Джеймс и Персик-великан, стр. 16

Но наши путешественники еще отнюдь не были в безопасности. Рассвирепевшие Облачные Жители вскочили на ноги и бросились по облаку вдогонку за персиком. На бегу они безжалостно обстреливали персик всевозможными твердыми предметами. На персик градом посыпались пустые ведра из-под краски, кисти, стремянки, табуретки, кастрюли, сковородки, тухлые яйца, дохлые крысы, бутылки из-под масла для ращения волос — словом, все, что только попадало под руку этим жестоким тварям. А один из них, тщательно прицелившись, окатил Сороконожку с ног до головы целым галлоном густой пурпурной краски.

— Мои ноги! — сердито закричал Сороконожка. — Они слиплись, и я теперь не могу ходить! И ресницы слиплись! Я даже не могу открыть глаза! А мои башмаки — пропали мои башмаки!

Но в тот момент все были слишком заняты тем, что сосредоточенна уворачивались от снарядов, которые летели на персик с облака, и поэтому никто не обратил особого внимания на жалобы Сороконожки.

— Краска начинает сохнуть! — стонал он. — Она уже затвердевает! Я не могу пошевелить ни одной своей ногой!

— Но ты еще можешь шевелить языком, — проговорил Дождевой Червь, — о чем остается только пожалеть.

— Джеймс! — вопил Сороконожка. — Спаси меня! Смой эту краску! Соскреби ее! Сделай хоть что-нибудь!

29

Прошло довольно много времени, прежде чем чайки сумели оттащить персик подальше от этого кошмарного радужного облака. Но, в конце концов, им это удалось, и путешественники, собравшись вокруг несчастного Сороконожки, получили возможность открыть дискуссию на тему о том, как удалить краску с его тела.

Между тем он представлял собой действительно впечатляющее зрелище. Он весь был ярко-пурпурным с головы до пят, причем краска начала уже сохнуть, и ему пришлось сидеть неестественно прямо, словно его облепили бетоном. Все его сорок две ноги торчали наружу, как обломки арматуры. Он пытался что-то говорить, но его губы уже не шевелились, и он мог издавать только какие-то булькающие горловые звуки.

Старый Зеленый Кузнечик подошел к Сороконожке и бережно потрогал его живот.

— Как эта краска могла так быстро засохнуть? — спросил он.

— Это специальная краска для радуг, — ответил Джеймс. — Она сохнет очень быстро и держится очень долго.

— Я ненавижу краску! — заявила мисс Паучиха. — Это крайне опасная вещь. Вдобавок она наводит меня на тягостные воспоминания о тетке Шпильке — я хочу сказать: о покойной тетке Шпильке. Когда она последний раз красила потолок на кухне, моя горячо любимая и глубоко несчастная бабушка по нечаянности ступила в еще влажную краску и прилипла. Всю ночь мы слышали ее душераздирающие крики о помощи. «Спасите!» — взывала она к нам, но что мы могли поделать? Ровным счетом ничего — вплоть до самого утра, когда краска высохла, и мы конечно же бросились к нашей дорогой бабушке, попытались ее успокоить и принесли ей немного еды. Поверите ли, ровно шесть месяцев она провела на потолке, стоя вниз головой, а ее ноги так и оставались замурованными в краске. Каждый день мы кормили ее, приносили ей свежих мух, с пылу с жару — только что из паутины. А двадцать шестого апреля тетка Квашня — я хочу сказать: покойная тетка Квашня — случайно взглянула на потолок и заметила ее. «Паук! — завопила она. — Мерзкий паук! А ну-ка, где моя швабра на длинной ручке?» И тут она… Нет, я не могу об этом вспоминать — это было так страшно…

Мисс Паучиха смахнула слезу и грустно посмотрела на Сороконожку.

Джеймс и Персик-великан - i_017.jpg

— Бедняжка! — пробормотала она. — Мне так тебя жаль!

— Теперь он останется таким навсегда! — радостно сказал Дождевой Червь. — Наш Сороконожка уже не сможет пошевелиться. Он превратился в статую. Мы поставим его на лужайку, и птицы будут вить гнезда у него на голове.

— Мы можем попробовать очистить его, как банан, — предложил Старый Зеленый Кузнечик.

