Дураки умирают, стр. 32

— Ты собираешься сегодня поработать? — спросила она. В действительности она хотела знать, займемся ли мы любовью, чтобы успеть подготовиться. А уж потом я обычно вставал с постели и работал на кухне, тогда как Вэлли выключалась сразу и спала до утра. Со сном у нее все было в порядке. В отличие от меня.

— Да, — кивнул я, — хочу поработать. Все равно не усну. Будоражат мысли о предстоящей поездке.

До полуночи оставалось совсем ничего, но она пошла на кухню, сварила мне кофе, сделала несколько сандвичей. Я мог работать до трех, а то и четырех часов ночи, но утром все равно просыпался раньше нее.

Бессонница — это бич писателей, особенно если работа ладится. Лежа в постели, я никогда не мог отключиться от мыслей о романе, над которым работал. В темноте персонажи становились такими реальными, что я забывал жену, детей, окружающий мир. Но сегодня у меня была другая причина для бодрствования, не имеющая отношения к литературе. Я хотел, чтобы Вэлли уснула и я мог спокойно вытащить из тайника деньги, полученные от призывников.

Из дальнего угла стенного шкафа в спальне я достал пиджак «Чемпион Вегаса». Три года я к нему не прикасался. Яркие цвета чуть поблекли в темноте стенного шкафа, но пиджак по-прежнему смотрелся неплохо. Я надел пиджак и прошел на кухню. Вэлли коротко глянула на меня и воскликнула:

— Мерлин, ты его не наденешь!

— Мой счастливый пиджак, — ответил я. — А кроме того, он очень удобен в дороге. — Я знал, что она повесила пиджак к дальней стенке, чтобы я его не нашел и не надел. Выбросить пиджак она не решилась. Теперь он оказался весьма кстати.

Вэлли вздохнула.

— Ты суеверен.

Она ошибалась. Суеверия не имели ко мне никакого отношения, хотя я и считал себя магом. Но речь шла о разных вещах.

После того как Вэлли поцеловала меня и пошла укладываться, я выпил кофе и уселся за рукопись, которую принес из спальни. Редактировал ее чуть больше часа. Заглянул в спальню. Чтобы убедиться, что она спит, легонько поцеловал в губы. Она не пошевельнулась. Теперь мне очень нравилось, когда она целовала меня перед тем, как заснуть. Этот простенький, но очень милый поцелуй, казалось, отгораживал нас от жестокости и предательства мира, в котором нам довелось жить. И часто, лежа в постели, ближе к утру, не в силах заснуть, я легонько целовал ее в губы в надежде, что она проснется и скрасит мое одиночество, придя в мои объятия. Но я понимал, что в тот вечер одарил ее поцелуем Иуды, чтобы убедиться, что она не проснется, когда я буду доставать деньги.

Я закрыл дверь спальни, на цыпочках прокрался к стенному шкафу в прихожей, в котором стояла большая коробка со всеми моими старыми рукописями, в том числе и оригиналом романа, над которым я работал пять лет, который принес мне три тысячи долларов. Я дорылся до самого дна и достал рыжеватую папку, перевязанную тесемкой. Отнес ее на кухню. Пил кофе и считал деньги. Набралось чуть больше сорока тысяч долларов. В последнее время их поток резко увеличился. Клиент пошел более состоятельный. Двадцатки, примерно семь тысяч долларов, я оставил в папке. Тридцать три тысячи сотенными разложил по пяти длинным конвертам, которые взял на письменном столе. Конверты рассовал по карманам пиджака «Чемпион Вегаса». Застегнул карманы на «молнию» и повесил пиджак на спинку стула.

Утром, обнимая меня на прощание, Вэлли могла почувствовать, что в карманах что-то лежит, но я бы сказал ей, что это набросок статьи, над которой я собираюсь поработать в самолете.

Глава 14

Когда я вышел из самолета, Калли ждал меня у дверей здания старого аэропорта, до которого мне пришлось идти пешком. Новый терминал только строили — Вегас рос. Вместе с Калли, который за это время заметно продвинулся по служебной лестнице.

Он даже выглядел по-другому, стал выше, стройнее. И смотрелся очень эффектно в костюме от Сая Дивора и белой рубашке. Изменил он и прическу. Я удивился, когда он обнял меня и воскликнул: «Все тот же Мерлин!» Посмеялся над моим пиджаком «Чемпион Вегаса» и предложил немедленно его снять.

