Мастера детектива. Выпуск 6, стр. 6
— Никто вас не провожает. Вы не имеете права монополизировать окно. Мне нужно купить шоколаду. — Он оттолкнул ее, и она заметила, как на пальце у него сверкнул изумруд. Она стала на цыпочки, пытаясь заглянуть в окно поверх его плеча, но слишком уж он был массивен.
— Мальчик, мальчик, — кричал толстяк, размахивая рукой с изумрудным перстнем. — Какой у тебя шоколад? Нет, только не «Мотоспорт», только не мексиканский. Чего-нибудь послаще.
И тут сквозь образовавшийся просвет она увидела Мейтера. Он уже был на перроне и шел вдоль состава, разыскивая ее, заглядывая во все вагоны третьего класса и пробегая мимо вагонов первого.
— Ну пожалуйста, — взмолилась она, — дайте же мне подойти к окну. Вон идет мой друг.
— Минуточку, минуточку. У тебя есть «Нестле»? Дай мне плитку за шиллинг.
— Пожалуйста, позвольте мне...
— А ничего меньше десятишиллинговой бумажки у вас нет? — спросил мальчик.
Мимо ее вагона, вагона первого класса, пробежал Мейтер. Она забарабанила по стеклу, но свистки и грохот автокаров, с которых в поезд сгружали последний багаж, помешали ему услышать ее. Двери захлопнулись, раздался сигнал к отправлению, поезд тронулся.
— Позвольте, пожалуйста...
— Должен же я получить сдачу, — не уступал толстяк. Мальчишка-разносчик бежал рядом с вагоном, отсчитывая шиллинги в протянутую пухлую ладонь. Когда она пробилась к окну и высунулась наружу, они уже миновали платформу. Она увидела его одинокую фигуру на краю перрона, но вот Мейтер ее видеть уже не мог.
— Нельзя так высовываться. Это опасно, — предостерегла ее какая-то пожилая женщина.
Пробираясь к своему месту, она наступала людям на ноги, вызывая всеобщее возмущение. Каждый, видимо, думал: «Что она забыла в этом вагоне? Какой смысл платить за первый класс, если...» Но она не заплакала. Ее удерживали от слез разные банальные истины, которые сами собой лезли в голову. Нечто вроде того, что бесполезно после драки махать кулаками и что то же самое будет и через пятьдесят лет. Тем не менее по бирке, болтавшейся на чемодане толстяка, она с глубоким отвращением отметила про себя, что едет он туда же, куда и она, — в Ноттвич. Он сидел напротив нее, уплетая сладкий молочный шоколад, на коленях у него лежали «Пассинг шоу», «Ивнинг ньюс» и «Файнэншл таймс».
Глава II
1
Прикрыв носовым платком губу, Рейвен пересек Сохо-сквер, Оксфорд-стрит и пошел по Шарлотт-стрит. С платком, конечно, было опасно, но все же не так, как с открытой заячьей губой. Он взял налево, а потом свернул направо в узенькую улочку. Большегрудые женщины в передниках перекрикивались друг с другом, кучка детей внимательно исследовала канаву. Он остановился у двери с медной дощечкой «Доктор Йогель, 3-й этаж», «Норт Америкэн Дентэл Компани, 2-й этаж», поднялся и позвонил. Снизу пахло овощами, на стене какой-то местный «художник» изобразил карандашом обнаженную натуру.
Дверь открыла женщина в халате медсестры, женщина с обыкновенным морщинистым лицом и растрепанными седыми волосами. Ее давно не стиранный халат был весь в жирных пятнах и, похоже, выпачкан кровью и йодом. От нее шел резкий запах лекарств и дезинфицирующих средств. Увидев, что Рейвен прикрывает рот платком, она сказала:
— Дантист этажом ниже.
— Я хочу видеть доктора Йогеля.
Она пристально и подозрительно посмотрела на него, окинув взглядом его темное пальто.
— Он занят.
— Я могу подождать.
Позади нее, в темном коридоре, свисала с потолка голая лампочка.
— Он обычно не принимает так поздно.
— Я заплачу за беспокойство, — сказал Рейвен.
Она посмотрела на него оценивающе с таким же недоверием, с каким осматривают посетителей швейцары сомнительного ночного клуба, и сказала:
— Войдите.
