Шустрая рыжая лисица, стр. 21
– Я ожидал от вас более гневной реакции, – заметил я.
– По правде говоря, там были и другие снимки с Нэнси. Их прислали моему отцу с запиской, в которой требовали денег. У них было очень неприятное объяснение. Потом она уехала. Он показал мне фотографии. Папа был в отчаянии. Сердце его было разбито. Он попросил меня уничтожить фотографии, что я и сделал; Через несколько дней, когда Нэнси уже уехала, кто-то позвонил отцу по телефону насчет денег. Он велел им убираться к черту и сказал, что они могут делать с фотографиями все, что им заблагорассудится.
– С полицией он не связывался?
– Нет.
– Звонивший угрожал ему?
– Нет. Он был достаточно любезен. Папе показалось, что у него был британский выговор, свойственным низшим классам. Сказал, что, возможно, перезвонит попозже, но, насколько я знаю, так и не перезвонил. Один из снимков запечатлел... ну, в общем, там был изображен Вэнс Макгрудер с моей сестрой. Я был взбешен и отправился к нему. Он был один в доме – Пэтти ушла от него. Позднее я узнал, что их брак был признан фиктивным. Он выслушал меня с полным безразличием и без тени раскаяния. Потом заявил, что в няньки ни к кому не нанимался, а если я рассчитывал на что-то другое, то это мои проблемы. Где Нэнси, он не знал, да и знать не хотел. А я-то рассчитывал, что она там, с ними. Еще я поинтересовался, кто фотографировал... этот цирк.
– Он знал – кто?
– Нет. Сказал только, что никто из участников оргии ничего не фотографировал. Предположил, что снимали сильным объективом.
– Но он хотя бы удивился при виде этих снимков?
– Нет. Я даже подумал, не обращались ли уже и к нему с требованием денег.
– И вы его об этом спросили?
– Нет. Он казался обеспокоенным, и ему явно не терпелось меня поскорее выпроводить.
– Вы знаете кого-нибудь из людей, изображенных на снимках?
– Рядом с Макгрудером один парень, художник, которого я... – Он внезапно замолчал и, нахмурившись, посмотрел на нас. – А с чего вы так интересуетесь этими снимками, мистер Макги?
Я пожал плечами.
– Думаю, это вполне естественно. Мистер Берли тоже интересовался. Они в некотором смысле влияют на самооценку девушки. Пожалуй, если бы она убедилась, что это действительно заговор и что все было подстроено, то почувствовала бы себя лучше.
– Мистер Макги, если у Нэнси и были когда-либо шансы унаследовать половину имущества, то они исчезли задолго до этой истории с фотографиями, поверьте мне. Естественно, я буду материально поддерживать Нэнси до конца ее жизни. Но ваши вопросы, пожалуй...
– О, мистер Эббот, не думаю, что она причинит вам большие неприятности.
– Не понимаю, как она вообще может причинить мне неприятности.
Я улыбнулся и снова пожал плечами.
– Возможно, институт захочет пригласить адвоката, чтобы дать ей профессиональный совет. Согласитесь, ее история звучит вполне правдоподобно, а состояние, как вы говорите, весьма значительное... Хотя, возможно, все это повлечет за собой лишь отсрочку официального утверждения завещания...
Он изучал ноготь на своем большом пальце. Отгрыз от него кусочек, встал, подошел к окну и остановился, переминаясь с ноги на ногу.
– Она действительно кажется счастливой там, на острове?
– У нее там есть друзья. И иллюзия свободы.
Не поворачивая головы, он процедил:
– А это ухудшение, о котором вы говорите, оно прогрессирует?
– Судя по всему.
– Если я буду оплачивать дополнительное лечение, скажем... ну, еще месяцев шесть, к концу этого периода она...
– Пусть будет восемнадцать месяцев.
– Согласен на год. Но не больше.
– Я так и передам мистеру Берли.
Он глянул на часы.
– Элейн нервничает, если я оставляю ее там одну слишком долго. Гм... спасибо за информацию. До свидания. – Он вышел, не взглянув ни на кого из нас.
Когда мы спускались в лифте, Дэна посмотрела на меня и медленно покачала головой:
– Ну вы и штучка. Я просто не ожидала. У вас ни стыда ни совести. Вы просто мерзавец, Трев. Он же решил, будто вы намереваетесь поделить дополнительную сумму с мистером Берли и предъявить иск от имени Нэнси, если не заплатить. А как вы держались – воплощение альтруизма и любезности! Ну и ну!
