Лилит, стр. 2

Слуга ответил, что никогда его не видел, несмотря на то, что служил в доме с тех пор, как моему отцу исполнилось восемь лет. Мой дед ничего не хотел об этом слышать, он объявил, что тот, кто хотя бы заикнется об этом, будет уволен без предупреждения; он заявлял, что вся эта болтовня – только предлог для служанок для того, чтобы сбежать к приятелю!.. Ведь старый сэр Ральф не верил ни во что, что он не мог бы увидеть или потрогать руками. Никто из горничных никогда и не говорил о том, что они видели привидение, но ливрейный лакей оставил службу как раз из-за него.

Одна древняя старуха из деревни рассказала ему как-то легенду о мистере Рэйвене, который долгое время служил «этому сэру Апводу, чей портрет висит там, среди книг…».

«Сэр Апвод был большой читатель, – говорила она, – и не только те книги читал он, которые полезны человеку, но также странные, запретные и злые книги; а к этому его подстрекал мистер Рэйвен, который, верно, был сам дьявол во плоти. Внезапно оба они исчезли, и о сэре Апводе никто больше не слышал, но мистер Рэйвен продолжал время от времени появляться в библиотеке.»

Были некоторые, кто верил в то, что он и не умер вовсе, но они оба (дворецкий и старая женщина) считали, что легче поверить в то, что умерший человек может иногда посещать оставленный им мир, нежели в то, что некто, живущий вот уже сотни лет, может вообще быть человеком.

Слуга никогда не слышал, чтобы мистер Рэйвен когда-либо вмешивался в домашние дела, но, видимо, он решил сохранить за собой привилегию заботиться о книгах. Откуда старая женщина столько могла узнать о нем, дворецкий сказать не мог, но ее описание точно соответствовало тому, что я сам недавно видел. «Я надеюсь, это был лишь визит вежливости со стороны старого джентльмена», – заключил дворецкий с вымученной улыбкой.

Я ответил, что у меня нет возражений. Пусть себе старый джентльмен является сколько угодно раз, но было бы неплохо, чтобы он, дворецкий, сохранил в силе свое решение не говорить ничего об этих визитах слугам. Затем я спросил его, видел ли он когда-нибудь покалеченный том не на месте. Он ответил мне, что нет, никогда не видел и всегда считал его неотъемлемой частью двери в кабинет. С чем он и подошел к этой книге и дернул ее. Та казалась несдвигаемой.

Глава 2

ЗЕРКАЛО

Несколько дней ничего особенного не происходило.

Кажется, прошло что-то около недели, когда случилось то, о чем я собираюсь рассказать.

Я часто думал о том куске манускрипта и неоднократно пытался изыскать какой-либо способ вытащить его, но тщетно: я так и не смог найти то, что так прочно его держало.

Но я решил как-нибудь провести полный осмотр всех книг кабинета; его атмосфера внушала мне опасения за их сохранность. И в один прекрасный день это намерение внезапно превратилось в твердое решение и я уже было поднялся со стула, дабы претворить его в жизнь, когда увидел, как старый библиотекарь идет от двери кабинета в дальний угол комнаты.

Скорее, пожалуй, следовало бы сказать, что я уловил нечто призрачно похожее на тощего, сутулого человека в поношенном френче, ниспадающем почти до пят, слегка разлетающиеся от ходьбы фалды которого открывали тонкие ноги в черных чулках и большие ступни в широких, похожих на домашние тапочки туфлях.

Я тут же последовал за ним. Возможно, я преследовал тень, и так не бывает, но я не сомневался, что что-то я точно преследую.

Он покинул библиотеку, пересек зал до подножия огромной лестницы, поднялся на второй этаж, в парадные комнаты. Я шел за ним по пятам через эти комнаты, и вскоре мы оказались в широком коридоре, у подножия более узкой лестницы, ведущей на третий этаж, и по ней он поднялся тоже. А когда я достиг верхушки этой лестницы, то (хотя это может показаться странным) оказался в той части дома, которая почти не была мне знакома.

