Грабитель, стр. 2

– Снова голые женщины?

– Что?

– Ну, ты прямо сексуальный маньяк.

– Знаю. Но в моем возрасте я могу себе это позволить. Что ты думаешь о мисс Элли?

– Она все выдумала.

– Ну ты даешь, Родж.

– Думаю, она читала в газетах о нашем Клиффорде. И ещё я думаю, что она старая дева, которая живет в двухкомнатной квартире, каждый вечер заглядывает под кровать и не находит там ничего, кроме пыли. И ещё я думаю, что вчера она с неё свалилась вниз головой, набила себе фонарь и решила, что наделает из этого шума. – Хэвиленд вздохнул. – И, кроме того, я думаю, что из вас двоих вышла бы чудная парочка. Почему бы тебе не попросить её руки?

– Во вторник ты особенно остроумен, – засмеялся Уиллис, – Значит, ты не веришь, что на неё кто-то напал?

– Эти темные очки – просто гениальная выдумка! Господи, и чего только люди не придумают!

– Может быть, у него все же были очки, – заступился Уиллис за мисс Элли.

– Разумеется, и бермуды тоже, – фыркнул Хэвиленд. – Ты только представь себе, он сразу выдал: “Клиффорд благодарит вас, мадам!” Ха-ха! Все это она вычитала из газет. Ведь в городе нет человека, который не читал бы о грабителе Клиффорде, об ударе в челюсть и глубоком поклоне.

– Думаю, она говорила правду, – твердил Уиллис.

– Тогда тебе печатать протокол, – ответил Хэвиленд. – И, между прочим, этот Клиффорд начинает уже действовать мне на нервы.

Уиллис удивленно взглянул на Хэвиленда.

– Ну, что ты уставился? – не выдержал Хэвиленд.

– Когда ты последний раз печатал протокол?

– А кто это хочет знать?

– Я, – ответил Уиллис.

– Когда это ты стал комиссаром полиции?

– Мне не нравится, что ты сачкуешь, – заметил Уиллис. Не вставая с кресла с колесиками, он придвинулся к столику с машинкой, открыл ящик и достал из него три бланка рапорта о происшествии.

– Каждый сачкует, как может, – сказал Хэвиленд. – Что, Карелла, по-твоему, не сачкует?

– Он, разумеется, сачкует, ведь он же в свадебном путешествии, – напомнил Уиллис.

– Ну и что? Нашел отговорку! Ручаюсь, что эта Элли с приветом! Тогда и рапорт писать не нужно. А если тебе хочется постучать на машинке, давай.

– У тебя хватит сил ещё раз заглянуть в чертову картотеку?

– В какой раздел? – рассмеялся Хэвиленд. – Грабитель, которого зовут Клиффорд, носит темные очки и бермуды.

Возможно, мы кое о чем забыли, – заметил Уиллис. – Разумеется, я не хочу тебя затруднять, ведь до неё отсюда не меньше полутора метров.

– Картотеку я всю уже на память выучил, – ответил Хэвиленд. – Такой жук, как Клиффорд, не забывается. Но в картотеке ничего нет. Ничего. А то, что нам рассказала мисс Элли, ничего нового нам не добавляет.

Возможно, ты прав, – сказл Уиллис.

– Нет, – отрезал Хэвиленд, покачав головой. – И знаешь, почему? Потому что все произошло не на улице, как она утверждала.

– Нет? А где?

– У неё в голове, дружище, – расхохотался Хэвиленд. – Все это произошло в голове мисс Элли.

Глава 2

Плечо теперь уже не болело.

Это было смешно. Когда вас ранят в плечо, вам кажется, что все это долго будет болеть. Но не болит. Вовсе нет.

Будь дело только в нем, Берт Клинг уже вернулся бы на работу – он был патрульным в 87 отделении. Но в комиссариате шефом его был капитан Фрик, и капитан Фрик сказал:

– Отдохни ещё неделю, Берт. Неважно, выпишут тебя из больницы или нет. Получишь ещё неделю отпуска.

