Шерше ля фам, или Возврату не подлежит!, стр. 5

Наконец, подскочив в очередной раз, я заметила, что полоса льда заканчивается. Снег стал более рыхлым и уже не таким скользким. Еще одна ступень — и я затормозила. Но не удержалась, из положения сидя упала ничком, в последний момент успев закрыться рукой.

Так и коптила небо тылом кверху, пока приходила в себя. «В себя», к слову, не очень-то и стремилось пускать обратно.

ГЛАВА 2

— И как жить дальше? — Пригорюнилась, стряхивая с себя прилипшие камешки и ощупывая нос и все, до чего додумалась. Оказалось, в моем организме осталось еще много нетронутых разумом мест.

«С приездом тебя, Сашенька! — поздравила себя. — Добро пожаловать в другой мир!»

Сомневаться в обратном не приходилось.

Раннее утро. На небе висело похожее на солнце яркое дневное светило и две, совсем не похожие на луну, простите за тавтологию, луны.

Кряхтя и постанывая, встала. Оглядела свой костюмчик, который уже явно не сидел и даже, пардон, не лежал, — и горестно застонала.

— Красота в лохмотьях! — возмущенно пыхтела я, обвязываясь второй простыней поверх первой.

Дырки маскировала. Что спереди, что сзади — непредусмотренные в некоторых местах громадные прорези смотрелись провокационно. Слишком наводили на грустные мысли меня, злорадные — других баб и неприличные — мужиков. А я еще не созрела для иномирного тесного внимания!

Внизу температура воздуха казалась чуточку теплее. Была бы на Земле, сказала бы — весна в самом разгаре. Ну-ну. В самую пору для моего гардеробчика.

Опять увидела большую смазанную тень, которая мелькнула справа на склоне. Галлюцинации, однако…

Спуск я продолжила уже на своих двоих, потирая несчастный копчик, которому досталось больше всего, и вспоминая незлым, но крепким словом все, что попадалось на ум. ВСЕ.

Бодрой и злой козочкой, спотыкаясь и перепрыгивая через камни, я спустилась к подножию горы. Пересекла относительно ровный участок, заросший кустарником и стрелками лиловых подснежников, потом, постепенно спускаясь ниже, вступила в лес. Если не ошибаюсь, впереди должна быть река, замеченная мной ранее.

Спину кольнуло ощущение пристального взгляда. Кольнуло — и пропало.

Оглянулась.

— Это неправильная гора! — удовлетворенно заметила я.

Гора действительно была неправильной. Слишком быстрый контрастный переход: от ледяной корки до зеленой травки. Но, сказать по правде, я этому сказочно рада — если бы я съехала на пятой точке по правильной горе, то сюда доехали бы только уши!

Есть хотелось все сильнее. Кишки играли марш, зубы выстукивали реквием, ноги выплясывали тустеп и краковяк. Идти по лесу оказалось труднее, нежели я представляла — соответственно ругалась я все громче. Жизнь била из меня и по мне ключом. Буквально.

Вскоре я уже замучилась спотыкаться о корни деревьев. Они пересекали мой путь в разных направлениях, прятались в траве и даже свисали сверху. Э нет! Пардон! Сверху — это были ветки.

Лес был странным, совсем не таким, как у нас. Хотя, может, на далеком севере или в предгорьях Гималаев и растут приземистые, разлапистые, с покрученными стволами елки или вот такие тонкие изогнутые сосны… но я там не была и о том не ведаю. А здесь деревья переплетались друг с другом, оставляя совсем мало места для бедной измученной путницы.

Пахло прекрасно — сплошные фитонциды. Я даже пару еловых иголок пожевала — освежает, но не питает. Опять на краю видимости мелькнуло что-то огромное. Я так не играю! Если тут такие орлы — хочу быть муравьем!

Меня по-прежнему беспокоило чье-то отдаленное присутствие. Будто кто-то, хитрый и осторожный, пасет меня, как беззащитную овечку. Хищник? Стало страшно.

Чем дальше в лес, тем больше дров попадалось на пути. Шагая по опавшей хвое и кучам сухих листьев, периодически припадала к стволам и мечтала. О чем? О простом и человеческом. Пусть вон то белое дерево окажется березой — и я его съем! Камчадалы же едят? Говорят, они снимают бересту и едят тонкий слой коры, по которому бежит сок.

