Мошенник, стр. 5

Одна копия этих отпечатков была направлена в Криминальное бюро идентификации. Другая копия – в ФБР. Третья была направлена в Бюро по розыску без вести пропавших. Четвертая – в городское Управление по расследованию убийств, поскольку все самоубийства или предполагаемые самоубийства расследуются первоначально наравне с убийствами.

И, наконец, ещё одна копия была направлена в подразделение детективов 87-го полицейского участка, поскольку на территории этого участка был обнаружен труп.

И только после этого люди Сэма Гроссмана могли, как говорится, умыть руки.

Было во внешности Пола Блейни нечто такое, что просто вызывало мурашки на теле Кареллы. Может быть, все дело было в том, что Блейни давно и профессионально занимался трупами. Однако Карелла подозревал, что суть дела заключалась не столько в профессии, сколько в самой его личности. В конце концов, Карелле приходилось часто сталкиваться с людьми, профессия которых так или иначе была связана со смертью. Но в случае с Блейни все сводилось, скорее, к его отношению к своему делу, чем к самому делу, и поэтому, стоя сейчас перед ним и глядя на него с высоты своего роста, Карелла испытывал такое чувство, будто у него в желудке копошится клубок мохнатых пауков. Тело его начинало чесаться и больше всего ему хотелось сейчас бежать отсюда как можно скорее и принять хороший освежающий душ.

Сейчас они стояли один напротив другого в сверкающем безупречной белизной анатомическом кабинете морга рядом со столом, оснащенным какими-то сосудами из нержавеющей стали и желобками для стока крови.

Блейни был приземистым человеком с изрядной лысиной на голове и торчащими черными усами. Это был единственный человек, у которого Карелла обнаружил сиреневатый оттенок глаз.

Карелла стоял напротив него – крупный мужчина, но не производящий впечатления грузного. Он походил, скорее, на атлета, отлично тренированного и находящегося в пике формы.

– И что же вы можете сказать по поводу всего этого? – спросил он у Блейни.

– Ненавижу иметь дело с этими всплывшими трупами, – ответил Блейни. – Видеть их не могу. Меня тошнит от одного их вида.

– А кому они могут нравиться? – сказал Карелла.

– Но я их особенно ненавижу, – горячо объявил Блейни. – И прошу заметить, как только у нас появляется такой плывунчик, его обязательно направляют ко мне. Тут у нас ведь как заведено: если ты старше других по выслуге, то можешь устроить себе все что угодно, любые поблажки. А я тут им всём уступаю в этом смысле. И вот как только появляется такой утопленник, он неизменно попадает ко мне, а остальные работают себе спокойно с трупами из “Сибири” – так мы называем здесь морозильную камеру. Ну скажите, разве это честно? Вы считаете, что это справедливо – именно ко мне направлять всех этих утопленников?

– Но ведь кто-то должен и ими заниматься.

– Конечно, должен, но почему обязательно я? Послушайте, я не жалуюсь на свою работу, я делаю все, что мне поручают. У нас тут попадаются трупы, обгоревшие настолько, что даже трудно понять, что это человек. Вы имели хоть когда-нибудь дело с обуглившимися трупами? Вот то-то и оно, но разве я жалуюсь? К нам попадают жертвы автомобильных катастроф, у которых голова висит на клочке кожи. Я и ими занимаюсь. Я медицинский эксперт, а медицинскому эксперту не приходится выбирать и делить трупы на такие, которые ему нравятся, и те, которые не нравятся. Но почему именно ко мне направляют всех – этих утопленников? Почему их никогда не дают кому-нибудь другому?

– Послушайте, – попытался было вставить Карелла, но Блейни уже взял разгон и остановить его было невозможно.

– И должен вам сказать, что со своей работой я справляюсь лучше любого во всем этом чертовом Управлении. Все дело лишь в том, что я уступаю им в выслуге лет. Это у них тут такая политика. Теперь догадываетесь, кому здесь достается самая непыльная работенка? Этим старым маразматикам, которые режут трупы уже по сорок лет. Но настоящую тонкую работу за них приходится выполнять мне. Тонкую работу, которая требует настоящего мастерства. Я смело могу считаться мастером своего дела. Я никогда не упускаю даже самой мельчайшей детали. Ни малейшей подробности. И вот в результате этой своей добросовестности я должен возиться со всеми этими утопленниками!

