В тени человека, стр. 23

Мелисса подошла прямо к нам, совершенно не опасаясь за своего первенца. Она была как во сне, глаза ее выражали полную растерянность, движения были замедленны и неточны. В лагерь пришел один из взрослых самцов, но Мелисса, которая раньше всегда спешила первая приветствовать своего более сильного собрата и старалась всячески угодить ему, теперь не обратила на него никакого внимания. Она не пошла за ним, когда он собрался уходить, а продолжала сидеть, скрестив ноги и обхватив рукой лежащего у нее на коленях младенца. Мы долго не могли разглядеть его лица — нам мешала рука Мелиссы. Наконец она съела бананы, убрала руку и бросила долгий пристальный взгляд на своего первенца. Никогда в жизни мы не видели такой уродливо-смешной мордашки: большие уши, маленький сморщенный ротик, невероятно морщинистое личико землисто-голубого цвета. Глаза малыша были плотно прикрыты, и весь он походил на сморщенного гномика. Мы сразу же окрестили его Гоблином [32]. Мелисса еще некоторое время полюбовалась своим сыном, а потом, прижав его к животу, отправилась строить на ночь гнездо.

Мы с Гуго шли за ней на почтительном расстоянии. Через каждые пятнадцать-двадцать шагов Мелисса останавливалась и садилась отдыхать, потом вставала и шла дальше, волоча за собой плаценту. Уже в сумерках она забралась на высокое раскидистое дерево и стала устраиваться на ночлег. Мы едва различали ее. Ловко орудуя ногами и одной рукой, Мелисса построила большое гнездо, потратив на это восемь минут вместо обычных трех-пяти. Наконец она улеглась и затихла. Впервые с момента ухода от матери Мелисса делила гнездо с другим шимпанзе.

Мы молча возвращались в лагерь, думая, наверное, об одном и том же: о великом таинстве природы — чуде рождения ребенка — и вечных, как мир, чувствах молодой матери, впервые увидевшей свое дитя.

8. Фло и ее семья

Старушка Фло грелась на теплом утреннем солнце. Незадолго перед этим она всласть наелась пальмовых орехов и теперь, блаженствуя, лежала на спине и играла с Флинтом. Ухватив его тонюсенькую ручку своей огромной мозолистой лапой, она подняла малыша над собой, и он смешно болтался там, дрыгая ножками. Вот Фло протянула руку и пощекотала ему пах и шейку. В ответ Флинт широко раскрыл рот, изобразив на лице подобие улыбки. Эта «игровая» гримаса всегда появляется во время игры. Сидевшая возле них Фифи время от времени робко дотрагивалась до своего младшего братика.

Неподалеку резвились два старших сына Фло — Фабен и Фиган. С тех пор как родился Флинт, Фабен стал проводить с семьей гораздо больше времени. Игра братьев становилась все оживленнее, я отчетливо слышала учащенное дыхание, которым и выражается почти беззвучный смех шимпанзе. Но вот Фабен, который был старше Фигана на три или четыре года, начал играть слишком грубо — сидя на земле, он задирал ноги и ударял Фигана ступнями по голове. Через несколько минут Фигану это надоело. Он отошел от Фабена и направился к Фифи, намереваясь поиграть с ней. Тем временем Фло, прижав Флинта к груди, стала перебираться в тень, и Фифи пошла вслед за матерью, не обратив внимания на Фигана. Мы еще раз убедились в том, что Фифи очарована младшим братом и относится к нему с огромным интересом и все возрастающей привязанностью.

Вот и сейчас Фло сидела и покусывала шейку Флинта, щекоча ее своими стертыми зубами, а Фифи тут же рядом быстро обыскивала шерстку на спине у братца. Мать не обращала на нее ни малейшего внимания, хотя раньше, когда Флинту еще не было двух месяцев, Фло не позволяла Фифи прикасаться к братишке и каждый раз отталкивала руку дочери. Чтобы потрогать Флинта, Фифи приходилось пускаться на хитрость: она начинала выискивать в шерсти у матери, подбираясь все ближе и ближе к цепким ручонкам малыша; на минутку прервав свое занятие и украдкой поглядев на мать, Фифи торопливо ласкала маленькие пальчики брата.

