Северная Пальмира. Первые дни Санкт-Петербурга., стр. 64

Также в 1782 году (к этому времени Камерон уже пользовался полным доверием императрицы) Екатерина поручила Камерону возведение резиденции для ее сына Павла I и его супруги Марии Федоровны. Это поручение получило свое материальное воплощение между 1782-м и 1800 годами в виде дворца и садов в Павловске. Описание Павловска не входит в задачи этой книги — лишь упомянем визит Марии Федоровны во Францию в 1782 году, где она была столь очарована неформальными «английскими» парками, а также «рощей для купаний Аполлона» Юбера Робера и многочисленными павильонами в Малом Трианоне, что возводимый Павловск был по ее воле окружен парками, созданными по ее французским впечатлениям. Позади самого дворца был возведен Храм дружбы, Колоннада Аполлона, Павильон Трех граций, Елизаветинский павильон [48], молочная, навес для скота, вольер, больница, музыкальная комната и различные виллы, обелиски, кухни, конюшни и каскады. У Камерона в Павловске было много работы.

С течением времени в Царском Селе он также приумножил коллекцию парковых строений, которая весьма украшала дворец. К примеру, Китайская деревня с ее девятнадцатью маленькими домиками и пагодой в середине была построена между 1784-м и 1786 годами по наброскам Камерона. Но из всех строений в Царском Селе наиболее известны последние: знаменитые Агатовые комнаты и терраса, которая носит его имя — Камеронова галерея.

Агатовые комнаты состоят из трех помещений, украшения которых выполнены из яшмы и многоцветного мрамора. Фасад павильона в классическом стиле; красные кирпичи своим цветом напоминают о Помпеях. Внутри находится центральный салон с тремя смежными комнатами меньшего размера. Стены полностью покрыты яшмой, иногда перемежающейся разбросанными по стене агатами; поверх яшмового покрытия установлены медальоны и бронзовые рельефы. В главном салоне преобладающими цветами являются розовый и белый. Камины сделаны из мрамора, огромные канделябры имеют форму женских фигур; от фигур отходят ветви из позолоченной бронзы. Вазы стоят в нишах; вся мебель изготовлена в духе Помпеи. Все это выглядит очень величественно, но тяжеловесно, холодно и формально.

Ниже Агатовых комнат находится так называемая Холодная баня, состоящая из русской бани и двух классических прихожих.

У Агатового павильона есть пристройка в виде покрытой крышей террасы в ионическом стиле; его классический стиль совершенно не гармонирует с елизаветинским дворцом. Камеронова галерея является длинным строением, которое идет под прямым углом по отношению к дворцу от апартаментов Екатерины. Здание было построено на месте теннисной площадки. Узкие колонны террасы, напоминающие Эрехтейон [49], поднимаются на высоком, массивном основании с рустикой [50]. Между колоннами на каждой стороне галереи расположены бронзовые бюсты знаменитых людей античности. Среди них Екатерина поместила бюст Вольтера — этот бюст существовал до начала французской революции, когда императрица приказала удалить бюст и бросить его в кучу мусора. Некоторое время здесь также стоял бюст Чарльза Джеймса Фокса, между бюстами Демосфена и Цицерона, поскольку Фокс был против войны с Россией («Питт будет завидовать этому», — объявила Екатерина). Однако через год Фокс воспротивился войне с революционной Францией, и его бюст постигла судьба бюста Вольтера. Екатерина любила прогуливаться в этой приятной галерее в дождливую погоду и обедать здесь летом. Вниз к земле ведет из галереи внушительная лестница, по бокам которой стоят скульптуры Флоры и Геркулеса.

Теперь мы подходим к последним годам правления Екатерины. Камерон, как и Растрелли до него, должен был оправдывать высокое мнение императрицы о нем на протяжении всей своей жизни (императрице так понравились работы Камерона, что перед своей смертью она нашла еще одного английского архитектора, Уильяма Гесте [51]). И так же, как и у Растрелли, после смерти императрицы его звезда закатилась. Похоже, у него был непростой характер, чересчур расточительный и темпераментный. Камерон был «поэтом-архитектором», как его называли, и, когда Екатерина в 1798 году скончалась, Павел немедленно удалил Камерона из двора. Нет сомнений, что главной причиной этого была нелюбовь Павла ко всему, связанному с матерью.