У меня никогда не было брата или сестры, чтобы затеять с ними возню (так дети узнают все щели и закоулки собственного дома); я был еще совсем маленьким, когда мой опекун забрал меня отсюда. И я не возвращался до тех пор, пока около месяца назад не получил этот дом в собственность.

Коридоры, один за другим, привели нас к основанию винтовой деревянной лестницы, и мы стали подниматься по ней. Каждая ступенька отзывалась моим шагам скрипом, но шаги моего провожатого были бесшумны. Где-то на середине лестницы я потерял его из виду, и, когда я поднялся наверх, нигде не было видно этого будто сотканного из тумана призрака.

Я оказался на большом чердаке, где над моей головой нависали громадные балки и стропила, вокруг меня – простор, двери тут и там, уходящие вдаль перспективы, чей мрак был разрежен несколькими затянутыми паутиной потайными окнами и небольшими тусклыми световыми люками. Я вглядывался в огромные пространства чердака со смешанным чувством благоговейного страха и удовольствия – они ведь были моими собственными и еще не исследованными.

Посреди чердака была загородка из некрашеных нетесаных досок, дверь в нее была приоткрыта.

Я подумал, что м-р Рэйвен, вероятно, там; толкнул дверь и вошел.

Маленькая комната была залита светом. Такой свет бывает в покинутых местах, он уныл и печален и (так как проку от него было здесь немного), словно был полон сожаления о собственном появлении здесь.

Несколько тусклых утренних лучей, проложивших себе дорогу сквозь поднявшееся облако пыли, падали на длинное пыльное зеркало, старинное и слишком узкое – оно выглядело, как обычное прозрачное стекло. Оно было вставлено в раму из черного дерева, увенчанную черным орлом с распростертыми крыльями. Орел держал в клюве золотую цепочку с черным шаром на конце.

Я хотел осмотреться, нет ли еще здесь чего-нибудь, кроме зеркала, когда вдруг осознал, что оно не отражает ни комнату, ни собственно меня. Мне показалось, что я вижу перед собой растаявшую стену, но сие превосходило всякое вероятие – мог ли я ошибаться, решив, что передо мной стекло, закрывающее прекрасную картину?

Передо мной открылась дикая, вересковая страна. Пустынные невысокие холмы (правда, иногда странного вида) занимали средний план, у линии горизонта простирались вершины далеких гор, выстроившихся в ряд; на переднем плане была вересковая пустошь, плоская и унылая.

Я близорук, поэтому я подошел поближе, чтобы получше рассмотреть поверхность камня, лежащего у самой рамы картины, и вдруг передо мной торжественно прошествовал большой и древний ворон, иссиня-черный цвет перьев которого тут и там смягчался серым.

Похоже, он искал червей.

Ничуть почему-то не удивившись появлению живого существа в картине, я сделал еще один шаг вперед, чтобы получше его рассмотреть, споткнулся обо что-то (может быть, о раму зеркала) и оказался нос к носу с птицей.

Я был на открытом воздухе и вокруг меня была безлюдная вересковая пустошь.

Глава 3

ВОРОН

Я обернулся и посмотрел назад – там все было расплывчатым и изменчивым: так бывает трудно отличить облако от горного склона и туман от поля, над которым он висит. Ясно было одно – ничего подобного я никогда не видел. Мое воображение увлекло меня в мир иллюзий и мне надо было до чего-нибудь дотронуться, чтобы развеять наваждение. Я вытянул руки и пошел в этом направлении, ощупывая пространство вокруг себя. Если бы мне повезло, то там, где я не мог ничего разглядеть, я, возможно, смог бы что-нибудь нащупать. Но искал я напрасно.

И тогда я инстинктивно повернулся к ворону, как к единственному живому существу, находящемуся поблизости. Ворон стоял неподалеку, глядя на меня с выражением одновременно почтительным и насмешливым. Внезапно до меня дошло, насколько абсурдно искать поддержки у подобного существа, и я, ужаснувшись, снова затравленно и смущенно огляделся по сторонам.

Не попал ли я, часом, в страну, в которой материальные связи и физические законы нашего мира являются недействительными? Может ли человек одновременно стремиться в царство порядка и быть игрушкой беззакония? Все же я видел ворона, чувствовал под ногами землю, слышал шум ветра в траве.