Песни сирен, стр. 14

Брендон замолчал на полуслове. Никто не заметил, как открылась дверь, но слова, сказанные сержантом из отдела связи, привлекли внимание каждого быстрее, чем выстрел.

– Простите, что прервал, сэр, – сказал он напряженным голосом. – Мы установили личность вчерашней жертвы. Сэр, это один из наших.

Один американский журналист сказал:

– Я видел будущее, и оно осуществляется. Я знаю, что он имел ввиду. После собаки я знаю, что с Адамом не будет проблем.

Остаток недели прошел в нервном напряжении. Меня даже подмывало воспользоваться одним из этих транквилизаторов, но нет, не время поддаваться слабости. Кроме того, мне нельзя было позволить себе рассеянность. Годы самодисциплины окупились; вряд ли кто-то из моих коллег заметил что-нибудь необычное в моем поведении на работе, разве что мне не удалось заставить себя поработать сверхурочно в выходные, на что обычно я охотно иду.

К утру понедельника готовность моя была на пике. Разрешите представиться, идеальный убийца – начищен и заряжен. Даже погода была на моей стороне. Было свежее, ясное осеннее утро, такой день вызывает улыбку даже на губах у жителя пригорода, которому приходится с утра тащиться на работу в город, а вечером обратно. Около восьми часов я проезжаю мимо дома Адама, нового трехэтажного особняка на улице стандартных домов, с встроенным гаражом в цокольном этаже. Занавески в его спальне задернуты, бутылка с молоком все еще стоит у порога, из почтового ящика торчит «Дейли мейл». Я ставлю машину через две улицы у ряда магазинов и возвращаюсь назад. Прохожу по улице, радуясь, что пока что все делаю вовремя. Занавеси в спальне уже раздернуты, молоко и газеты исчезли. В конце улицы я перехожу на другую сторону в садик и сажусь на скамейку.

Я разворачиваю свой номер «Дейли мейл» и представляю, как Адам читает те же статьи, на которые я смотрю, не видя их. Я пересаживаюсь, чтобы видеть его парадную дверь, не вытягивая шею из-за газеты, и навостряю периферийное зрение. Прямо по плану дверь открывается в восемь двадцать, и появляется Адам. Я небрежно складываю газету, сую ее в урну рядом со скамейкой и иду по улице следом за ним.

Трамвайная остановка находится менее чем в десяти минутах ходьбы, и я оказываюсь прямо позади него, когда он ступает на переполненную платформу. Вскоре трамвай подходит к остановке, и Адам садится в него вместе с несколькими пассажирами. Я немного отстаю, чтобы пропустить двух человек: мне не хочется рисковать.

Войдя в трамвай, он вытягивает шею. Я прекрасно знаю, зачем. Когда их взгляды встречаются, Адам машет рукой и протискивается через толпу, чтобы можно было беззаботно поболтать по пути в город. Я смотрю, как он наклонился вперед. Я знаю каждое выражение его лица, каждый наклон и движение стройного мускулистого тела, его волосы – маленький завиток на затылке все еще не высох. Кожа розовая и блестящая после бритья, запах одеколона «Арамис». Вот он громко рассмеялся чему-то в разговоре, и во рту у меня появляется кислый вкус желчи. Вкус предательства. Как он мог? Это мне положено разговаривать с ним, заставляя его лицо светиться, вызывая на теплых губах прекрасную улыбку. Если уверенность в моей цели когда-то и колебалась, при виде этой парочки, наслаждающейся утренней встречей в понедельник, моя решимость превращается в гранит.

Как обычно, он выходит на площади Вулмаркет. Я менее чем в дюжине ярдов позади него. Он поворачивается, чтобы помахать своей любовнице, которой предстоит вскоре потерять его. Я быстро отворачиваюсь, притворившись, что читаю расписание трамваев. Меньше всего мне в этот момент нужно, чтобы он меня заметил, понял, что я иду по его следам. Я немного задерживаюсь, потом преследование возобновляется. Налево, на улицу Беллвезер. Я вижу, как его темноволосая голова покачивается среди работников магазинов и офисов, заполнивших тротуары. Адам срезает переулок вправо, и я выхожу из «Кроун комплекса» как раз вовремя, чтобы увидеть, как он входит в здание «Инланд ревеню», где работает. Радуясь тому, что это еще не тот понедельник, я прохожу через комплекс, мимо приземистого здания офиса из стекла и металла, и иду по недавно восстановленному викторианскому пассажу.