Когда Флинт подрос, Фло разрешила Фифи играть с ним. И та сидела теперь рядом и теребила его пальчики. Вдруг Флинт тихо заскулил — видимо, Фифи сделала ему больно. Фло тотчас же оттолкнула руку дочери и прижала малыша к себе. Расстроенная Фифи надула губы и закачалась взад и вперед, не сводя глаз с Флинта и заложив руки за голову. Однако прошло совсем немного времени, и она снова, на этот раз более осторожно, начала играть с братом.

Детеныш шимпанзе, как и человеческий ребенок, подрастая, становился все более забавным и интересным не только для матери и других членов семьи, но также и для окружающих, включая и нас, исследователей. Та радость, которую мы получали, наблюдая за развитием Флинта и его успехами, могла сравниться, пожалуй, лишь с радостью воспитания собственного сына.

К концу третьего месяца Флинт научился самостоятельно передвигаться на теле матери, цепляясь за ее шерсть и помогая себе руками и ногами. В это же время его потянуло к Фифи, которая уделяла ему все больше и больше внимания. Она даже пыталась оттащить его от матери, но Фло всегда была начеку и всячески препятствовала этому. Правда, она никогда не наказывала дочь, хотя та настойчиво тянула малыша к себе. Иногда Фло просто отталкивала руку дочки или отходила с малышом в сторону. Если же Фифи чересчур упорствовала, Фло, стремясь отвлечь ее внимание от Флинта, начинала обыскивать ее или играть с ней.

От постоянного общения с младшими детьми Фло, казалось, даже помолодела. Мы не раз видели, как она затевала игры с Фиганом и двенадцатилетним Фабеном; она щекотала их или гонялась за ними вокруг ствола дерева, а маленький Флинт висел на ней, уцепившись за шерсть изо всех своих силенок. Однажды в самый разгар возни эта старая самка наклонила лысеющую голову к земле, оттолкнулась ногами и перекувырнулась. Потом, как бы почувствовав, что эта выходка ей не по возрасту, она отошла в сторону, села и с особой тщательностью занялась туалетом Флинта.

Когда Флинту исполнилось тринадцать недель, Фифи все-таки удалось забрать его у матери. Фло в этот момент была занята обыскиванием Фигана, а Фифи, поймав Флинта за ногу и не спуская глаз с матери, начала осторожно тянуть малыша к себе. Расстояние между ними все сокращалось, и наконец Флинт оказался в объятиях сестрицы: Фифи бережно положила его на живот, обхватила руками и ногами и затихла.

К нашему удивлению, Фло, казалось, ничего не заметила, по крайней мере в первые несколько минут. Но как только Флинт, никогда до этого не расстававшийся с матерью, протянул к ней ручки, скривил губы и издал жалобный и тревожный звук «хуу», Фло решительно забрала его у дочери, прижала к груди и поцеловала в голову. Ища успокоения на груди у матери, Флинт потянулся к соску, но вскоре отвернулся и посмотрел на Фифи, которая сидела рядом, скрестив руки на затылке и выставив локти вперед, и не спускала с брата глаз. Минут через десять Фифи опять взяла Флинта к себе, и снова Фло тотчас же забрала его, как только раздался жалобный писк. А Флинт, как и прежде, почувствовав себя в руках матери в полной безопасности, сразу успокоился и потянулся к груди.

После этого, случая Фифи стала брать малыша все чаще и чаще. Постепенно Флинт привык к ней и подолгу сидел у нее на руках. Иногда Фло даже позволяла дочери нести Флинта, когда они шли всей семьей по лесу.

Если же они путешествовали в составе большой группы, Фло никому не отдавала малыша. Иногда Фифи все же удавалось схватить его, и она стремительно убегала вперед. Фло, повизгивая, догоняла ее и забирала похищенного детеныша. Даже в этих случаях Фло никогда не наказывала Фифи — просто она хватала дочь за лодыжку и отнимала у нее Флинта. Подчас Фло приходилось изрядно побегать вокруг деревьев, поползать под кустами и даже попрыгать по веткам, прежде чем ей удавалось вернуть себе Флинта. Нередко Фифи сама возвращалась к матери, слегка повизгивая и раскачиваясь как бы в знак послушания, но и тогда она все равно не отдавала детеныша по доброй воле.