Джеймс и Персик-великан, стр. 5

После этого наступило долгое молчание.

Паучиха широко раскрыла рот и деликатно пробежалась по губам длинным черным языком.

— А ты разве не голоден? — неожиданно спросила она, обратившись к Джеймсу.

Но бедный Джеймс, от страха прижавшийся к дальней стене, был слишком испуган, чтобы отвечать.

— Что с тобой? — спросил Старый Зеленый Кузнечик. — Ты выглядишь совершенно больным.

— Похоже, он вот-вот упадет в обморок, — добавил Сороконожка.

— Боже мой! — закричала Божья Коровка. — Бедняжка! Он, наверно, думает, что это его мы хотим съесть!

Все в комнате громко расхохотались.

— Господи! Какое ужасное, какое дикое предположение! — твердили все наперебой.

— Не бойся, — мягко сказала Божья Коровка. — У нас и в мыслях не было обидеть тебя. Разве ты не знаешь, что ты теперь один из нас? Ты в нашей команде. Мы все в одной лодке.

— Мы целый день ждали тебя, — сказал Старый Зеленый Кузнечик. — Уж думали, что ты не придешь. Как хорошо, что ты все-таки сделал это.

— Так что выше нос, мой мальчик! — сказал Сороконожка. — А пока я бы попросил тебя подойти поближе и помочь мне разуться. А то, когда я разуваюсь сам, у меня на это уходит по нескольку часов.

12

Джеймс решил, что в его положении не стоит быть чересчур несговорчивым, и опустился на колени около Сороконожки.

— Ты очень любезен, — проговорил тот. — Я тебе невероятно признателен!

— У тебя так много башмаков… — пробормотал Джеймс.

— У меня и ног немало, — гордо сказал Сороконожка. — Ровно сто, если быть точным.

— Опять он за свое! — закричал молчавший до сих пор Дождевой Червь. — Не может не врать, когда речь заходит о его ногах! Да откуда там возьмется сто, когда их всего-навсего сорок две. Все дело в том, что никому неохота взять да сосчитать. Все верят ему на слово. Да и потом, что тут необычного, если у тебя много ног?

— Бедняга! — прошептал Сороконожка на ухо Джеймсу — Ведь он слеп и не может видеть, как я хорош собой!

— По моему мнению, — продолжал Дождевой Червь, — настоящее чудо — это когда у тебя вообще нет ног, а ты все равно можешь ходить!

— Ходить! — воскликнул Сороконожка. — Ты называешь это «ходить»? Это называется пресмыкаться! Рожденный ползать ходить не может!

— Я скольжу! — с достоинством произнес Дождевой Червь.

— Да, ты скользкий тип, ничего не скажешь! — ответил Сороконожка.

— Я не скользкий тип, — сказал Дождевой Червь, — а весьма полезное и любимое многими существо. Спроси любого садовника. А вот что касается тебя…

— Да, я — вредитель! — объявил Сороконожка, широко ухмыляясь и оглядывая комнату в поисках одобрения.

— Хоть убей, не пойму, почему он так этим гордится, — сказала Божья Коровка, улыбаясь Джеймсу.

— Я — единственный вредитель во всей этой комнате! — воскликнул Сороконожка. — Если, конечно, не считать Старого Зеленого Кузнечика. Но у него уже все в прошлом. Он слишком стар, чтобы быть настоящим вредителем.

Старый Зеленый Кузнечик повернулся к Сороконожке и окинул его испепеляющим взглядом своих огромных черных глаз.

— Молодой человек! — презрительно ответил он глубоким низким голосом. — Я не был вредителем ни единого дня во всей моей жизни. Я — музыкант!

— Джеймс, — сказал Сороконожка, — тебя ведь зовут Джеймс, правда?

— Да.

— Так вот, Джеймс, видел ли ты когда-нибудь такую огромную сороконожку, как я?

— Конечно, нет, — ответил Джеймс. — Но, скажи, как же тебе удалось стать таким?

— Все это весьма любопытно, — сказал Сороконожка. — Чрезвычайно любопытно. Вот послушай, как это случилось. Я болтался без дела во дворе под персиковым деревом, и вдруг какая-то маленькая штучка прошмыгнула у меня под самым носом. Она была ярко-зеленого цвета и очень красивая. Словно маленький камушек или хрусталик…

— Я знаю, что это было! — закричал Джеймс.