И вот Берт Клинг отдыхал ещё неделю, и ему это совсем не доставляло удовольствия. Упомянутая неделя начиналась понедельником, теперь был вторник, на улице стоял прекрасный ясный осенний день, которым он всегда был рад. Но сейчас он ужасно скучал… Вначале в больнице было неплохо. Его навестили коллеги из полиции, заглянул к нему и кое-кто из детективов: он сразу стал популярной личностью в полицейском участке, и все только потому, что его ранили. Но потом популярность его прошла, посещения стали реже, и он только пролеживал бока на больничном матрасе и привыкал к нудному процессу выздоровления. Его излюбленным занятием стало зачеркивание дней в календаре. Он с радостью любезничал с сестричками, но развлечение это наскучило, когда он осознал ситуацию – пока ты пациент, ты обречен на роль зрителя. Так что он только перечеркивал день за днем и тешил себя мыслью о возвращении на службу, чего ждал и не мог дождаться.

А потом Фрик сказал:

– Отдохни ещё неделю, Берт.

Он хотел ответить: “Послушайте, капитан, я уже не нуждаюсь в отдыхе. Я здоров, как бык, честно. Мне и две пули нипочем”.

Но поскольку Клинг служил с Фриком и знал, что он упрямый старый осел, то держал язык за зубами. Все время держал язык за зубами. И от этого даже устал. И вообще ему казалось бы приятнее, если бы его ещё раз ранили.

Он осознавал абсурдность своей тоски по работе, на которой он схлопотал пулю в правое плечо. И не то, чтобы его ранили при исполнении служебных обязанностей. Нет, его ранили вне службы, когда он выходил из бара, и этого не случилось бы, не перепутай его с кем-то другим.

Пуля была предназначена репортеру по фамилии Сэведж, который за кем-то следил и слишком много выспрашивал у одного из членов банды подростков. Тот потом подговорил всех своих приятелей и коллег, чтобы те занялись Сэведжем.

Клингу не повезло потому, что он выходил из того самого бара, в котором накануне Сэведж расспрашивал юношу. Банда набросилась на Клинга, чтобы исполнить приговор, и Клинг выхватил из заднего кармана служебный пистолет.

Так вот обычный человек стал героем.

У Клинга дергало плечо. Но все равно не болело. Так чего ему здесь торчать, если он вполне может ходить на службу?

Он встал, подошел к окну и выглянул на улицу. Девушкам приходилось туго, так ветер трепал их юбки. Клинг наблюдал. Ему нравились девушки. Ему нравились высокие девушки. Будь он на дежурстве, он смог бы на них полюбоваться. Он всегда с удовольствием любовался ими. Ему было двадцать четыре года, он прошел корейскую войну, и все ещё вспоминал женщин, которых встречал там, но ничто не могло сравниться с удовольствием, которое он испытывал, разглядывая девушек в Америке.

Он видел женщин, тонувших в болотах, с запекшимися лицами, в их глазах он видел отражение напалмовых пожаров, они теряли разум, заслышав рев бомбардировщиков. Видел изможденные тела, прикрытые лохмотьями из мешковины. Видел кормящих матерей, чьи груди должны были быть зрелыми, налитыми, полными молока, но вместо этого потрескались и высохли, как перезревшие плоды, что упорно держатся на сухой ветке.

Видел женщин, молодых и старых, которые дрались из-за крошки еды, и перед его глазами все стояли их молящие и пустые глаза.

А теперь он разглядывает девушек. Любуется стройны-ногами, пышными бюстами, крутыми бедрами, и чув-вует себя прекрасно.

Может, это у него пунктик, но ему кажется, что в прекрасных белых зубах, загорелых лицах и выгоревших на конце волосах есть нечто возвышающее. Может, вся соль была в том, что он никогда не сравнивал это с тем, что он рмкдел в Корее.

Кто-то постучал в дверь. Его это удивило. Отвернувшись от окна, он спросил:

– Кто там?

– Я, – ответил голос. – Питер.

– Кто? – переспросил он.

– Питер. Питер Белл.

“Кто это Питер Белл?” – удивился он. Пожал плечами и подошел к туалетному столику. Открыл верхний ящик и достал свой пистолет тридцать восьмого калибра, который лежал возле шкатулки с запонками. Прижав пистолет к бедру, подошел к дверям и чуть приоткрыл их. Достаточно однажды схлопотать пулю, и начнешь сторониться, осторожничать, открывая двери, даже если гость и представился.

– Берт? – снова раздался голос. – Это я, Питер Белл. Открой.

– Мне кажется, я вас не знаю, – уклончиво сказал Берт.

Внимательно вглядываясь в сумрак коридора, он все ещё не мог избавиться от ожидания выстрелов, которые разнесут двери в щепки.

– Ты меня не узнаешь? Эй, парень, ведь это я, Питер. Ты меня не помнишь? Ну, мы же были корешами. В Риверхеде. Это я, Питер Белл.