Ядерный будильник, стр. 64

Однако мужчина с газетой расценивает их посиделки в маленьком кафе совсем иначе.

— Так ты решила? — спрашивает он.

— А я должна была?

— Ты согласилась встретиться. Раньше такого желания у тебя не было.

— Мне просто стало любопытно.

— Что именно?

Морозова пожимает плечами, но её собеседник не видит этого жеста из-за газеты.

— Что тебе любопытно? — повторно спрашивает он. — Я уполномочен дать тебе гарантии — по деньгам ты ничего не теряешь. По должности — ты выиграешь. Главное, ты приобретёшь перспективу, которой сейчас у тебя практически нет. Я удовлетворил твоё любопытство?

— Убери эту гребаную газету, — отчётливо произносит Морозова.

— Что?

— Убери от лица эту чёртову газету, — повторяет Морозова.

— О господи, — Монгол аккуратно сворачивает газетные листы и кладёт на столик рядом с собой. — Раньше я за тобой не замечал склонности к таким выражениям.

— Значит, ты был невнимателен, — говорит Морозова. Она имеет в виду, что если бы Монгол убрал газету пораньше, то заметил бы её реакцию на его предложения. Он сказал — деньги, должность, перспектива. Она зевнула.

— Ну, — говорит Монгол, надеясь на деловой разговор. — Я убрал газету. Что дальше?

Морозова некоторое время рассматривает его, а потом спрашивает:

— Ты что, к косметологу ходишь?

— Нет, — Монгол все ещё надеется на разговор по существу. — А почему такие подозрения?

— Хорошо выглядишь.

— Я не курю, не пью кофе…

— Собираешься жить вечно? — перебивает его Морозова, демонстративно постукивая ложечкой о край своей чашки кофе.

— Просто не люблю ходить по врачам.

— Да уж… — Морозова усмехается, и эта усмешка подразумевает нечто, им обоим известное, но не произнесённое вслух. Монгол к этому времени наконец догадывается, но догадка оскорбительна для его разума.

— Морозова, — он впервые называет её по имени. — Неужели ты согласилась встретиться только для того, чтобы повспоминать старые добрые времена?

— Нет, — решительно говорит она. — Ни малейшего желания.

— Слава богу, — вздыхает Монгол. — Я же помню, что особой сентиментальностью ты никогда не отличалась…

— Это откуда же такое мнение? — тихо говорит Морозова, чувствуя некоторое волнение, перерастающее в желание вылить Монголу кофе на брюки.

— Это мнение осталось со времени нашей последней встречи.

— Ты тоже был тогда великолепен, — цедит Морозова, поглаживая край чашки. Пожалуй, кофе недостаточно горяч. Лучше его допить.

— Поэтому я хотел бы не вдаваться в прошлое и обсудить настоящее, — Монгол с удовлетворением выруливает на старую дорогу. — Ты слишком хороший профи, чтобы работать в этой своей Фирме. И ты слишком хороша, чтобы мы обошлись без тебя. Поэтому меня уполномочили…

— Эта моя Фирма… Ты так много знаешь о ней, чтобы делать выводы? Я сомневаюсь.

— Ты права, — соглашается Монгол. — Я просто знаю, что это довольно сомнительный бизнес… И рискованный.

— Любой бизнес основан на риске, — говорит Морозова. — Вспомни, что случилось с «Интерспектром», где мы с тобой имели удовольствие работать. Точнее, где ты имел несчастье трудиться под моим руководством. И это не давало тебе покоя тогда, и это не даёт покоя тебе сейчас, это просто сводит тебя с ума…

— Тихо, — морщится Монгол. — Успокойся.

— Легко, — говорит Морозова. — У меня-то нет комплексов по этому поводу.

— То есть ты признаешь, что у тебя есть комплексы по другим поводам, — пытается пошутить Монгол, но тут же по лицу Морозовой понимает, что шутка не удалась. — Ладно, к чёрту комплексы и старое доброе время.

— К чёрту.

— Я сделал тебе предложение, — говорит Монгол, и Морозова ухмыляется. Тогда он добавляет: — Деловое предложение. Твой ответ?

— Мой ответ… Видишь ли, после того как «Интерспектр» пошёл ко дну, у меня было много предложений. Все хотели трудоустроить Морозову, потому что у меня была и есть определённая репутация. Все эти предложения были примерно одного типа. Поэтому я выбрала то, где давали больше денег. В принципе я довольна. Я привыкла к этой работе, к людям, хотя идиотов там тоже хватает. Ты мне предлагаешь все бросить и уйти в какое-то другое место, которое отличается только тем, что там работаешь ты, и тебе твоё начальство велело перетащить меня в вашу контору. Я бы назвала это обменом шила на мыло. Тем более что я уже практически пожилая женщина, и бегать туда-сюда мне совершенно несолидно.