Мучил не только голод, но и неизвестность. Хоть я и начиталась в свое время фэнтезийных романов, но сейчас даже приблизительно не представляла, что делать в такой ситуации. На бумаге перемещение выглядит легко и непринужденно. В реальной жизни все оказалось намного тяжелее.

И тут начались чудеса…

Для начала меня полюбили белки. Угу. Свою неземную любовь хвостатые млекопитающие сначала выразили шишками, а потом стали бросаться на меня сами.

То есть еда шла сама в руки — казалось бы, если брезгливость пропала, ешь мясное меню и радуйся! — но тут совесть неожиданно сделала кульбит и отказала мне в праве лопать доверчиво прижимающихся ко мне зверюшек. Наотрез.

Мою ногу обнял бобер и старательно шлепал широким хвостом по траве, выражая сумасшедший восторг. С другой стороны пристроились еноты-полоскуны и предъявили претензии на мое сари. Постирать, наверное, вручную захотели.

Следом показались два лося и, наставив на меня ветвистые рога, пошли здороваться. Мне стало как-то не по себе, и я рванула вперед на всех парах. Лоси не стерпели бегства предмета обожания и рванули за мной. Слава богу, навстречу им вылетела другая парочка, и они устроили разборку: кто из них меня больше любит. Я не осталась выяснять результат. Скорей всего, мне его и так сообщат. Позднее.

Голодные спазмы сжимали желудок и призывали к действию во имя выживания.

Я и выживала. Как могла. Потому что на меня с распростертыми объятиями пошел крупный медведь.

— МАМА! — заорала я и пала на землю, попытавшись притвориться мертвой.

Хе-хе. Не вышло. Обслюнявили как живую. Я гордо отказалась участвовать в разврате и выползла из-под медведя, который отвлекся на подошедших с ничейным результатом лосей. К тому же топтыгину мешали разочарованные в его единоличном владении объектом нежных пристрастий белки.

И я сбежала… куда глаза глядят. Но сердце, печень и почки отказывались идти дальше без предварительной подкормки и грозили объявить забастовку, перестав работать. Тоже мне Белоснежка! Кому бы пожаловаться: вот-вот умру с голоду, окруженная едой! Ситуация глупее не придумать.

Я покрутила головой, облепленная зверьем со всех сторон. Увидела белый ствол.

— Ой, березка! — обрадовалась я и поползла, отягощенная любовью.

Нож легко прорезал дырочку в бересте — острый, зараза. И я припала к надрезу, чтобы слизать первые капли драгоценного сока. Витаминчики, углеводики. Боже, какое блаженство, и как мало для счастья попаданке надо!

Я обняла деревце и сосала, сосала освежающе-сладкую водичку… Сил прибавлялось на глазах, и даже зубы перестали стучать.

Насытив организм полезными веществами, разлеглась у подножия березы, периодически отбрасывая от себя особо влюбчивых экземпляров.

Принюхалась. Пахнет дымом — значит, неподалеку люди. Выскакивать и ломиться сквозь заросли глупо; еще напугаю бедняг до инсульта. Поэтому я затаилась, спрятавшись за деревом.

Это я так себе вообразила. На самом деле я-то стояла за деревом, а вот зверье там уже не помещалось. Так что мы как бы тут присутствовали большой дружной мишпухой. [2]

— Тсс! — прошипела я влюбленным, и они заткнулись. Даже кукушка замолчала на тысяча каком-то «ку-ку!». Впрочем, предыдущих накукованных лет мне и так хватило бы с лихвой…

Выждав несколько минут, ничего не услышала, и мы решились продолжить путь. Вскоре ступили на тропинку, которая вывела нас к кострищу. Угли еще дымились, но никого рядом не было. Возле костра лежали обглоданные кости с остатками мяса. Неподалеку валялась окровавленная шкурка убитого животного размером с крупного зайца. А на камне возле примитивного очага, на листе лопуха обнаружилась одна нога, еще никем не надкусанная. ЕДА! ЕДА!!!

Как ненормальная, схватила плохо прожаренную ногу неведомого зверя и жадно впилась зубами в сочное мясо, мысленно поблагодарив неизвестного охотника за подарок судьбы.