Не суди меня, стр. 54

Джейк лежала на боку у стороны бара, куда ее грубо спихнули капота большой машины, на которую она упала из окна. На ней был только тонкий сатиновый халатик, расстегнутый и практически весь задравшийся до самой шеи.

Недовольно хмыкнув и поморщившись, Тид с трудом поднялся доковылял до нее, первым делом спустил халат с шеи, обернул вокруг тела. Затем нашел замок «молнии», но она долгое время упрямо не поддавалась. Наконец язычок вошел в прорезь и он смог закрыть «молнию» до самого верха, прикрыв обнаженную белизну прекрасного девичьего тела, нежная кожа которого практически не пострадала. На нем совсем не было крови – но у Джейк вдруг появились новые, совершенно необычные пропорции, пропорции девушки из уже совершенно иного мира...

С трудом сев на корточки, Тид пристроился спиной к хромированному, покрытому крупными точками ржавчины бамперу машины и только потом мягко опустил голову Джейк себе на колени.

Когда яркий свет полицейских фонарей заслепил ему в глаза, Тид сильно сощурился, прикрыл их ладонью. Его язык с трудом ворочался от медленно, невыразимо медленно произносимых им слов, когда над ним наклонилось сразу несколько голов.

– Последний этаж... Девушка...

Много позже, уже в нормально освещенном месте, над ним откуда-то с сияющего, залитого солнцем небосклона склонилось бледное как смерть лицо капитана Лейтона, а его тонкие, змеиные губы, кривясь и извиваясь, произносили слова одной неразрывной цепочкой, понять которую было просто невозможно.

– Раваля застрелили? Может, он был ранен?

– Потом, потом, потом...

– Раваля ранили?

– Не знаю, – прошептал Тид. – Не знаю, не знаю! – Он замолчал, но слова эти продолжали настойчиво повторяться и повторяться у него в голове. Пока не потеряли смысл. А вместо лица Лейтона появилась зияющая дыра бесконечного туннеля, в которую влетали, бесследно пропадая в ее тьме, те же самые слова: «Не знаю, не знаю... Я не знаю»!

А затем из наклонной трубы этого туннеля к нему выбежала она. Радостно смеясь, с блестящими от счастья глазами, не скрывая своего огромного, поистине неизмеримого восторга! Подбежав, она прижалась к нему, и он содрогнулся, потому что она была из ледяного камня, с лицом Барбары на изуродованном теле...

Глава 15

У медсестры было лицо цвета мокрой половой тряпки, волосы – медной проволоки, а тело весьма внушительных размеров и пахло тальком. Она подкатила кресло-каталку поближе к кровати и радостно улыбнулась. Можно сказать, просто засияла.

– Сегодня, мистер Морроу, мы сможем провести в солярии уже чуть больше времени. Ну разве это не прекрасно?

Тид посмотрел на нее:

– Слишком уж это будет весело.

Улыбку с ее лица будто стерли.

– А теперь повернитесь и положите ладони на ручки кресла. Я подержу его, а вы, пожалуйста, потихоньку в него пересядьте.

Он послушно сделал, как она просила. Причем про себя отметил, что пересел в кресло заметно легче, чем раньше.

– Хотите взять с собой что-нибудь почитать? – спросила медсестра.

– Нет.

Медсестра обошла вокруг кресла и посмотрела на Тида в упор откровенно сердитым и неодобрительным взглядом голубых глаз:

– Мистер Морроу, значительная доля успешного процесса выздоровления во многом зависит от отношения пациента. Мне кажется, вам следует разрешить этим людям навестить вас. Уверена, это подбодрит вас.

– Уверены? На самом деле уверены?

– Вот видите, как вы со мной разговариваете?!

Он сделал глубокий вздох:

– Послушайте, мисс Мишн, рано или поздно я, само собой разумеется, начну принимать посетителей, но в данный момент мне пока совершеннее не хочется никого видеть. Не хочется читать ни книги, ни газеты. Мне вообще не хочется ничего делать! Только слушать, как крутится наш мир и как растет трава.

– Было так плохо, да? Эта бедная девушка и то, как...

– И разговаривать об этом мне тоже совершенно не хочется! Я ведь, кажется, уже предупреждал вас об этом.