Он поселил меня в люксе с баром, набитым бутылками, и цветами на столиках.

— Похоже, у тебя большая власть, — прокомментировал я.

— Дела идут неплохо, — подтвердил Калли. — Я перестал играть. Теперь я по другую сторону столов. Ты знаешь.

— Да, — кивнул я. Новый Калли заинтриговал меня. Я уже не знал, следовать ли мне первоначальному плану. Не знал, можно ли ему доверять. За три года с человеком могло случиться всякое. В конце концов, мы знали друг друга лишь три недели.

Но, когда мы выпивали, он сказал с неподдельной искренностью:

— Малыш, я чертовски рад тебя видеть. Думаешь о Джордане?

— Постоянно, — ответил я.

— Бедный Джордан, — вздохнул Калли. — Уйти, выиграв четыреста тысяч. Вот это и заставило меня бросить игру. И знаешь, со дня его смерти мне во всем сопутствует удача. Если не наломаю дров, стану в этом отеле первым человеком.

— Правда? А как же Гронвелт? — полюбопытствовал я.

— Сейчас я его первый заместитель. Он мне полностью доверяет. Доверяет мне, как я — тебе. Раз уж об этом зашла речь, мне бы тоже не помешал помощник. Если захочешь переехать с семьей в Вегас, получишь у меня хорошую работу.

— Спасибо, — ответил я. Его слова меня тронули. И в то же время мне хотелось знать причину его привязанности ко мне. Я прекрасно понимал, что он не из тех, кто легко сходится с людьми. — Насчет работы сейчас я тебе не отвечу. Но я приехал, чтобы попросить тебя об услуге. Если ты ничего не сможешь сделать, я пойму. Только ответь мне сразу, чтобы потом мы могли хорошо провести эту пару дней.

— Отвечу как на духу, — улыбнулся Калли.

Я рассмеялся.

— Ты бы сначала выслушал.

На мгновение Калли вроде бы рассердился.

— Какая разница! У тебя возникли проблемы. Если я смогу помочь, нет вопросов.

Я рассказал ему о манипуляциях с призывом. О том, что беру взятки и у меня с собой тридцать три тысячи баксов, которые я хочу надежно спрятать на тот случай, если афера с Армейским резервом станет достоянием общественности. Калли слушал внимательно, не отрывая взгляда от моего лица. А потом широко улыбнулся.

— Чего ты лыбишься? — полюбопытствовал я.

Калли рассмеялся.

— Слушай, ты говорил, как католик, признающийся на исповеди в совершении убийства. Черт, да любой на твоем месте поступил бы так же, будь у него хоть один шанс. Но, должен признаться, я удивлен. Не могу представить себе, как ты говоришь парню, что за услугу надо бы заплатить.

Я почувствовал, что краснею.

— Я никого ни о чем не прошу. Они сами приходят ко мне. И я никогда не беру деньги вперед. А после того как я выполняю свои обязательства, они могут или заплатить мне, или послать меня к черту. Мне без разницы. — Я улыбнулся: — Так что до матерого взяточника мне далеко.

— Хорош преступничек, — хмыкнул Калли. — Во-первых, я думаю, что волнуешься ты зря. Мне представляется, что эта история может тянуться вечно. Даже если поднимется шум, ты при самом худшем раскладе потеряешь работу и получишь условный срок. Но вот насчет того, чтобы припрятать денежки, ты прав. Эти феды — настоящие ищейки, они заберут у тебя все, что найдут.

Меня интересовала только первая половина сказанного им. В кошмарных снах я видел, как меня сажают в тюрьму, а Вэлли и дети остаются одни. Вот почему я ничего не рассказывал жене. Не хотел, чтобы она волновалась. Не хотел, чтобы изменилось ее мнение обо мне. Не хотел запятнать образ чистого, непродажного творца, каким она меня видела.

— А почему ты думаешь, что я не сяду в тюрьму, если меня поймают за руку? — спросил я.

— Это преступление по разряду «белых воротничков». Черт, ты же не обчистил банк, не пристрелил владельца магазина, не ограбил вдову. Ты брал бабки у молодых парней, которые хотели облегчить себе жизнь и сократить время службы. Господи, это же бред какой-то! Платить деньги за то, чтобы попасть в армию. Никто в это не поверит. Присяжные обхохочутся.