— Разница есть, — говорит Монгол. — И ты её поймёшь. Я не могу тебе вот так в лоб об этом говорить…

— Это значит, что тебе просто не о чём говорить. Это значит, что нет никакой разницы.

— Морозова, — Монгол пытается поймать её взгляд, но Морозова умело ускользает. — Я же знаю… Ты заслуживаешь большего.

Она поднимает глаза.

— Интересно, — произносит Морозова, и её голос ничем не выдаёт боли и бешенства, как кислотой обжёгших все внутри её. — Тогда мне очень интересно, почему ты не захотел мне дать этого большего. Когда ты действительно мог мне это дать.

Монгол молчит, и Морозова молчит тоже, потому что не ждёт ответа и не видит смысла в дальнейших словах. Монгол берет газету со стола и молча встаёт. Морозова не реагирует.

Монгол выходит из-за стола и уже направляется было к дверям, но останавливается и произносит едва слышно, будто бы разговаривая сам с собой:

— Все равно смени работу. Полезно для здоровья.

Он выходит из кафе на улицу, а Морозова ещё некоторое время сидит за столиком. Так до конца и не проснувшаяся официантка разочарованно осматривает пустое кафе, после чего пускается в долгий путь к Морозовой, чтобы спросить «Ещё кофе?» и получить отрицательный ответ. Официантка нехотя оборачивается, оценивает продолжительность обратного пути к стойке, оценивает его целесообразность и трудоёмкость, а потом садится за соседний с Морозовой столик и засыпает.

Морозова смотрит на спящую молодую женщину и думает, — а ей кто-нибудь когда-нибудь говорил: «Ты заслуживаешь большего»? И если спрашивал, то что она ответила этому подонку?

Морозова выходит из кафе, попутно перевернув табличку на двери с «Открыто» на «Закрыто». За дверью её встречает хмурое утро. Морозова поёживается, пока идёт к машине, и вспоминает, что так и не задала Монголу главный вопрос. То есть вчера он ей казался главным. Сейчас все уже немного иначе.

Потому что, судя по последним словам Монгола, он всё-таки кое-что знает о той организации, в которой трудится Морозова. Как это он сказал — смени работу? Он сказал — полезно для здоровья?

Высокомерный, зазнавшийся дурак. Странно, что у такого мерзавца могут быть такие замечательные пальцы.

10

В то время как Морозова медленно едет домой, решительно гоня из памяти всякие ненужные воспоминания, Алексей Белов стоит посреди пустой однокомнатной квартиры и рассматривает связку ключей в своей ладони.

Вопрос с жильём решился быстро — Харкевич ещё с вечера куда-то позвонил, объяснил, что нужно, и рано утром за Алексеем заехала решительная дама плотного телосложения. Они поехали смотреть варианты, и Алексей, недолго думая, согласился уже на вторую из предложенных квартир. Дама как-то странно посмотрела на него, но ничего не сказала, отдала ключи и объяснила, что все формальности будут улажены через Фирму. Алексей не возражал.

Квартира ему понравилась полным отсутствием мебели, что создавало ощущение простора, свободы. А ещё там был приятно поскрипывающий под ногой паркет. Алексей снял обувь и босиком ступил на нагретый утренним солнцем пол. Это было приятное ощущение, так же приятно было держать в руке ключи от собственного жилья. Ну почти собственного. Жаль, нельзя было рассказать об этом маме — та была бы довольна. Была бы довольна, но только она об этом ничего не узнает.

«Возврата назад уже быть не может», — вспомнил Алексей слова, произнесённые будто бы годы назад, хотя на самом деле прошло лишь несколько дней. Однако дни эти вместили в себя очень много всего — Дон Педро, деньги, Морозова-стерва, казино, художник Миша, Карина, деньги, Фирма, деньги, дом Левши, снова деньги… Приехав в Москву, он словно оказался посаженным на стремительную и очень опасную карусель, закружившую его на таких безумных оборотах, что только держись. И вот только сейчас сеанс закончился. Можно было сойти на твёрдую землю, отдышаться, оглядеться. И принять решение — стоит ли снова забираться на эту бешеную карусель.