Мастера детектива. Выпуск 5, стр. 150

Нечто ужасное все же произошло, а у меня не было ни малейшего предчувствия, что это может случиться. Я люблю думать, что предчувствия никогда не обманывают меня, но на этот раз я ошибся… Хуже всего, что я в этот самый момент, болтая с Этель Варр, не спускал глаз с Фэйт Ашер. Я видел, как Сесиль Грантэм проводил Фэйт к креслу, стоявшему метрах в пяти от кресла с сумочкой, видел, как она села, а Сесиль отправился к бару, вернулся с двумя бокалами шампанского и протянул один бокал ей, видел, как он поднял свой бокал и что–то при этом сказал. Я поглядывал на все это уголком глаза, чтобы не показаться Этель Варр невежливым, но в тот момент глядел прямо на Фэйт. Не потому что я что–то предчувствовал — просто рассказ Розы Тэттл о яде в шампанском засел у меня в голове, и это было вполне естественно. Итак, я в оба глаза смотрел, как Фэйт сделала глоток и вдруг вся затряслась, выронила бокал, пыталась подняться, издала нечто среднее между стоном и криком и вдруг повалилась на бок. Она пыталась удержаться за подлокотник кресла и, если бы Сесиль не сгреб ее в охапку, оказалась бы на полу.

Когда я подскочил, он все еще держал ее. Я сказал, чтобы он опустил ее, поддержал за плечи и велел немедленно вызвать врача. У нее начались судороги, голова дергалась из стороны в сторону, ноги начали сучить по полу, и, когда Сесиль пытался удержать ее за колени, я сказал, что это бесполезно, спросил, вызван ли врач, и кто–то позади меня ответил, что уже вызывают. Стоя на коленях, я поддерживал Фэйт так, чтобы она не ударялась головой об пол. Робильотти, Кент и дирижер оркестра сдерживали наседающих на нас людей. Судороги стали затихать и вскоре вовсе прекратились. Фэйт прерывисто и тяжело задышала, вскоре затихла, шея у нее словно окостенела, Я понял, что наступил паралич, никакой врач не поспеет вовремя, чтобы спасти ее.

Сесиль что–то кричал мне, раздавались и другие голоса, я повернулся и крикнул: «Замолчите! Ни я, никто уже не в состоянии помочь ей!»

Тут я увидел Розу Тэттл.

— Роза, идите и стойте возле сумки, чтобы никто не трогал ее. Не спускайте с нее глаз

Роза повиновалась.

Миссис Робильотти сделала шаг ко мне и сказала:

— Вы находитесь в моем доме, мистер Гудвин. Эти люди мои гости. Скажите, что с ней случилось?

По запаху изо рта Фэйт, когда она тяжело дышала, я понимал, что случилось, но ничего не ответил, только спросил:

— Кто вызвал врача?

— Цецилия звонит, — отозвался кто–то.

Все еще стоя на коленях, я снова обернулся к Фэйт. Взглянув на часы, я отметил, что было пять минут двенадцатого. Фэйт лежала на полу уже шесть минут. На губах у нее появилась пена, глаза остекленели, шея не гнулась. Прошло еще две минуты. Я взял Фэйт за руку и надавил на ноготь среднего пальца. Ноготь остался белым. Еще тридцать секунд — никаких изменений.

Я поднялся и обратился к Робильотти:

— Мне самому звонить в полицию или это сделаете вы?

— В полицию? — встревоженно переспросил он.

— Да. Она умерла. Мне лучше остаться здесь, а вы позвоните, да поскорее.

— Нет, — твердо заявила миссис Робильотти. — Мы вызвали врача. Здесь распоряжаюсь я и сама позвоню в полицию, когда сочту нужным.

Я разозлился. Нехорошо, конечно. Никогда нельзя злиться, оказавшись в трудной ситуации, особенно на самого себя, но я не мог сдержаться. Всего только полчаса назад я уверял Розу, что она может положиться на меня, я прослежу, чтобы ничего ужасного не случилось!.. Я оглянулся. Муж и сын хозяйки, две гостьи, дворецкий, трое кавалеров — никто из них не собирался возразить миссис Робильотти. Цецилии здесь не было. Роза стерегла сумочку. Тут я увидел дирижера, широкоплечего парня с квадратной челюстью, который, стоя спиной к алькову, глядел на происходящее, и обратился к нему.

— Меня зовут Гудвин. А вас?

— Джонсон.

— Хотите проторчать здесь всю ночь, мистер Джонсон?

— Нет, конечно.