Я еще успею убить. Эта мысль вызывает улыбку на моих губах.

Я направляюсь в Центральную библиотеку. Нового ничего не оказывается, и я погружаюсь в свою любимую книгу – «Убивать за компанию». Дело Денниса Нильсена никогда не перестанет очаровывать и вместе с тем отталкивать меня. Он убил пятнадцать молодых людей, и никто даже не заметил их исчезновения. Ни у кого не было ни малейшей идеи, что существует серийный убийца-гей, выслеживающий бездомных и неприкаянных. Он заводил с ними дружеские отношения, приводил домой, давал выпить, но он мог получить от них удовлетворение только после того, как они были доведены до совершенства смертью. Тогда и только тогда он мог обнимать их, иметь с ними сношения, ласкать их. Это психоз. Они ничего не сделали, чтобы заслужить свою участь, не совершили ни предательства, ни измены.

Единственной ошибкой, которую сделал Ниль-сон, был его способ избавляться от тел. Как будто он подсознательно хотел, чтобы его поймали. Разрубить их на куски и зажарить – это прекрасно, но спускать в туалет? Такому умному человеку, как он, должно было быть очевидно, что канализация не справится с таким объемом плотного вещества. Для меня так и осталось непонятным, почему он просто не скормил мясо своей собаке.

Однако никогда не поздно учиться на ошибках других. Промахи убийц никогда не переставали меня удивлять. Не нужно обладать особым умом, чтобы понять, как работают полиция и ученые-криминалисты, и принять соответствующие меры, особенно если те, кто зарабатывает на жизнь, пытаясь поймать убийц, любезно написали подробные учебники о тонкой природе своей работы С другой стороны, почти ничего не известно об их неудачах. У меня не было сомнений, что я никогда не появлюсь в этих каталогах некомпетентности. У меня все спланировано очень хорошо, всякий риск сведен к минимуму и уравновешен пользой, которую он принесет. Единственным отчетом о моей работе станет этот дневник, который не будет опубликован, пока не отлетит мое последнее дыхание. Я жалею только о том, что не смогу прочесть рецензии.

Я возвращаюсь на свой пост в четыре, хотя ни разу еще не бывало, чтобы Адам когда-нибудь ушел с работы раньше 16:45. Я сажусь у окна в кафе «Бургер Кинг» на площади Вулмаркет, расположившись так, чтобы наблюдать за устьем переулка, ведущего к его учреждению. Точно по графику в 16:47 он выходит и идет к трамвайной остановке. Я присоединяюсь к кучке людей, ждущих на приподнятой платформе, спокойно улыбаясь, когда вдали раздается трамвайный гудок. Приятной тебе поездки, Адам. Она станет для тебя последней.

4

Дело в том, что я его «вообразил» и решил начать дело с его горла.

Когда Дэмьен Коннолли из полицейского участка 6-го округа, что расположен в южной части города, не появился к началу своей смены, дежурный сержант не встревожился, как полагалось бы. Хотя полицейский констебль Коннолли и был самым лучшим систематиком в полиции и хорошо разбирался в программе ХОЛМЗ, он был известен своими опозданиями. По крайней мере дважды в неделю он врывался в двери участка через добрых десять минут после того, как его смена приступала к работе. Но когда он так и не появился спустя полчаса после начала дежурства, сержант Клэр Боннер почувствовала легкое раздражение. Даже у Коннолли хватило бы сообразительности понять, что, если он опаздывает больше чем на пятнадцать минут, нужно позвонить и сообщить. В особенности сегодня, когда все участки требовали полной явки специалистов по программе ХОЛМЗ в связи с расследованием дела серийного убийцы.

Вздохнув, сержант Боннер нашла номер домашнего телефона Коннолли и набрала его. Телефон звонил долго, пока наконец не отключился автоматически. Сержант встревожилась. Вне работы Коннолли был нелюдимом. Он был спокойней и, возможно, серьезнее большинства полицейских из смены сержанта Боннер, а принимая участие в общественной жизни участка, всегда сохранял дистанцию. Насколько ей было известно, подружки, в чьей постели Коннолли мог бы заспаться, не существовало. Его семья жила в Глазго, так что поблизости не было родственников, у которых можно было что-то узнать. Сержант Боннер призадумалась. Вчера у их смены был выходной. Когда они закончили работу после предыдущей ночной смены, Коннолли пошел завтракать с ней и полудюжиной других ребят. Он ничего не говорил насчет того, как собирается провести выходной, – разве что выспаться и заняться стареньким родстером «остин хили».