Мастера детектива. Выпуск 6, стр. 102

Он стоял на пороге в ночной рубахе, демонстративно не пригласив полицию в дом. Керосиновая лампа у него в руке бросала на полицейских мигающие блики.

— Ну же, Гастон, ты частенько ездишь этой дорогой на рынок. Так ты ехал по ней до Эглетона в пятницу утром?

Крестьянин окинул их взглядом из-под прищуренных век.

— Может, и ехал.

— Так как же, ехал или не ехал?

— Не помню.

— Ты не видел на дороге человека?

— Я своим делом занят.

— Мы не об этом. Ты человека видел?

— Никого и ничего я не видел.

— Высокого блондина спортивного вида, и при нем три чемодана и саквояж?

— Ничего я не видел.

Так продолжалось двадцать минут. Наконец они ушли, причем один сыщик что-то педантично отметил в книжечке. Псы рычали и рвались с цепей, едва не хватали полицейских за ноги, заставляя их отскакивать в сторону и ступать в навозную кучу. Крестьянин провожал их взглядом, пока они не выбрались на шоссе и не укатили в своей машине. Тогда он захлопнул дверь, пинком отшвырнув с дороги не в меру любопытную козу, и снова забрался в супружескую постель.

— Это тот малый, которого ты подвез, разве нет? — спросила жена. — И чего он им сдался?

— Не знаю, — ответил Гастон, — но только никто не скажет про Гастона Грожана, что он помог им заполучить еще одного бедолагу.

Он отхаркался и сплюнул в очаг на головешки.

— Грязные шпики.

Он прикрутил фитиль и задул лампу, перебросил ноги через край деревянной кровати и протолкнулся поглубже в постель, к обильным формам супруги.

— Удачи тебе, приятель, где бы ты ни был!

Лебель положил бумаги и обратился к совещанию.

— Господа, как только совещание закончится, я вылетаю в Юссель, чтобы лично руководить поисками.

Последовало короткое молчание.

— Какие, по-вашему, выводы отсюда напрашиваются, комиссар?

— Два вывода, господин министр. Мы знаем, что цвет автомобиля он изменил с помощью краски, и следствие, я боюсь, обнаружит, что если в ночь с четверга на пятницу он проехал от Гапа до Юсселя, то уже в перекрашенном автомобиле. В этом случае, расследование по этой линии ведется, выходит, что краску он купил еще в Гапе. Если это так, значит, его предупредили. Кто-то ему позвонил, или он позвонил кому-то, здесь или в Лондоне, и этот кто-то сообщил ему о раскрытии псевдонима Дугган. Из чего он мог заключить, что охота за ним и за его автомобилем начнется еще до полудня. Поэтому он поспешил убраться.

Ему показалось, что роскошный потолок зала совещаний вот-вот даст трещину, настолько гнетущим было молчание.

— Вы серьезно предполагаете, — спросил кто-то как будто за тысячу километров, — что отсюда происходит утечка информации?

— Этого я не говорил. Существуют телефонисты, операторы на телексе, средний и младший персонал, которым приходится передавать приказы. Кто-то из них может оказаться тайным агентом ОАС. По крайней мере одно проявляется все более отчетливо. Ему сообщили о разоблачении в принципе плана убийства президента Франции — он все равно решил продолжать. И ему сообщили о раскрытии фиктивной личности Александра Дуггана. В конечном счете один-единственный источник информации в ОАС у него все-таки оказался. Подозреваю, что это Вальми, чей разговор с Римом был перехвачен.

— А каков второй вывод, комиссар? — спросил министр.

— Второй вывод таков: когда он узнал о разоблачении Дуггана, он не сделал попытки уехать из Франции. Напротив, он ринулся прямо в сердце Франции. Другими словами, он все еще охотится за главой государства. Он просто-напросто бросил всем нам вызов.

Министр встал и собрал бумаги.

— Мы не станем вас задерживать, господин комиссар. Найдите его, и сегодня же. Покончите с ним, если понадобится. Так я приказываю вам от имени президента.

Часом позже вертолет Лебеля поднялся со взлетной площадки на базе Сатори и взял курс на юг.

— Наглая свинья! Да как он посмел! Намекать, что, так или эдак, мы, представители верховных французских властей, оказались не на высоте. Я, конечно, упомяну об этом в очередном докладе.