– Но, может быть, все дело как раз в том, что вас считают настолько квалифицированным экспертом, что просто не решаются доверить такую сложную работу кому-либо иному, – удалось вставить Карелле.

– Считают экспертом, да, – Блейни задумался. – Крупным специалистом?

– Ну, естественно. Ведь вы же сами только что сказали, что вы отличный специалист. Вы прекрасно знаете свое дело. Что же касается этих утопленников, то работать с ними может далеко не каждый. Их просто нельзя поручить какому-нибудь грубому мяснику, черт побери.

Сиреневые глаза Блейни немного смягчились.

– Знаете, я как-то никогда не рассматривал этот вопрос с этой точки зрения, – сказал он.

Тень улыбки проскользнула по его лицу, но тут же он мрачно нахмурил брови, сосредоточенно обдумывая новую проблему.

– А что вы могли бы сказать относительно этого тела? – поторопился спросить Карелла, не желая позволить Блейни слишком погружаться в свои мысли.

– Ах, это? – сказал Блейни. – Так я ведь уже все высказал в своем заключении, там все изложено достаточно подробно. Тело пробыло в воде, я беру на себя смелость утверждать это вполне определенно, примерно четыре месяца. А сейчас я только что завершил обследование сердца.

– Ну и?..

– Вы хоть что-нибудь знаете о сердце?

– Вообще-то, не очень.

– Ну, надеюсь, вы знаете хотя бы то, что существуют правое и левое предсердия? Кровь для того, чтобы пройти по кровеносным сосудам... Господи, да не могу же я читать лекции по анатомии каждый раз....

– Да я и не прошу вас читать лекцию.

– Во всяком-случае, я провел так называемый тест Геттлера. Смысл его в основном сводится к тому, что при утоплении вода через легкие попадает в кровь. И благодаря определенным тестам мы можем сказать довольно точно, утонул ли человек в пресной воде или в соленой.

– Но поскольку нашу утопленницу выловили в реке Харб, – сказал Карелла, – то это само по себе означает, что утонула она в пресной воде, не так ли?

– Конечно. Но Смит, помимо этого, утверждает... вы знаете работы Смита, Глейстера и фон Нойрайтера, посвященные этому вопросу?

– Продолжайте, продолжайте, – покорно сказал Карелла.

– Так вот Смит утверждает, что если человек, уже будучи мертвым, попадает в воду, то совершенно исключено, чтобы в его левую часть сердца попала вода. – Блейни сделал многозначительную паузу. – Иными словами, если мы не обнаруживаем воду в сердце при вскрытии, то можно с полной уверенностью утверждать, что человек этот умер не в результате утопления. Он был уже мертв к тому моменту, как соприкоснулся с водой.

– Да? – произнес Карелла с явным интересом.

– В сердце этой девушки не обнаружено ни капли воды, Карелла. А это означает, что она не утонула.

Карелла внимательно вглядывался в сиреневые глаза Блейни.

– В таком случае от чего же она умерла? – спросил он.

– Острое отравление мышьяком, – уверенно сказал Блейни. – Очень большое количество его было обнаружено и в её желудке, и в кишечнике. Однако в остальных частях организма заметного избытка мышьяка не наблюдалось, следовательно, приходится исключить возможность хронического отравления, то есть отравления путем введения в организм мышьяка малыми дозами. Здесь имел место ярко выраженный случай острого отравления. Фактически она должна была умереть не позднее чем через несколько часов после приема его внутрь.

Блейни задумчиво почесал лысину.

– Фактически, – добавил он, – можно утверждать, что мы имеем дело с убийством...

Глава 3

Жизнь, если рассматривать её со здоровой толикой цинизма, представляет собой нечто вроде огромной мошеннической операции.