– Он верит только в корысть и мошенничество.
– После общения с такими людьми хочется помыться. Лучше бы его не оставляли наедине с его дорогим папочкой – сыночку явно невтерпеж.
Прежде чем завести мотор, я повернулся к Дэне и сказал:
– Итак, подведем итоги.
Помолчав, она сказала:
– Нам удалось узнать, что фотографии не были заказаны Алексом, что человек, сделавший или распорядившийся их сделать, говорит с простонародным британским акцентом и что Макгрудер знал о фотографиях. Так... что же еще? Дайте подумать. Ах да, брак Макгрудеров признан фиктивным. Я что-то упустила?
– Нет. Вы как всегда молодец, Дэна.
Итак, мы снова направились в центр города. На мой взгляд, Сан-Франциско – самый унылый город Америки. Хотя те, кто недавно приехал сюда, возможно, с этим не согласятся. Их, вероятно, очаровывают эти улицы, круто поднимающиеся вверх; этот мост над страной красных деревьев, такой загадочный в туманную ночь; эти расположенные по соседству и в то же время такие обособленные кварталы – китайский, испанский, греческий, японский; беззаботные нарядные женщины, а также слава одного из главных культурных центров Америки. Все это, несомненно, производит на новичков впечатление.
Я любил этот город когда-то. Он почему-то представлялся мне необузданной, эксцентричной, но по-своему милой девушкой, любительницей прогулок под дождем, с серыми глазами и копной темных волос – гибкой, веселой, способной смеяться не только над вами и вместе с вами, но порой и над самим собой. Мастерицей рассказывать необычные и милые истории. Девушкой, которую хочется любить безоглядно.
Но не сумев эту любовь оценить, она раздавала себя направо и налево, а теперь вот продается туристам. Она уже давно всего лишь пытается подражать самой себе. Фигура ее расплылась. Все, что она говорит, – механическое повторение заученных наизусть фраз. А цены за разные циничные, бесстыдные услуги она все более завышает...
Может быть, если вы родом из Дейтона, Амарилло, Уилинга, Скрэнтона или Камдена, этот город и покажется вам чудесным, потому что вам просто не с чем сравнивать. У Сан-Франциско была возможность возродиться, стать прежним, но он ее упустил и с тех пор катится под откос. Вот почему он нагоняет такую тоску на всех, кто знавал его в былые времена. Немногие из его прежних поклонников сохранили в себе остатки любви к нему.
Глава 8
Идти по остывшему следу – занятие, сопряженное чаще всего со сплошными разочарованиями. Но на сей раз я бы этого не сказал. Расследование продвигалось весьма неплохо – возможно, потому, что нас было двое, и наши догадки, предчувствия, идеи дополняли друг друга.
Кэзуэлла Эдгарса мы нашли в Сосалито. По сравнению со своим фотоизображением выглядел он фунтов на двадцать потяжелее и жил в невообразимом беспорядке – настоящем хлеву, хотя и в дорогом доме, принадлежащем костлявой блондинке, которой уже основательно перевалило за пятьдесят. Одетая в крайне тесные брючки, она все время весело, по-девичьи подхихикивала. По ее словам, Кэсс как раз собирается хорошенько потрудиться, подготовиться к персональной выставке, которую она для него организует. Их музыкальная система была вполне способна разнести стены дома, будь он чуть похлипче. Дама щеголяла грязными лодыжками и немытой шеей; глаза ее, когда-то более темные, теперь явно выцвели. Судя по их поведению, оба они явно чего-то наглотались. В доме пахло как в старой прачечной. Все в этой парочке создавало впечатление неряшливости, безысходности и, пожалуй, даже опасности. Нетрудно было догадаться, что, продолжая вести такую непутевую жизнь, они рано или поздно устроят в доме пожар и будут визжать при этом от восторга, пока вдруг не обнаружат, что все выходы для них отрезаны. Дама не переставая болтала о «бедном старине Генри», который, кажется, был ее мужем, только я никак не мог понять, жив он или умер. В последнем случае вполне можно было предположить, что похоронен он прямо там же, во дворе, под сорняками. Эдгарс абсолютно ничего не знал о фотографиях, но без труда вспомнил о тех событиях: