За любовь (СИ), стр. 81

Всю ночь и весь день он проносил через себя воспоминания, боль и горечь. Он лежал на песке, солнце обжигало истерзанное тело, душа была разорвана, и все что нарывало в ней, хлынуло мерзким гноем, вызывая удушье и выворачивая наизнанку. Маркус был опустошен, выжат до последней капли крови. Так он пролежал еще несколько суток. За это время он принял для себя одно решение — он будет мстить, убивать тварей, сотворивших с его семьей это. Но перед этим он должен увидеть ее, хотя бы издалека, если не позволит ничего сказать. Но он должен, он обязан! В этот же день Маркус вернулся в Лондон с твердым намерением поехать к ней, а, он не имеет права, но разве есть выбор, ведь они никогда не смогут ничего забыть! Они не смогут быть вместе, он и не посмеет никогда об этом просить, но и друг без друга они не могут, это невыносимо! Он должен поехать и увидеть приговор себе в любимых глазах. Должен! И он примет от нее все что угодно.

Только, когда он приехал в Лондон, на него обрушилось известие, он как выброшенная на берег рыба глотал воздух, но задыхался, Маркус читал и не понимал, читал и не верил! Из него словно выбили одним ударом душу, в какой-то задрипанной газетке, оставленной ему секретарем, было маленькое сообщение, сообщение, повергающее его в прах, сжигающее в пепел:

Глава 28

Она сидела на кровати и смотрела невидящим взглядом на тоненький золотой обруч, сковавший ее палец, как и жизнь. Она уже несколько дней была замужем, но осознание пришло только сейчас. Что она чувствовала? Ничего наверно, кроме горечи и какого то щемящего чувства безысходности и невозможности что либо изменить. После всего, что ей довелось пережить она не могла даже в кошмарном сне представить, что свяжет себя еще раз узами брака. Но что ей оставалось?! Джо подарил ей надежду, он стал ее опорой и вытащил из ада.

Когда она очнулась после той попытки свести счеты с жизнью, был уже день, она лежала на кровати, а в кресле сидел Джо, но ей было все равно кто рядом и зачем. Она была пуста, впереди ничего не было видно, хотелось просто закрыть глаза и никогда их больше не открывать. Зачем он ей помешал? Ей это не нужно! Но тут же в голове она услышала голос бабушки: «Просто живи! Каждому воздастся по делам его!» в груди защемило и зашевелилось. Как же она могла?! Что же было бы с бабушкой?! Боль растекалась внутри, словно холодная вода по выжженной пустыне, закипая и душа дымом и гарью. Но тупое чувство безысходности снова поглотило ее, и она опять стала рассеянной и бесчувственной. Так продолжалось на протяжении нескольких дней. Она просто лежала и пила таблетки, которыми ее пичкал Джо, а еще она боялась появления Маркуса, она не хотела, чтобы он видел, что она сломалась окончательно. Хотя какое это уже имеет значение?! Как не странно, но она начала постепенно оживать и выходить из амебного состояния, а потому задала наконец интересующий ее вопрос:

— Он приедет?

— Он даже не знает! — тихо ответил мужчина. Аня ничего не понимала, в голову ворвался рой мыслей и вопросов. Голова начала гудеть — за последние дни она отвыкла о чем то думать, она была подобна овощу и превращаться в человека было слишком больно и тяжело.

— Тогда почему вы здесь? — она пристально взглянула на мужчину, впервые замечая в нем человека, а не машину по исполнению желаний Маркуса Беркета. Как же омерзительно, в кого она превратилась?! Пока эти мысли проносились в голове Анны, Джо встал и сел рядом с ней.

— Я здесь потому что очень волновался, я видел в каком ты была состоянии и пошел за тобой! — все так же тихо ответил Джо, беря ее руку в свою. Ощущения были странными, незнакомыми, непривычными. Хотелось отдернуть руку, но она была больше поражена внутренними переживаниями. Ей стало как то тоскливо и в то же время смешно над собой — чужой человек увидел ее состояние и заволновался, а он …Говорил, любил ее! Что это за любовь такая животная, жестокая, больная?! Да и любил ли он вообще кого — нибудь, кроме себя?!

Было горько и пусто. Хотелось снова растворится и выпасть из реальности. Но сидевший рядом мужчина не позволил ей это сделать.

