Сознавайтесь, Флетч!, стр. 4

— Нет, Гроувер, — Флинн встал. — Моя интуиция возражает.

— Сэр!

— Я уверен, что вы правы, Гроувер, но помните, пожалуйста, о том, что мне не довелось получить столь блестящую подготовку, характерную для полицейских Бостона. Не сомневаюсь, что любой из ваших не менее опытных коллег в мгновение ока упек бы мистера Флетчера за решетку. Но в аналогичных случаях, Гроувер, решающую роль играет именно неопытность.

— Инспектор Флинн…

— Тихо. Тихо. Если этот мужчина виновен, а вероятность этого по-прежнему велика, мы найдем новые свидетельства его вины. Если б я сам не видел чемоданы в прихожей, то подумал бы, что все его россказни — ложь. Я подозреваю, что так оно и есть. Я впервые вижу человека, пишущего об изящных искусствах, и не убежден, что среди ему подобных преобладают лжецы и убийцы.

— Полагаю, вы собираетесь запретить мне покидать город, — предположил Флетч.

— Отнюдь. Наоборот, мистер Флетчер, если вы покинете город, ситуация станет еще более интересной.

— Я пошлю вам почтовую открытку.

Флинн посмотрел на часы.

— Что ж, если Гроувер отвезет меня домой, я как раз успею выпить чашку настоя ромашки с моей Элзбет и детками.

— Отвезу, инспектор, — Гроувер открыл дверь в опустевшую прихожую. — Я хочу поговорить с вами.

— Разумеется, хотите, Гроувер. Я в этом не сомневаюсь.

Глава 4

Утром Флетч позвонил в Рим. Обычно требовалось немалое время, чтобы соединиться с другим берегом Атлантического океана, да и на поиски Анджелы ди Грасси всегда уходили драгоценные минуты, но на этот раз, к его полному изумлению, Рим дали мгновенно, а Анджела взяла трубку после первого звонка.

— Энди? Добрый день.

— Флетч? Ты в Америке?

— Прибыл благополучно. Думаю, теперь и ты сможешь долететь до Бостона целой и невредимой.

— О, я с удовольствием.

— Я застал тебя за ленчем?

— Да.

— Что ты ешь?

— Холодную спаржу под майонезом. И клубнику. Ты позавтракал?

— Нет. Я еще не вставал с постели.

— Это хорошо. Какая у тебя кровать?

— Великовата для одного.

— Других, по-моему, просто нет.

— Наверное, ты права. Кровать всю ночь мешала мне спать, нашептывая: «Энди! Энди! Где ты? Нам тебя не хватает…»

— Моя кровать шептала мне то же самое. Какая у вас погода?

— Не знаю. Из-за тумана ничего не видно. А как идет сражение?

— Без особых успехов. Весь день я провела с адвокатами и комиссарами каких-то ведомств. Но не выяснила ничего определенного. Все чиновники говорят нам, что он мертв, мы должны считать его умершим, свыкнуться с этим и продолжать жить. Поэтому, собственно, мы и организовали похороны. Но адвокаты настаивают, что все должно оставаться в подвешенном состоянии, пока мы не получим исчерпывающей информации. Помнишь мистера Роселли? Он присутствовал на папиных похоронах в понедельник. Папин адвокат. Скорбел больше всех. Все время сморкался в носовой платок и вытирал слезы. А днем позже, вчера, он вскидывает руки вверх и говорит, что они ничего не могут сделать, пока не будут знать наверняка, что папа умер.

— И что ты собираешься делать?

— Попытаюсь переломить их. Все мне очень сочувствуют.

— Но не ударяют пальцем о палец.

— Я слышала, что адвокаты все такие. Выдаивают наследство, как корову, забирают львиную долю на гонорары, а ошметки оставляют родственникам.

— Иногда случается и такое.

— И Сильвия, моя дорогая мачеха Сильвия, как всегда, в своем амплуа. Каждые десять минут она объявляет себя графиней ди Грасси. Должно быть, в Риме уже каждый швейцар знает, что она — графиня ди Грасси. А я вроде бы беспризорница.

— Почему бы тебе не бросить эту тягомотину и не прилететь сюда?

— В этом все дело, Флетч. Каждый считает своим долгом сказать нам, приспосабливайтесь и живите, как будто ничего не случилось. Но мы не можем жить, не получая денег из наследства отца. А на него наложен арест.

