Карта времени, стр. 104

Но если даже кто-то в соседнем мире взял да и написал историю его жизни — неважно, в какой эпохе, — то Уэллс очень надеялся, что добрался, к счастью для себя, до последней страницы, так как вряд ли, считал он, жизнь его будет продолжаться в той же тональности. Возможно, в последние две недели он исчерпал запас припасенных на его долю эмоций и отныне снова будет существовать в покое и скуке, как любой другой писатель.

Он посмотрел на Эндрю Харрингтона — персонажа, с которого следовало бы начать этот гипотетический роман. Глядя, как он шагает вдалеке, возможно, с восторженной улыбкой на лице, в золотистом рассветном сиянии, Уэллс сказал себе, что этот образ идеально подходит, чтобы завершить им историю. Потом он задался вопросом, словно каким-то чудом смог увидеть меня или почувствовать мое присутствие, неужели прямо сейчас кто-то именно этим и занят, и тотчас на него нахлынуло огромное счастье, которое непременно испытывают писатели, закончив роман, и такого счастья ни одна другая вещь на свете принести не может — ни смакование виски в медленно остывающей ванне, ни ощущение женского тела под рукой, ни прикосновение к коже нежного ветерка, возвещающего наступление лета.

Благодарности

Профессия писателя — самая одинокая на свете. Именно это сразу же воспринимаем как данность мы, решившие зарабатывать на жизнь таким способом. По моему мнению, если бы нам хотелось получше узнать людей, мы бы пошли работать гидами или пианистами в гостиницу. Однако, берясь за этот роман, я решил провести опыт: попробовать, можно ли писать в компании. И я убедился, что да, можно, потому что никогда в жизни я не чувствовал рядом чужое присутствие в большей степени, чем сочиняя эту книгу, — благодаря двум людям, к которым я отношусь очень по-особенному.

Один из них — мой коллега Лоренсо Луэнго, который пекся об этом романе, как о своем собственном, — он внимательно и беспристрастно прочитывал каждый посланный мною кусок, давал советы относительно сюжета и персонажей, объяснял какие-то детали, связанные с той эпохой, где протекает действие, подбадривал меня, когда я терял силы, и заражал меня своей верой в успех, когда моя собственная начинала слабеть. Его бескорыстная помощь не только дала мне возможность научиться, как надо писать роман, но и показала, что означает слово «дружба». Поэтому я хочу в знак благодарности назвать его имя на страницах книги, которая стольким ему обязана, а еще — подарить ему обезьяну-белку, которую ему так хотелось иметь.

Второй человек — это моя невеста Соня, которая пеклась обо мне, когда я писал. И хотя она не прочла романа, пока он не был закончен, она была терпеливым и трепетным свидетелем того, как вызревал сюжет, как он развивался, пока не обрел окончательной своей формы, поскольку романы создаются не только на бумаге, но и во время прогулок по паркам или за столиком в кафе. Она дала окружающему меня миру тот покой, в котором я так нуждался, и она же брала меня за руку и помогала найти выход всякий раз, когда я плутал в лабиринте своего же собственного творения.