Жаклин притянула голову любовника себе на грудь.

— Расскажи мне все, — проворковала она.

Утро 21 августа было таким же ослепительно ясным, как все предыдущие за две недели этого периода летней жары. Из окон замка Верхний Шалоньер, обращенных к одетым вереском волнистым холмам, оно казалось спокойным и мирным, ничто в нем не намекало на суматоху полицейских опросов, которая уже в этот час завладела городком Эглетоном в восемнадцати километрах от замка.

В халате, наброшенном на голое тело, Шакал стоял у окна в кабинете барона, заказав ежедневный утренний разговор с Парижем. Его любовница спала наверху после очередной ночи яростной близости.

Когда его соединили, он произнес обычное: «Говорит Шакал».

— Вальми слушает, — ответил хриплый голос на другом конце. — Дело опять завертелось. Нашли автомобиль…

Он слушал еще две минуты, один раз прервал говорившего кратким вопросом. С прощальным «мерси» он положил трубку и стал нашаривать в карманах сигареты и зажигалку. Было ясно, что новое известие меняет его планы, хочется ему того или нет. Он думал пробыть в замке еще два дня, но теперь ему придется уезжать, и чем скорее, тем лучше. В этом телефонном разговоре ему не понравилось и кое-что другое, чего никак не должно было быть.

Сначала он не придал этому значения, но, пока курилась сигарета, ему неотступно сверлила голову одна мысль. Догадка пришла сама собой, когда он докурил сигарету и выбросил окурок на дорожку через открытое окно. Не успел он начать разговор, как в трубке что-то щелкнуло. За три предыдущих разговора такого не случалось ни разу. В спальне стоял второй аппарат, но Коллет, когда он уходил, наверняка крепко спала. Наверняка… Он повернулся, проворно взлетел по лестнице, бесшумно ступая босыми ногами, и ворвался в спальню.

Трубка уже покоилась на рычажке. Но шкаф был распахнут, три чемодана валялись на полу, и все они были открыты. Рядом лежало его кольцо с ключами от чемоданов. Баронесса, стоявшая на коленях среди этого погрома, подняла на него широко открытые немигающие глаза. Вокруг были разбросаны тонкие стальные трубки. Полые концы их были открыты, тут же валялись затычки из мешковины. Из одной трубки выглядывал задник оптического прицела, из другой — рыльце глушителя. Когда он вошел, она с ужасом разглядывала предмет, который держала в руках. Это был ствол и казенник винтовки.

Она медленно поднялась, выпустив ствол, который с лязгом упал посреди других деталей.

— Ты хочешь убить его, — прошептала она. — Ты один из них, из ОАС. А это — винтовка, ты хочешь убить де Голля.

Молчание Шакала уже было ответом. Она бросилась к дверям. Он без труда перехватил ее и через всю комнату швырнул на постель; три быстрых шага — и он был рядом. Пружины подбросили ее на скомканных простынях, она открыла рот, чтобы закричать. Удар слева в сонную артерию задушил крик. Схватив баронессу левой рукой за волосы, он перегнул ее через край кровати. Последнее, что она успела заметить, был узор на ковре, и тут сокрушительный удар справа ребром ладони обрушился сзади ей на шею.

Шакал подошел к дверям и прислушался, но снизу не доносилось ни звука. Эрнестина на кухне в глубине дома, как обычно, готовила на завтрак булочки к кофе, Луизону скоро отправляться на рынок. К счастью, старики были глуховаты. Он уложил детали винтовки в трубки, а трубки — в третий чемодан, к армейской шинели и грязной одежде Андре Мартена, и похлопал по подкладке, чтобы убедиться, на месте ли документы. Затем запер чемодан. Второй чемодан, с одеждой датского пастора Пера Енсена, также был открыт, но его содержимого не трогали.

В ванной рядом со спальней он потратил пять минут на умывание и бритье. Потом вооружился ножницами и следующие десять минут занимался тем, что укорачивал свои длинные белокурые волосы, приподнимая их гребешком, на два дюйма. Затем он нанес на них столько краски, сколько понадобилось, чтобы превратить их в седеющие волосы человека средних лет. Влажные волосы он в конце концов сумел уложить в прическу, поглядывая на фотокарточку в паспорте Енсена, который он поставил перед собой на туалетную полочку. В заключение он вставил серые контактные линзы.