– Но мистер Севард весьма настойчив. Приходит к вам дважды в день. Каждый день, мистер Морроу!

– Не сочтите за труд сделать мне одолжение, мисс Мишн, и пошлите его к чертовой матери. От моего имени... А теперь давайте катите это чертово кресло. Поехали!

Когда мисс Мишн огорченно пожимала плечами, ее белоснежная накрахмаленная форма приятно шуршала. Она прокатила кресло через дверь палаты к лифту, который поднял их на самый верхний этаж. В это время утра в солярии было много народу, но при их появлении все разговоры мгновенно смолкли и все глаза уставились на Тида. С нескрываемым жадным любопытством: еще бы, жертва кровавой разборки, в него всадили две пули! Когда привезли сюда, в нем оставалось всего литра полтора крови, не больше. Пока везли, в машине «Скорой помощи» всю дорогу вливали ему плазму, только тем и спасли. А когда его нашли, он качал ту мертвую девушку и все время разговаривал с ней. Совсем как с живой...

– Вон туда, в тот угол, – попросил Тид.

Она оставила его одного, перед самым уходом сказав:

– Я вернусь ровно через час. Если вам что-нибудь понадобится, попросите вон ту медсестру, и она все сделает.

Ее каблуки глухо застучали по полу солярия. По дороге к выходу она с удовольствием направо и налево раздавала профессиональные улыбки. Всем вообще и каждому в отдельности. После ее ухода молчание, очевидно, по инерции продлилось еще несколько секунд, затем прерванные разговоры снова возобновились... Взявшись за направляющие ободки колес, Тид развернул кресло таким образом, чтобы лицо было повернуто к солнцу, а спина к залу.

Он никак не мог перестать думать о своей собственной жизни как о некоем графике, повешенном кем-то на стене в самой глубине его мозга: сплошная горизонтальная линия безмятежно и ровно тянулась до того самого воскресенья, всего три недели тому назад, когда он, проснувшись в коттедже у озера, услышал звуки душа, который принимала Фелисия Карбой, а затем она вдруг начала вздрагивать и нерешительно колебаться – сначала резко упала вниз, потом чуть поднялась и вроде бы успокоилась, но потом... потом просто рухнула вниз и куда-то пропала. Совсем! Неизвестно куда... Ни опасности, ни расстройства, ни депрессии. Просто ничего! Просто пустота. Абсолютная пустота, и ничего больше!.. Из приятной игры, где, если ты соблюдаешь определенные правила, тебе вполне комфортно и, исключая незначительные, вполне решаемые неудобства, в общем-то все в порядке, жизнь каким-то непонятным образом вдруг превратилась в сплошной кошмар, где почему-то не помогла никакая защита. Никакая! И как только ты узнаешь об этом, все старые правила становятся ненужными, теряют всякий смысл...

Единственными посетителями, для которых совершенно не требовалось его разрешение, которые приходили, когда хотели, были капитан Лейтон, с тонкими губами и смертельно бледным лицом, и худенькая полицейская стенографистка. Через некоторое время после каждого такого визита стенографистка приходила снова с пачкой уже напечатанных на машинке бумаг, которые ему приходилось подписывать там, куда она молча и деловито тыкала своим тонким наманикюренным пальцем.

– Лонни Раваля уже арестовали, – сказала она ему, когда пришла в последний раз.

– Что ж, прекрасно, – равнодушно отозвался он.

– Взяли в международном аэропорту. С билетом в Мехико-Сити в кармане. Теперь будет сидеть до тех пор, пока полностью не осознает всю степень своей вины.

– Что ж, прекрасно, – так же равнодушно произнес Тид.

Стенографистка бросила на него любопытный взгляд, удивленно пожала плечами и, аккуратно сложив все подписанные им бумаги, молча вышла из палаты.

Его рыжеволосая медсестра вернулась ровно через час, как II обещала, и, пока лифт спускал их вниз, сказала:

– Мистер Морроу, вас там ожидает мисс Деннисон.

– Кто?.. Передайте ей... нет, нет... пусть идет сюда.

В палату вошла Марсия. Вся в черном. Напряженно, с прямой спиной села на стул рядом с кроватью.