В 1800 году Камерон прибыл в Лондон, по всей видимости столь же неизвестным здесь, как и при отъезде. В следующем году он вернулся в Россию. Между 1801-м и 1805 годами он занимал ряд номинальных постов: главного архитектора Адмиралтейств-коллегий и т. д. Но его художественная карьера подошла к концу. О периоде с 1805-го по 1811 год нам ничего не известно, мы даже не можем судить — был он в России или нет. Мы знаем, что в 1812 году он был в Санкт-Петербурге, поскольку именно в этом году он скончался в этом городе. Лондонский «Джентльменз мэгезин», который упомянул об этом событии, в 1817 году поместил аналогичную заметку о смерти его вдовы. О ней написали: «дочь известного мастера паркового искусства Буша». Нет сомнений, что имелся в виду либо Джозеф Буш, либо Джон Буш [52], которые примерно в 1790 году создали выполненный в виде гравюры «План парка и внешний вид различных строений Царского Села».

Когда Елизавета умирала, — уже лишенная физических сил, но все еще сохраняющая духовную энергию, свойственную ей с юности. — Растрелли все еще возводил для нее дворцы, павильоны и горки, которые могли служить только для вечеринок и развлечений, которым была полностью посвящена ее жизнь. Елизавета упорно не желала признавать, что возраст над ней властен.

Последнее строение, которое Камерон разработал и построил для Екатерины Великой, было совершенно другим. Мы уже видели склонность Екатерины к тихим комнатам, прохладным галереям и английскому парку в Царском Селе. Как мы уже видели, она решила добираться до своего парка из дворца через Камеронову галерею и пологую лестницу, ведущую из галереи в парк. Когда Екатерина постарела, подниматься по лестнице и спускаться по ней ей стало труднее. И потому Камерон создал искусственный холм, но не для катания на санях, как мы привыкли видеть в этой книге, а для того, чтобы императрице было удобнее спускаться в свой парк по дороге, мягко идущей под уклон. Этот уклон под незамысловато украшенными огромными сводчатыми арками постепенно уменьшающихся размеров позволял ей перемещаться из дворца в парк без лишних усилий. Этого спуска в наши дни уже нет — как и его создателя, как и его императрицы. Остались лишь изображения на многочисленных иллюстрациях дворца и парка.

Мы расстаемся с Царским Селом и с самой великой из тех, кто в нем жил. Но в каком состоянии мы ее оставляем? Екатерина никогда не пыталась так неистово, как Елизавета, отрицать неизбежного хода времени. Представим последнее слово Массону — очевидцу, который уже снабдил нас множеством впечатлений. Он оставил нам в конце своих воспоминаний следующее впечатление от императрицы в ее последние годы. «Она ходит медленно, — говорит он, — и короткими шагами. Ее величественный лоб не обезображен морщинами, глаза спокойны, и она часто бросает взгляд на землю. Но когда она открывает рот, сразу становится ясно, что у нее нет зубов. Вся гармония от выражения ее лица немедленно пропадает, и вы на мгновение забываете, что перед вами великая Екатерина, вы видите перед собой лишь дряхлость старой женщины».

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ

Настоящее исследование не претендует на оригинальность. Все, что написано на этих страницах, уже было когда-либо напечатано, и все довольно несложно разыскать. Хотя нам кажется чрезмерным перечислять здесь многие работы XVIII и XIX столетий (истории, путешествия, мемуары и анекдоты), дипломатические документы, исторические книги и работы на иностранных языках, к которым мы обращались за справками и цитатами при подготовке данной книги, мы все же хотели бы выразить свою признательность тем современным писателям, благодаря монографиям которых мы смогли написать нашу обобщающую работу.