Кукла, стр. 14

В комнате не было никакой мебели, если не считать деревянного стула, стоявшего справа от двери. Стена, противоположная двери, имела два окна, но окна эти были плотно занавешены портьерами зеленого цвета. Размерами комната была примерно пятнадцати футов в длину и футов двенадцать в ширину. Радиатор отопления был расположен по центру одной из пятнадцатифутовых стен.

Часто мигая, Карелла вглядывался в окружающий его полумрак.

Из-за окон до него доносился шум ночного города и в узкую щель портьеры он мог разглядеть мигающие огни рекламы. Он понятия не имел, который может быть сейчас час, и попытался взглянуть на запястье левой руки, но тут же обнаружил, что рука его с помощью наручников прикована к радиатору центрального отопления. Наручники были его собственными. Кто бы ни был человек, который приковал его к радиатору, действовал он явно в спешке и в крайнем раздражении – зубчики наручника буквально впились в кожу его руки. Второй наручник был защелкнут на стойке радиатора. Часы его исчезли, как, впрочем, и револьвер, бумажник и запасные патроны. С него даже умудрились снять ботинки с носками. Голова болела просто жутко. Правой рукой он попытался ощупать голову и обнаружил, что щека и висок его покрыты засохшей кровью. Он осмотрел стойку радиатора, на которой был защелкнут второй наручник, затем попытался заглянуть и за радиатор, чтобы определить, каким образом он прикреплен к стене. Если окажется, что крепление его расшатано, то...

Он услышал, как в дверной замок вставляют ключ. Внезапно до него дошло, что он ведь остался жив, но осознание этого факта не только не вызвало в нем прилива радости, а, наоборот, заставило его испытать страх. С чего это вдруг им понадобилось оставлять его в живых? А что если тот, кто открывает эту дверь, решил зайти сюда только для того, чтобы исправить это упущение?

Ключ повернулся в замке. Включенная под потолком лампочка залила комнату ярким светом. В комнату вошла крупная брюнетка. Это ее он разглядел на диване, когда так храбро и безрассудно вышиб дверь. В руках у нее был поднос и по комнате распространился аромат кофе. Правда, аромат этот он почувствовал как только она вошла, – аромат кофе и запах ее духов.

– Привет, – сказала она.

– Привет, – отозвался он.

– Хорошо выспались?

– Просто отлично.

Она оказалась очень рослой и крупной женщиной. Тогда, на диване, она показалась ему намного меньше ростом. Сложение и фигура ее были вполне типичными для девиц, выступающих в шоу-бизнесе – рост около ста восьмидесяти сантиметров, весьма объемистый бюст, выпиравший из простенькой кофточки, и широкие мощные бедра, обтянутые мини-юбкой. Ее длинные и стройные ноги с сильно развитыми икрами и узкими лодыжками – походили на ноги профессиональных танцовщиц. Она была в домашних туфлях. Она затворила за собой дверь ногой, сделав это совершенно беззвучно, а потом с мягким шелестом этих шлепанцев направилась к нему через комнату.

Движения ее были заторможенными. В ней было что-то сладострастное и это подчеркивалось медлительностью ее движений. Казалось, она прекрасно понимала притягательность своего роскошного тела. В каждом ее жесте присутствовало знание того, что кем бы она ни была – домохозяйкой или шлюхой, смертной грешницей или святой – мужчины все равно будут пытаться завладеть этим телом и несомненно преуспеют в этом, и так будет повторяться долго, и пощады ей не будет ни от кого. Она была жертвой и поэтому двигалась с настороженностью человека, неоднократно встречавшего удары в прошлом и постоянно ожидающего нападения со всех сторон. Нос у нее когда-то был исправлен пластической операцией, но операция эта была сделана давно, и он снова начал утрачивать приданную ему благородную форму и теперь казался просто сломанным кем-то. И это тоже придавало ей вид жертвы. Рот ее был ярко накрашен. Это был рот шлюхи или куколки. Чувствовалось, что рот этот не знал никаких ограничений в выборе слов и, конечно же, делал все, что его заставляли делать.

– Я принесла кофе, – сказала она. Произнесла она это шепотом.

Он приглядывался к ней по мере того, как она приближалась. Он чувствовал, что она с равным успехом способна убить человека или поцеловать его, и снова ему пришел на ум вопрос, ради чего они оставили его в живых.

Тут он впервые увидел пистолет, который лежал на подносе рядом с кофе. Девушка взяла пистолет и, направив его ствол ему в живот, держала теперь поднос одной рукой.

– Назад, – скомандовала она.

– Куда еще дальше?

– Послушай, не пытайся заговаривать мне зубы, – сказала она. – Делай то, что я тебе говорю.

Карелла отодвинулся назад, насколько позволяла ему прикованная рука. Девушка присела и пододвинула ему поднос. Юбка ее при этом задралась немилосердно. Однако лицо ее продолжало хранить мрачную серьезность. Пистолет оказался тридцать восьмого калибра. Предохранитель на левой его стороне был снят и пистолет мог выстрелить, когда она пожелает.

Девушка снова выпрямилась во весь рост и, пятясь, отошла к стоявшему у двери стулу. Пистолет ее все время был направлен на него.

Кофе оказался крепким и горячим.

– Ну, нравится? – спросила она.

– Кофе отличный.

– Я сама его готовила.

– Спасибо.

– Позже я принесу тебе мокрое полотенце, – сказала она. – Чтобы ты мог стереть кровь. Вид у тебя просто ужасный.

– А кроме того здесь не очень-то жарко, – сказал Карелла.

– Ну и что, а кто приглашал тебя сюда? – спросила девушка. Она, по-видимому, хотела было улыбнуться, но передумала.

– Да, не приглашал никто, это уж точно, – он снова пригубил кофе.

Она внимательно следила за всеми его движениями.

– Стив Карелла, – сказала она. – Да?

– Совершенно верно. А как тебя зовут? – Вопрос этот он задал совершенно естественно, без паузы, однако она не попалась в эту ловушку.

– Детектив второго разряда, – продолжила она. – Восемьдесят седьмой участок полиции. – Она помолчала. – А где это?

– По другую сторону парка.

– Какого парка?

– Парка Гровер.

– А, этого, – сказала она. – Это очень приятный парк. Он, можно сказать, самый красивый парк во всем этом проклятом городе.