Он прошел за ней в приемную: такая же голая лампочка, стул, круглый дубовый стол, небрежно покрашенный темной краской. Она оставила его одного, и он услышал ее голос в соседней комнате. Она все говорила и говорила. Рейвен взял единственный журнал — «Домоводство» — полуторагодичной давности и начал, сам того не замечая, читать: «Голые стены теперь входят в моду, можно повесить картину, чтобы подчеркнуть цвет».
Сестра открыла дверь и сделала знак рукой:
— Вас примут.
Доктор Йогель мыл руки в раковине умывальника, стоявшего за его длинным желтым столом с вращающимся стулом. Кроме табурета, застекленного шкафчика и длинной кушетки, никакой другой мебели в кабинете не было. Иссиня-черные волосы доктора, похоже, крашеные и к тому же довольно редкие, облепили его череп тонкими прядями. Он обернулся, и Рейвен увидел тяжелое мясистое добродушное лицо с крупным чувственным ртом.
— Чем могу служить? — спросил он.
Чувствовалось, что он больше привык иметь дело с женщинами, нежели с мужчинами. Медсестра в суровом молчании стояла позади него, ожидая.
Рейвен опустил носовой платок.
— Можете вы что-нибудь по-быстрому сделать с моей губой?
Доктор Йогель подошел к нему и потрогал губу пухлым указательным пальцем.
— Я не хирург.
— Я заплачу, — сказал Рейвен.
— Это работа для хирурга. Не по моей части работа.
— Я знаю, — сказал Рейвен и заметил, как сестра и врач быстро переглянулись. Доктор Йогель осмотрел губу со всех сторон, ногти были не слишком чистые. Не спуская глаз с Рейвена, он сказал:
— Если бы вы пришли завтра в десять... — От него попахивало бренди.
— Нет, — сказал Рейвен. — Я хочу, чтобы вы сделали это сейчас.
— Десять фунтов, — быстро сказал доктор Йогель.
— Ну что ж.
— Наличными.
— Они у меня с собой.
Доктор Йогель сел за стол.
— Итак, ваша фамилия.
— Вам незачем ее знать.
— Тогда любую, — мягко сказал доктор Йогель.
— Ну, Чолмондели.
— Чол-мон...
— Нет. Пишите Чамли.
Доктор Йогель заполнил листок и протянул его сестре, а сам подошел к шкафчику и вытащил лоток с инструментами.
— У вас плохое освещение, — заметил Рейвен.
— Ничего, я привык, — ответил доктор Йогель. — У меня хорошее зрение. — Но когда он поднял скальпель к свету, Рейвен заметил, что рука его немного дрожит. — Ложитесь на кушетку, старина, — мягко добавил он.
Рейвен лег.
— Я знал одну девушку, — сказал он, — которая была у вас. Ее фамилия Пейдж. Она говорила, вы ей здорово все сделали.
— Ей не следовало об этом говорить, — заметил доктор.
— О, — сказал Рейвен, — меня вам нечего опасаться. Я своих не выдаю.
Доктор Йогель вытащил из шкафчика какой-то ящик, похожий на патефон, и поставил его рядом с кушеткой. Затем он извлек оттуда длинную трубку и маску и сказал с приятной улыбкой:
— Местный наркоз мы не делаем, старина.
— Стоп, — сказал Рейвен, — никакого газа.
— Но без него же будет больно, старина, — сказал доктор, подходя к нему с маской, — будет чертовски больно.
Рейвен сел и оттолкнул маску.
— Нет, это не годится, — сказал он. — Меня еще никогда не усыпляли. Я никогда еще не терял сознания. Я хотел бы видеть, что происходит.
Доктор Йогель мягко засмеялся и игриво потянул Рейвена за губу.
— Теперь надо привыкать, старина. Через день-два мы все его нюхнем.
— О чем это вы?
— Да ведь похоже на то, что будет война. — Доктор Йогель говорил быстро, а сам все разматывал трубку, поворачивая дрожащими руками винтики. — Не могут же сербы просто так, за здорово живешь, застрелить военного министра. Да еще чтобы все им сошло с рук! Италия уже готова выступить. И французы на грани того. А там, глядишь, через недельку и мы вступим в войну.
— И все из-за того, что старика... — заговорил Рейвен, но тут же оборвал себя: — Я не читаю газет.
— Знай я об этом раньше, — продолжал доктор Йогель, прилаживая свой аппарат, — можно было бы сделать состояние на военных акциях. Они сейчас подскочили до небес, старина. Ну, ложитесь. Все произойдет очень быстро. — Он снова поднес маску к лицу Рейвена. — Надо только глубже дышать, старина.