— То же самое случилось и со мной, — сказала Божья Коровка.

— И со мной! — заявила мисс Паучиха. — Откуда ни возьмись появились эти зеленые штуковины. Их было полным-полно!

— А я даже съел одну! — гордо объявил Дождевой Червь.

— И я, — подтвердила Божья Коровка.

— Я съел три! — воскликнул Сороконожка. — И вообще, попрошу не перебивать. В конце концов, кто рассказывает: я или вы?

— Сейчас не время рассказывать истории, — провозгласил Старый Зеленый Кузнечик. — Пора ложиться спать.

— Я отказываюсь спать в башмаках! — заявил Сороконожка. — Джеймс, ты сколько уже снял?

— Пока только штук двадцать, — ответил Джеймс.

— Значит, осталось еще восемьдесят, — сказал Сороконожка.

— Он снова врет! — завопил Дождевой Червь. — Не восемьдесят, а двадцать два!

Сороконожка покатился со смеху.

— Не надо наступать ему на мозоль, — сказала Божья Коровка. Это привело Сороконожку чуть не в истерику.

— Ему? На мозоль? — верещал он, извиваясь от удовольствия. — Покажите мне, на какой ноге у него эта мозоль? И где у него эта нога?

Джеймс решил для себя, что в этом споре он все-таки на стороне Сороконожки. Конечно, тот был порядочной бестией, но так приятно иногда услышать, как смеются. За долгие годы, прожитые с теткой Квашней и теткой Шпилькой, он ни разу не слышал, чтобы они смеялись.

— Нам действительно пора ложиться спать, — сказал Старый Зеленый Кузнечик. — Завтра будет трудный день. Мисс Паучиха, не будете ли вы так любезны приготовить нам кровати?

13

Через несколько минут первая кровать была уже готова. Она с обеих сторон крепилась к потолку прочной веревкой из паутины и, натурально, больше походила на гамак, чем на кровать. Но, что там ни говори, это была невероятно искусная работа, а паутина сияла в бледном свете, как шелковая нить.

— Надеюсь, вам будет здесь удобно, — сказала мисс Паучиха Старому Зеленому Кузнечику. — Уж я постаралась, чтоб кровать была самой мягкой, какие только бывают. Я сплела ее из нити высшего качества — даже для своей паутины я употребляю другую.

— Чрезвычайно вам признателен, дорогая леди, — сказал Старый Зеленый Кузнечик, забираясь в свой гамак, — Это как раз то, что мне было нужно. Желаю всем спокойной ночи!

Потом мисс Паучиха сплела гамак для Божьей Коровки, потом длинный гамак для Сороконожки, а потом — еще более длинный — для Дождевого Червя.

— А ты как любишь спать, — спросила она у Джеймса, когда очередь дошла до него, — на твердом или на мягком?

— На мягком, если вы будете так любезны, — ответил Джеймс.

— Ради всего святого, перестань глазеть по сторонам и займись моими башмаками, — сказал Сороконожка. — Такими темпами мы никогда не доберемся до своих кроватей. И потом, надо аккуратно раскладывать башмаки по парам, а не швырять их через плечо куда попало.

Джеймсу досталась нелегкая работенка. Каждый башмак был зашнурован до самого верха, и его нельзя было снять, не развязав и не расшнуровав. А чтобы жизнь и вовсе не казалась медом, все шнурки были зализаны на самые запутанные узлы, какие только можно придумать, так что каждый из них приходилось буквально разрывать ногтями. Почти два часа продолжалось это мученье. И к тому времени, когда Джеймс снял с Сороконожки последний башмак и выстроил их все — ровно двадцать одну пару в ряд, на полу около дивана, Сороконожка уже давно спал.

— Сороконожка, просыпайся! — прошептал Джеймс, легонько пихнув его в живот. — Уже можно перебираться в кровать.

— Спасибо, милое дитя! — ответил Сороконожка, открывая глаза. Он спустился с дивана, просеменил через комнату и забрался в свой гамак.

Джеймс залез в свой. Как же там было мягко и удобно, особенно по сравненью с голыми досками, на которых его заставляли спать у теток.

— Погаси свет! — сонно пробормотал Сороконожка. Никто не пошевелился.