Отрава, стр. 12
МИНОГА
Ночь была пугающе тихой. Отрава не замечала, как громко гудят болотные насекомые, пока они не исчезли. Каждую ночь своей жизни она засыпала под хриплое стрекотание болотных сверчков, цикад и камышовых пауков. Где-то вдалеке перепрыгивали с ветки на ветку пушистые, похожие на морские звезды летяги. А дома капала вода, скрипели подпорки хижины, и тихо посапывала в кроватке Азалия.
В Крепости тишина казалась громче любого звука. Скрип телеги, пыхтение крокоящера, который все тащил их по улицам, даже шуршание кожаной одежды Брэма были почти оглушительными. Вместо какофонии гудящих насекомых улицы наполнял только глухой однообразный гул какого-то механизма, да временами открывалась какая-нибудь калитка или раздавался неясный крик с другой улицы. Все остальное замерло в молчании.
Они ехали медленно, то и дело украдкой поглядывая по сторонам. Кучки людей на улицах провожали телегу злобными взглядами. Яркие вывески над мрачными притонами, мимо которых проезжала повозка, потрескивали и хлопали. Отрава и Брэм сидели на козлах телеги, поплотнее завернувшись в свои кожаные одежды и ссутулившись. И старались не обращать внимания на глаза, недобро посверкивающие на них отовсюду.
– Не показывай, что тебе страшно, – предупредил свою спутницу Брэм. – Не прячь глаза, но и не смотри долго. Когда отведешь взгляд– а тебе лучше сделать это первой, потому что они не отведут, – смотри вперед, ясно! Не вниз, а вперед. Уставишься себе под ноги – и все решат, что ты легкая добыча. Ты должна выглядеть так, словно имеешь полное право здесь находиться, но притом и не бросаешь им вызов. Поняла?
Отрава не поняла, но все равно кивнула. Только теперь она осознала смысл его слов. Она не смела избегать сердитых глаз, которые следили за ними, но старалась и не встречаться с людьми взглядом, чтобы это не было расценено как вызов. Ей вспомнилась старая история, которую как-то читал ей Парус. Там принцу сказочной страны пришлось пройти через клетку с голодными тиграми. Отрава вспомнила, как просила старика поподробнее рассказать об удивительных животных с полосатым мехом, наделенных смертоносной грацией и проворством. Теперь она примерно представляла, что тогда чувствовал принц.
Улицы словно смыкались вокруг них, и фонарей стало меньше. Брэм, видимо, знал, куда ехать, но по тому, как он сжимал и разжимал пальцы на дубинке под одеждой, Отрава видела, что ему не по себе. Они ехали по каким-то глухим трущобам Крепости, где беспорядочно понастроенные хижины заваливались одна на другую. Из решеток с шипением валил пар, и вдоль сточных канав сновали крысы. Телега продолжала скрипеть, и крокоящер не замечал ничего вокруг, но у Отравы по спине побежали мурашки от пред– чувствия опасности.
– …И вообще, отправиться сюда – дурацкая затея… – бурчал себе под нос Брэм, сгорбившись на сиденье.
– А ты знаешь, где живет этот Минога? – спросила Отрава.
– Я знаю только то, что мне сказали, – ответил Брэм. – И у тебя должна быть важная причина для визита к нему. Поблагодари свою счастливую звезду, если мы выберемся отсюда живыми.
– Тогда зачем ты согласился? – спросила девушка, скорее затем, чтобы услышать звук собственного голоса, чем потому, что действительно хотела знать ответ.
Они свернули на ухабистую улочку. Колеса наскакивали на кочки, ныряли в рытвины, и телега грохотала и сотрясалась.
– Я обычный человек, Отрава, – произнес Брэм. – А ты, надеюсь, честная девочка и сдержишь данное слово. Один серебряный соверен я зарабатываю за целый год. Понимаешь?
Она поняла. Целый год работы. У нее в кармане лежала маленькая монета, которая означала для этого человека целый год работы. Отрава быстро подсчитала, сколько денег дал ей Парус, и чуть не вытаращила глаза. Либо Брэм был очень бедным, либо Парус очень богатым.
– А два соверена, – тихим, низким голосом продолжал Брэм. – Два соверена, да те деньги, что я заработал сегодня… для такого человека, как я, это целое состояние. Может быть, я даже смогу купить на них дом. Или ферму. Продам эту старую телегу и этого упрямого крокоящера и брошу все, пока не поздно. На болотах жить нельзя, а я старею, как видишь. Каждый год, возвращаясь туда, я рискую подхватить черную гниль, чуму или что-нибудь еще. С каждым годам становится все опаснее.
