что в больницу приедут его родители, а у входа — толпа журналистов. Но он кивнул, записал на клочке бумаги номер телефона, и доктор Уошингтон ушла, чтобы дать ему поспать.

Барнаби опять посмотрел в ночное небо. Веки у него тяжелели. Завтра он наконец-то снова увидит маму и папу, не говоря уже про Генри, Мелани и Капитана У. Э. Джонза. Завтра его отвезут домой в Киррибилли. Но что же на самом деле изменилось? Его выгнали из дому за то, что он не такой, как все прочие мальчишки, а он, хоть и научился многому в путешествиях, по-прежнему не умеет твердо стоять на земле.

Глава 24

Что бы ни значило «обычный»

Наутро Барнаби сидел на кровати и читал «Вокруг света за восемьдесят дней», которую ему принесли из больничной библиотеки. В световой люк у него над головой сияло солнце — прямо на страницы. От этого путешествие Филеаса Фогга и его верного камердинера Паспарту казалось только интереснее. Барнаби очень увлекся — Филеас только что опоздал на пароход из Гонконга в Йокогаму, — но тут дверь палаты распахнулась.

— Барнаби! — воскликнули хором два голоса.

Барнаби поднял голову: в дверях стояли два человека, и лица у них были какие-то тревожные.

— Привет, мам, — сказал Барнаби, отложив книгу. Он удивился, что и сам скорее тревожится, а не просто рад встрече. — Привет, пап.

— Мы не знали, что с тобой стало, сын, — сказал Элистер, подходя к кровати. Он хотел было неловко обнять мальчика, но передумал и ограничился тем, что пожал ему руку. Барнаби решил, что странно так говорить. Он же явно был посвящен в план: Барнаби отлично помнил странный разговор родителей за завтраком в тот день.

— Здравствуй, Барнаби, — сказала Элинор, нагнулась и поцеловала его в щеку. Она держалась так, словно ничего ужасного у Кресла миссис Мэкуори никогда не случалось. Барнаби вдохнул аромат ее духов — от мамы знакомо пахло домом. Ему стало одновременно очень одиноко и очень печально. — Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — ответил Барнаби. — Я не болею.

— Тогда тебе и в больнице не место, правда? Обычно люди не бывают в таких местах, если с ними все в порядке.

— Вы это врачам расскажите, — сказал Барнаби. — Они меня сами сюда привезли. Когда я вернулся из космоса, то есть.

Садясь на краешек кровати, Элинор вздохнула. Провела пальцем по тумбочке — нет ли на ней пыли.

— Все эти разговоры про космос — чепуха на постном масле, — сказала она. — Я уже устала их слышать. Обычно люди не отправляются исследовать какие-то другие миры, если сами в них не живут. У нас тут вполне превосходная планета, если тебе интересно знать мое мнение.

— В этом ты права, Элинор, — поддакнул Элистер, расположившись на единственном стуле в палате. — Не понимаю я этих исследователей. Чем они вообще себе думают?

— Но если б не было никаких исследователей, никто бы не открыл Америку, — сказал Барнаби.

— Вот именно, — хором сказали мама и папа и переглянулись.

После этого все замолчали на несколько минут. В палате стало как-то очень неловко. Если б они могли видеть, как неощутимо тускнеет краска на стенах, они бы увидели. Если бы могли слышать, как неощутимо у них на головах растут волосы, они бы услышали.

— Как Генри? — спросил Барнаби, нарушив молчание. Жалко, что брат не пришел в больницу навестить его.

— Генри как Генри, — пожала плечами Элинор, словно это ответ. — Нормально. Совершенно обычно.

— А Мелани?

— Тоже нормально. И тоже вполне обычно.

Барнаби кивнул — слышать это было все-таки приятно.

— А что с Капитаном У. Э. Джонзом? — спросил он.

— Честно говоря, — ответил Элистер, — Капитан У. Э. Джонз в последнее время что-то загрустил. Как-то медленно хвостом виляет.

— Чепуха, — возразила ему Элинор. — Собака как собака — они все такие. Совершенно обычное дело для собаки — грустно выглядеть, и Капитан У. Э. Джонз — совершенно обычная собака. Мысленно по-прежнему гоняется за белками. В общем, твои брат и сестра через некоторое время тебя тут навестят. Они страшно хотят тебя повидать.