— Я тоже. Предполагаю, что эта девушка была убита, если полиция сочтет то же самое, вы знаете, что это значит. Поэтому чем скорее они явятся сюда — тем лучше. Я частный детектив и обязан находиться возле убитой. В прихожей есть телефон. Позвоните по номеру СП — 730100.

Он направился к арке, но миссис Робильотти велела Джонсону остановиться и пошла ему наперерез. Он просто обошел ее, не вступая в пререкания. Тогда она крикнула:

— Робби! Сесиль! Остановите его!

Они не тронулись с места, и она накинулась на меня:

— Немедленно убирайтесь вон из моего дома!

— С удовольствием! — огрызнулся я. — Но если я уйду, полиция тут же привезет меня обратно. Никто не имеет права покинуть место убийства.

Робильотти взял жену за руку.

— Не нужно, Луиза… Это, конечно, ужасно… Сядь, успокойся…

Он посмотрел на меня.

— Почему вы думаете, что это убийство? Почему вы так сказали?

Поль Шустер, подающий надежды молодой адвокат, заговорил:

— Я тоже хотел спросить вас об этом, Гудвин Ведь у нее в сумочке был пузырек с ядом.

— Откуда вы знаете?

— Мне сказала мисс Варр.

— Мне это тоже сказали. Именно поэтому я попросил мисс Тэттл посторожить сумочку. Все же я думаю, что это убийство, но о своих догадках расскажу полиции. Все вы можете…

Вбежала Цецилия Грантэм.

— Ну, как она? — Цецилия остановилась возле меня, глядя на Фэйт Ашер.

— Боже! — Она сжала мне локоть — Почему вы ничего не делаете?

Я положил ей руку на плечо и отвернулся.

— Спасибо, — произнесла она. — Боже, такая красивая… Она умерла?

— Да. Вы вызвали врача?

— Сейчас приедет. Я не могла дозвониться до нашего… Я вызвала скорую… Но что может сделать врач, если она умерла?..

— Никто не считается умершим, пока врач не констатирует этого. Таков закон.

Послышалось чье–то причитание, я обернулся и повысил голос:

— Можете дать отдых ногам. Кресел всем хватит. Только держитесь подальше от кресла с сумочкой. Если хотите выйти, я не могу вас удерживать, но рекомендую не уходить. Полиция может превратно это понять, тогда вам придется отвечать на лишние вопросы.

Раздался звонок в дверь, Хакетт направился в прихожую, но я остановил его.

— Хакетт, останьтесь здесь. Теперь вы один из нас. Мистер Джонсон их впустит.

Он это и сделал. Звука открываемой двери слышно не было — двери в богатых домах открываются без скрипа, но из прихожей послышались голоса, и все обернулись в сторону арки. Вошли полицейские, двое участковых в форме. Они остановились в дверях.

— Мистер Роберт Робильотти?

— Я Роберт Робильотти.

— Это ваш дом? Нам позво…

— Нет, — сказала миссис Робильотти. — Этот дом мой.

4

Когда в среду, в начале восьмого утра я преодолел семь ступенек крыльца старого кирпичного особняка и отпер дверь, я был так измотан, что чуть не швырнул пальто и шляпу на стул, но все же воспитание сказалось, и я повесил пальто на вешалку, а шляпу положил на полку и только после этого отправился на кухню.

Фриц так воззрился на меня, что даже забыл захлопнуть дверцу холодильника.

— Дай мне кварту апельсинового сока, фунт сосисок, шесть яиц, двадцать блинчиков и галлон кофе, — заявил я.

— И ты откажешься от пончиков с медом?!

— Нет, я просто забыл их упомянуть. — Я шлепнулся в свое кресло и застонал. — Если хочешь заполучить друга, который никогда тебе не изменит, сделай мне омлет. Хотя нет, это займет слишком много времени. Сделай просто яичницу.

— Провел плохую ночь?

— Именно. Убийство со всеми последствиями.

— Ужасно! Значит, имеется клиент?

Я не претендую на то, чтобы понимать отношение Фрица к убийствам. Он сожалеет о них. Для него невыносима сама мысль о том, что один человек может лишить жизни другого; он говорил мне об этом и не кривил душой. Но он никогда не проявляет ни малейшего интереса к деталям, не интересуется даже, кто явился жертвой, а кто убийцей, и, если я пытаюсь рассказать ему о каких–либо подробностях, он скучает. Узнав, что человеческое существо вновь совершило нечто невероятное, он задаст единственный вопрос — заполучили ли мы клиента?