Ловец духов посмотрел на Отраву из-под полей шляпы, и она увидела в его глазах боль и тоску.
– Собственный дом – в горах, где зеленеет трава и нет никого на целую милю вокруг. Эта игра стоит свеч.
Отрава хорошо разбиралась в людях, и сейчас услышала в голосе Брэма настоящую жажду жизни. Он не умел скрывать свои чувства. И она вдруг осознала истинное значение их отношений. Он все это время знал, что денег у нее в котомке хватит, чтобы обогатить его и подарить достаток и спокойствие на всю оставшуюся жизнь. Он мог просто отнять их у нее, ведь перед такой силой она была беззащитна. Но Брэм был человеком, который честно зарабатывал свой хлеб, и вот теперь он везет ее по темным улицам Крепости, потому что заключил с ней сделку. Даже перед лицом величайшего соблазна он не хотел становиться вором. В отличие от того, кто вдруг запрыгнул на козлы рядом с Отравой.
Она взвизгнула от неожиданности, но он оказался прытким. Девушка даже не заметила, как человек выскользнул из темного переулка и притаился возле колес. Одним ловким движением он оказался рядом с ней, и, не успела она опомниться, как уже приставил холодный нож к горлу.
– Не трожь ее, ты… – рявкнул Брэм, отпустив поводья и потянувшись за дубинкой. Крокоящер посеменил и остановился. – Ай-яй! – закричал человек, и прижал нож сильнее, так, что Отраве пришлось запрокинуть голову. – На твоем месте я бы этого не делал. А то у нее будет кровавая улыбка.
Отрава от ужаса вытаращила свои лиловые глаза. Удары сердца гулко стучали в ушах. У нее буквально парализовало и тело, и разум. Несколько мгновений, которые показались вечностью, девушка от ужаса могла только судорожно глотать воздух, пытаясь увернуться от острого лезвия, которое беспощадно впивалось в кожу.
К Брэму подскочил еще один мужчина и приставил нож к ребрам.
– Не рыпайся, – сказал он. – А то твоей девчонке будет худо.
– Забирайте телегу! – испуганно закричал Брэм. – Забирайте телегу и зверя, только не трогайте нас. Берите все.
Первый вор потянулся назад, чтобы приподнять парусину и заглянуть в телегу. Отрава почувствовала на лице его зловонное дыхание. В телеге почти ничего не было: лишь несколько непроданных баночек с гудящими духами, дорожные запасы и, конечно, котомка Отравы со всеми ее деньгами. Но она тогда думала о них меньше всего. Ей снова вспомнилась сказка о принце и тиграх и лицо Паруса в отблесках огня в очаге, когда он рассказывал.
– На что нам твой зверь и телега? – рассмеялся вор. – Что там в котомках? Может, мы и не перережем вам глотки, если найдется что-то стоящее.
– Да, да, только нас не трогайте! – не задумываясь воскликнул Брэм.
– Это я здесь приказываю, – прошипел вор. – Вы… – начала Отрава и, как только слово
сорвалось с губ, пожалела об этом.
Но было уже поздно. Вор переключился на нее.
– Я что?— прорычал он.
Раз уж начала, то отступать нельзя. Она не могла позволить себе проявить слабость.
– Вы пожалеете, – сказала она.
– Да неужели? – вор искоса посмотрел на нее. – И кого же нам бояться? Тебя?
Теперь уже надо было продолжать гнуть свое. – Миноги, – ответила она.
Вор не успел скрыть промелькнувший в глазах страх, а Отрава, естественно, заметила, как он на миг ослабил хватку.
– Не понимаю, о ком ты, – наконец произнес он.
– Лжешь, – ответила Отрава со всей уверенностью, какую смогла найти в себе. – Тут все его знают.
Вор отпрянул. В глазах его плескался панический страх. Отрава внутренне содрогнулась, но заставила себя твердо посмотреть на него. Все ее чувства кричали ей, что она дразнит голодного тигра, и если она ошибалась, то, скорее всего, толь ко что подписала собственный смертный приговор. Но отступать нельзя – иначе они с Брэмом могут не увидеть следующий восход солнца. Парус сам мало знал о Миноге, кроме имени и того, что он сможет указать Отраве путь дальше в королевство эльфов. Но он наказал ей быть очень, очень осторожной. Даже того, что Парус слышал о Миноге, было достаточно, чтобы беспокоиться за Отраву. Поэтому она решила, что здесь, ближе к месту обитания этого человека, слава о Миноге ходит действительно дурная.