— А просто домой вернуться мне что, нельзя? — тихо спросил Барнаби, толком даже не зная, что они ему на это ответят, да или нет. — Я бы с ними тогда и встретился дома.

— Конечно, можно, — сказала Элинор, немного отстранившись: через световой люк над кроватью Барнаби солнце падало прямо на нее. — Если ты этого хочешь, — тише добавила она.

Барнаби задумался. Наверное, этого он и хочет. В конце концов, куда ж еще ему идти, как не домой?

— Вот только тут это… вот что, — произнес Элистер, тщательно откашлявшись и выпрямившись на стуле так, словно ему предстояло сообщить важное известие. — Мы с твоей мамой… в общем, мы совещались с тех пор, как вчера вечером нам позвонила доктор Уошингтон и сказала, что ты здесь. Это касается всех твоих полетов. Давай будем честны, сын: мы мирились с ними, сколько могли. Восемь лет — уже почти девять. Обычные семьи столько не выдерживают.

— Мы и есть обычная семья, Элистер, — настойчиво поправила его Элинор и сердито посмотрела на мужа, а затем перевела взгляд на Барнаби: — Но твой отец прав. Ты восемь лет летал себе под потолком, валялся там на своем матрасе «Беллиссимо» средней жесткости из «Дэйвида Джоунза», отказывался ходить в обычные школы…

— Никуда ходить я не отказывался, — сказал Барнаби и сел на кровати. — Это вы меня отправили в академию для нежеланных детей «Юный лосось». Я с самого начала туда не хотел.

— Ох, ну вот ты к нам придираешься. Суть в том, что, если ты собираешься вернуться домой в Киррибилли, тебе придется раз и навсегда прекратить всю эту белиберду. Хватит привлекать к себе внимание. Сегодня утром возле нашего дома опять собрались фургоны телевидения — выспрашивали про мальчика, который вернулся из космоса, про мальчика, которого на земле ничем не удержишь, про мальчика, который умеет летать, как воздушный шарик. Совсем как в тот раз, когда ты утверждал, будто влез на мост десятимиллионным человеком.

— Но я ведь даже не знал, что окажусь десятимиллионным! — закричал Барнаби, очень огорчившись от такой несправедливости. — Для меня это был такой же сюрприз, как и для вас.

— Ты не можешь не привлекать к себе внимания, правда? Вот в чем вся проблема. А мы этого терпеть больше не намерены. Вот мы тебя и спрашиваем, Барнаби, — если ты вернешься с нами домой, даешь ли ты слово быть как все? Обычным мальчиком? И навсегда прекратить это свое летание?

— Возможно, ему и не придется ничего обещать, миссис Бракет, — раздался женский голос. Все повернулись к дверям — там стояла доктор Уошингтон, в руках у нее был планшет с какими-то графиками и таблицами. Она представилась родителям Барнаби, быстро осмотрела их, послушала через стетоскоп, смерила температуру и улыбнулась. — Мне кажется, у меня для вас есть хорошие новости, — сказала она.

— Ну, нам они сейчас уж точно не помешают, — устало произнесла Элинор в ответ. — Что такое?

— Мне интересно, вы когда-нибудь водили Барнаби на прием к ушному специалисту? Когда он был маленький, я имею в виду?

— Нет, — покачала головой Элинор. — Мальчик почти все время проводил на потолке. И у него с ушами все в порядке. Совершенно обычные у него уши. А в чем дело?

Доктор Уошингтон немного помялась, сверилась с таблицей, а затем кивнула — очевидно, выводы ее удовлетворили.

— Вчера, — объяснила она, — когда привезли вашего мальчика, Космическая академия попросила меня полностью освидетельствовать его, чтобы убедиться, что он не принес с собой на Землю никакой космический вирус.

— Вы же не хотите сказать, что он его принес? — воскликнула Элинор, всплеснув руками. — И это станет его последним глупым капризом? Превратиться в носителя какой-то злонамеренной инопланетной формы жизни?

— Нет, с ним все в полном порядке, миссис Бракет, — покачала головой доктор Уошингтон. — На самом деле, похоже, его организм не проявляет никаких негативных реакций на то, что мальчик провел всю последнюю неделю в глубоком космосе.