— Послушай меня Анна! Ты должна взять себя в руки ради сына! Я помогу тебе, у меня есть план и я уверен, что все получится! Все это время я не сидел без дела, я искал! Признаюсь, я не верил в это видео и у меня есть зацепки и…   — он еще что-то горячо говорил, но Аня не слышала — слезы катились по лицу. Слова Джо были бальзамом для ее израненной души, потому что он один верил ей и ядом, ибо он не был тем, кто должен был верить. Как же так?! Почему поверил чужой человек, а люди знавшие ее столько лет — нет?!

Она рыдала, тело трясло. Он прижал ее к себе и стал гладить по голове, целуя волосы, успокаивая. Она не понимала, что происходит. Как за пять минут открылась перед совершенно чужим человеком. Почему позволяет обнимать себя.

— Почему? — спросила она, вытирая слезы. Он глубоко вздохнул, словно перед прыжком и посмотрел ей в глаза. Она знала этот взгляд, он сказал ей все.

— За эти два года ты стала мне дорога! Но ты была счастлива и я был рад за тебя, а потом …Потом ты стала превращаться в тень, я пытался выяснить, что происходит у вас, но ничего не выходило, а потом стало все известно, но я не верю Анна! Черт возьми, мне нужно было просто увезти, спрятать тебя от этого ублюдка! Но я не представлял, что он настолько безумен! Прости меня Анна! — он схватил ее руки и поцеловал. Анна же была ошарашена и подавлена. Все эти чувства и эмоции были для нее как ушат холодной воды, ей было жутко — она ведь даже и представить не могла, что кто-то рядом страдает из-за нее. Боже! ЕЕ даже передернуло, по спине пробежал холодок. Новость была для нее пугающей. Ей было не по себе, она не хотела этого. Нет, ей ничего не надо, она устала …Она закрыла глаза, пытаясь отрешится от реальности, но ничего не вышло.

— Мне нечем тебе ответить Джо, кроме как поблагодарить! — хрипло ответила она.

— А мне и не надо ничего Анна! Я хочу помочь тебе! Я хочу вернуть тебе сына!

Ее сердце забилось гулко и быстро. Аня с волнением посмотрела на худое лицо мужчины и почувствовала как в ней загорается надежда слабая, хлюпенькая и все же.

Весь последующий месяц Аня лечилась — пила антидепрессанты. От госпитализации она отказалась, считая, что сама справится со своими приступами отчаянья, которые порой прорывались наружу. Теперь у нее была надежда и еще чувство вины перед бабушкой, поэтому до крайностей не доходило. Все это время Анна провела в Лондоне рядом с Джо, бабушке же объяснила это тем, что она встретила человека, который поможет ей. Все так и было, единственное, что Анна не рассказала Маргарите Петровне, так это о своем поступке, от которого она так и не смогла оправиться и наверно, не оправится никогда. Но сейчас Анна не хотела, чтобы бабушка видела ее состояние. Она и так слишком потрясена случившемся, не стоит беспокоить ее сильнее.

Выходить из депрессии было очень тяжело, но собрав всю свою волю и последние силы, Анна стремилась к жизни, к действию и цели. А цель у нее была только одна — вернуть сына или хотя бы добиться с ним встреч. Она не представляла как Джо поможет, но помощь дарила надежду, а неиссякаемая энергия мужчины и поддержка заставляли ее работать над собой, что она и делала. Их отношения были довольно странными — они словно боялись друг друга, точнее боялась Анна, хоть и старалась не подавать виду и все же скованность и неловкость скрыть было невозможно. Она и сама не могла объяснить, но почему то чувствовала себя некомфортно рядом с ним, хоть он и был очень деликатен и сдержан в общении. Наверно, виной всему было его признание в своих чувствах к ней, а также Анна давно перестала быть наивной девочкой и понимала, что бесплатно только сыр в мышеловке, и учитывая эти самые чувства, нетрудно догадаться, чем придется платить. Но ради сына она готова была на все что угодно, да и чего уже ей волноваться?! Ее душа, она давно убита, ее плоть, она была вышколена и натренирована жестким и грубым сексом, поэтому терять и бояться нечего — она прошла все круги ада, больнее не бывает! Да и она перестала что-либо ощущать, она была как выжженная земля — мертвая на эмоции, мертвая на чувства. Так что не коробит ее мысль о том, чтобы продать свое тело, а души у нее не осталось почти, все, что осталось принадлежит сыну и бабушке.