— Не понимаю, почему тебя это тревожит. Мы с тобой поженимся, и ты будешь спокойно дожидаться, пока адвокаты уладят все наследственные споры. Забудь обо всем и приезжай.

— Не могу, Флетч, плевать я хотела, сколько будут улаживаться все эти дела. Не нужны мне сейчас ни этот старый дом, ни деньги отца. Но я хочу, чтобы огласили завещание. Хочу знать, кому отходит основная часть наследства — третьей жене моего отца или его единственной дочери. Мне это важно.

— Почему?

— Если все отходит Сильвии, прекрасно. Отец вправе принять такое решение. Оспаривать его я не буду. Если я потеряю фамильный дом, уйду, не оглядываясь. И ни когда больше не подумаю, что несу ответственность за стариков-слуг. Ты же знаешь, Флетч, Риа и Пеп воспитывали меня с самого детства. Если же большую часть состояния получу я, мне и заботиться о них. А сейчас я ничего не могу для них сделать. Даже ответить на вопросы, которые читаю в их взглядах. И пока отвечаю за них. А Сильвия может брать свой драгоценный титул и катиться с ним к чертовой матери.

— Энди, Энди, это же одни эмоции.

— Да, эмоции. Мне все равно, будет исполнена воля отца или нет. Но я хочу знать, что написано в завещании.

— Я удивлен, что ты не можешь узнать у Роселли содержание завещания.

— Роселли! Маленькой он качал меня на колене. А теперь не говорит ни слова!

— Может, тебе снова покачаться на его колене?

— И Сильвия ни на шаг не отпускает меня. Или говорит каждому встречному, что она — графиня ди Грасси, или пытается выяснить, что я намерена делать. И поминутно повторяет: «Куда уехал Флетчер? Почему туда? Чем он занимается в Бостоне?»

— Ты ей сказала?

— Сказала, что ты полетел в Бостон по личному делу. Касающемуся только тебя.

— Послушай, Энди. Не забывай, почему я в Бостоне.

— Лучше бы тебе поскорее найти их, Флетч. Дело принимает серьезный оборот. Если Сильвия унаследует состояние отца, едва ли она позаботится о слугах. Какие у тебя успехи?

— Хорэн, владелец галереи, звонил вчера вечером. Практически сразу после моего приезда.

— Что он сказал?

— Он никогда не слышал о такой картине. Сегодня утром я с ним встречусь.

— Он никогда не слышал об этой картине Пикассо?

— Так он сказал.

— И что ты думаешь?

— Не знаю. По голосу не чувствовалось, что он лжет.

— Это ужасно, Флетч. Но все-таки тебе легче, чем мне, Флетч. Не нужно общаться с Сильвией, графиней ди Грасси.

— Послушай, Энди, я хочу попросить тебя об одной услуге.

— Все, что хочешь, душа моя.

— Не смогла бы ты съездить в Канья?

— Сейчас?

— На вилле поселился этот Барт Коннорс. Один из нас должен взглянуть на него.

— А почему? Тебе не понравилась квартира?

— Да нет, квартира хорошая. Но некоторые события разбудили мое любопытство.

— И я должна ехать в Канья только потому, что проснулось твое любопытство?

— Я ради твоего любопытства прилетел в Бостон.

— Флетч, если я уеду из Рима, оставлю Роселли и других старых обезьян на съеденье Сильвии…

— Уверяю тебя, ничего не случится. Я не просто так интересуюсь Коннорсом, Энди. Надо узнать, что он за человек.

— Правда, Флетч?

— Возьми, «порше», поезжай на поезде, доберись до Генуи самолетом и там возьми машину напрокат. Подумай, что для тебя легче всего. Тебе хватит дня, максимум, двух.

— Неужели ты действительно думаешь, что я смогу обернуться так быстро?

— Пожалуй, нет. Но мне нужно знать, кто такой Коннорс.

— Наверное, тебя больше заботит твоя драгоценная вилла.

— Ты поедешь?

— Конечно. Разве я могу отказать тебе?

— А я уж подумал, что услышу от тебя — нет.

— У меня и в мыслях такого не было. Я оставлю наследство моего отца этим волкам-адвокатам и лисице Сильвии и полечу посмотреть, всем ли доволен твой жилец.

— Я ценю твое самопожертвование.

— Могу я сделать что-нибудь еще, о босс?

— Да. Взглянув на Коннорса, прилетай в Бостон. Тебе никогда не приходилось предаваться любовным утехам в тумане?