— Или протереть наждачной бумагой, — сказала Божья Коровка.

— Если он высунет язык, — заговорил Дождевой Червь, улыбнувшись, может быть, в первый раз за всю свою жизнь, — и притом достаточно далеко, мы все могли бы уцепиться за него и начать тащить. Таким образом, при определенном усилии мы сумели бы вывернуть нашего Сороконожку наизнанку и у него появилась бы новая кожа.

Наступила пауза, на протяжении которой все обдумывали это интересное предложение.

— Я думаю, — медленно начал Джеймс, — что лучше всего, по всей видимости, было бы…

Он внезапно остановился.

— Что это? — быстро спросил он. ~~ Я слышал чей-то голос! Я слышал, как кто-то кричал!

30

Все подняли головы, прислушиваясь.

— Тсс! Вот он снова!

Но голос был слишком далеко, чтобы разобрать слова.

— Это Облачные Жители! — воскликнула мисс Паучиха. — Я нутром чую, что это Облачные Жители! Они опять за нами гонятся!

— Он раздается откуда-то сверху, — сказал Дождевой Червь, и все, кроме бедного Сороконожки, который не мог пошевелиться, машинально посмотрели вверх.

— Ой! — застонали все. — Спасите! Помогите! Теперь-то мы уж точно пропали!

Прямо над их головами кружилась неоглядная черная туча, угрюмая, страшная и угрожающая. Они еще смотрели на нее, когда она начала реветь и громыхать. И тут с самого ее верха снова раздался далекий голос, который, впрочем, звучал теперь вполне отчетливо:

— Отверзлись краны небесные! — надрывался он. — Отверзлись краны небесные!

А через несколько мгновений вся нижняя часть тучи словно бы раскололась, и из нее, как из лопнувшего бумажного пакета, ливнем хлынула вода! Путешественники хорошо видели это. Да и трудно было не увидеть. Ведь это был не обычный дождь. Ничего похожего. С неба прямо на их головы низвергалась сплошная стена воды, как если бы сверху опрокинулось целое озеро или даже море. И эта стена воды падала все ниже и ниже — сперва она обрушилась на чаек, а потом и на сам персик. Его обитатели, визжа от ужаса, в отчаянье искали, за что бы ухватиться — за плодоножку персика, за шелковые нити, за все, что попадется под руку. А вода лила и бурлила, хлестала и хлобыстала, хлопала и хлюпала, хрипела и свирепела, беленилась и пенилась и падала, падала, падала… Это было все равно что попасть под самый большой в мире водопад и не иметь возможности выбраться из-под него. Наши бедные путешественники не могли ни видеть, ни говорить, ни даже дышать, и Джеймс Генри Троттер, который изо всех сил держался за одну из шелковых веревок, уже говорил себе, что теперь-то наверняка всему конец. Но тут вдруг потоп прекратился так же внезапно, как начался. Потоков воды больше не было. Спасительницы-чайки пролетели их насквозь, и теперь гигантский персик снова безмятежно раскачивался в загадочном лунном свете.

— Я утонул! — с трудом проговорил Старый Зеленый Кузнечик, извергнув из себя чуть ли не пинту воды.

— Я промок насквозь! — простонал Дождевой Червь. — Я всегда считал, что у меня водонепроницаемая кожа, но теперь я убедился, что это не так. У меня внутри полно воды!

— Посмотрите на меня! — раздался радостный крик Сороконожки. — Этот ливень смыл всю краску! Я свободен! Я снова могу двигаться!

— Это худшая новость из всех, какие я слышал за последнее время, — отозвался Дождевой Червь.

Но Сороконожка уже плясал по палубе, выделывал в воздухе сальто-мортале и во всю глотку распевал:

— Да здравствует ливень-спаситель!
Повержен проклятый краситель!
И снова я самый
Большой и упрямый
И дееспособный вредитель!

— Заткнись, сделай одолжение! — пробурчал Старый Зеленый Кузнечик.

— Посмотрите на меня! — не унимался Сороконожка.

Ни синяков на мне, ни ссадин!
А ведь по воле злобных гадин
Я запросто лишиться мог
Всех ста своих прекрасных ног
И стал бы жалок и убог.
Да, стал бы жалок и убог!
Но — черта с два! — будь я неладен!