Собор, стр. 43
— Подожди.
«Акула» замер. На него смотрели абсолютно звериные глаза, красные, без белков, и единственным человеческим, что отражалось в них, было безумие.
— Я хочу, чтобы ты рассказал.
— О чем? — «Акула» едва разлепил губы.
— Ты боишься меня?
Отрицать было бессмысленно. «Акула» кивнул.
— Все забыли, что такое воины. Даже этот, волхв. — Псих презрительно скривил губы. — Они могли бы владеть миром. Все были бы пищей на их клыках. А они сами связали себя запретами. Безмозглое дурачье!
Он глухо зарычал по-волчьи, чуть раздвинув губы и сморщив верхнюю губу, и волк ответил ему из угла у камина. Это было страшно. Волк в человеческом обличье. «Акула» всегда гордился своим прозвищем, но в тот день он дал себе слово, что отныне его будут звать только человеческим именем. Псих некоторое время сидел задумавшись. Потом он вновь уставился на «акулу» своими жуткими глазами.
— Ты видел другого… Волка? — Имя зверя он произнес с некоторой заминкой. Будто не приемля, что так может зваться кто-то еще.
«Акула» опять кивнул.
— Расскажи о нем.
«Акула» задумался. Что можно увидеть во время встречи, которая длилась всего несколько минут?
— При встрече он показался мне обычным, — заговорил он, стараясь побороть озноб. — Тогда я еще не знал, кто он такой.
— Ты не чувствовал его зверя?
— Нет. Может, в нем нет зверя? — предположил «акула».
Серая Смерть небрежно заметил:
— В любом из нас живет зверь. — И вновь уставился на «акулу» своим жутким взглядом. — Что еще ты знаешь о нем?
— Мы пытались узнать его получше, приготовили один дом. Он должен был прийти туда. Но телекамеры вдруг вышли из строя, а дом сгорел. Все, кто видел его, погибли. А кто выжил, помнили только цепенящий ужас, охвативший их, — пока он был в доме.
— Это его зверь, — сказал Серая Смерть.
Он посидел еще несколько минут, размышляя о чем-то своем, встал и ушел в лес. Это был единственный раз, когда он ушел сразу после ужина. Вскоре приехал хозяин. «Акула» рассказал ему об этом странном разговоре. Хозяин молча обдумал услышанное. Последнее время он вообще был очень задумчив. Частенько заводил разговор о том, что после этого задания «акуле» придется взвалить на свои плечи не менее тяжкое бремя. И все их совместные ужины были явно вызваны желанием поддержать «акулу». В этот раз он, закончив ужин, не повел разговора о новой работе, а, аккуратно вытерев губы салфеткой, задумчиво произнес:
— А может быть, все зря? «Акула» напрягся, невольно представив реакцию своего квартиранта.
— Понимаешь, — заговорил хозяин, — я пришел к выводу, что мы не сможем их уничтожить. Ослабить — да, отбросить, заставить затаиться еще на какое-то время — очень вероятно. Но весь вопрос в том, стоит ли все это таких жертв. — Он кивнул на собеседника, имея в виду его состояние.
— Они — враги, которые никогда не станут не то что друзьями, но даже союзниками, — резко возразил «акула».
— Что ж, может быть, — сказал хозяин, — я все время думаю, а что, если этот Вещий и правда… Да, чепуха.
Он уехал довольно поздно, так и не дождавшись гостя. А на следующий день лег в больницу.
«Акула» собрался выйти обратно на мороз, но тут на него обрушилась волна звериного ужаса и примитивной животной ярости. Этот шквал был так силен, что «акула» не устоял на ногах и рухнул на пол. Дверь распахнулась от удара, и внутрь ворвался ОН.
— Где ты был? — Казалось, его губы с трудом могут извергнуть звуки человеческой речи.
— Черт побери, я все время здесь. — Злость помогла «акуле» преодолеть оцепенение. Он устал бояться и терпеть.
— Я звонил тебе.
Это было что-то новенькое. До сих пор псих не выказывал ни малейшего интереса к чему-либо электронному или механическому. А с той поры, как нашел себе волка, даже машины обходил стороной. Будто перенял звериную недоверчивость ко всему неживому.
— Телефон весь день не работал.
Полоумный сделал несколько шагов и снял трубку, «акула» заметил, как выгнулась его губа, когда он коснулся пластика. Положив трубку, Серая Смерть повернулся, и тут «акула» заметил, что у него располосована правая рука, разорваны губы, а на левой стороне груди чернеет огромный кровоподтек. «Акула» перевел взгляд на волка. Тот тоже выглядел не лучшим образом. Разодранное ухо, распоротый до белых ребер бок, распухшая кровоточащая рана на лапе. «Акула» мысленно присвистнул. Кто же смог добраться до этого монстра?
— Как давно не работает? Напряжение атмосферы злобы ослабло, и «акула» смог подняться на ноги.
— Я заметил около десяти часов утра.
ОН повел головой, словно ища какое-то подтверждение этим словам, прислушался и несколько успокоился, будто кто-то подтвердил эти слова.
— Что вы хотите от меня?
— Хозяин тебе уже…
— ОН ТВОЙ ХОЗЯИН! Я СВОБОДЕН!
От этого вопля «акула» едва удержался на ногах. А Серая Смерть прыгнул к нему и схватил за лацканы куртки.
— Вы затеяли со мной странную игру! Если бы вы хотели, чтобы я уничтожил их, вы бы не пытались меня остановить. Вы специально подставляли меня! Они знают обо мне!
Он отшвырнул «акулу» в угол. «Акула» упал и опрокинул торшер, свет погас.
— Я не буду больше с вами. Вы предали меня. Они знали обо мне. Они ЖАЛЕЛИ меня!
Его глаза, казалось, вспыхнули в темноте, и даже безумие уже не казалось человеческим.
— Я накажу вас. Тебя сейчас, а этого твоего хозяина позже.
Он зарычал и бросился на «акулу». От первого наскока «акула» увернулся. То ли привык, что ему никто не сопротивляется, то ли помешали свежие раны, но «акула» успел поймать его на захват и перевел руку на болевой.
— А-а-а-а, ты хочешь схватки! — Серая Смерть никак не отреагировал на вывернутую руку, хотя любой нормальный человек уже давно орал бы и кидался на стенки от нестерпимой боли.
«Акула» надавил еще сильней и попытался сломать руку. Но Серая Смерть вдруг вырвался из «мертвого» захвата и обеими руками заломил его голову так, чтобы открылась сонная артерия.
— Ты глупец!
Последнее, что почувствовал «акула», — это клыки, рвущие его горло.
4
Иван только что закончил изучение материалов по покупке пятипроцентной доли акций банка «Император» и, откинувшись в кресле, сладко потянулся, разведя руки до хруста в лопатках, как вдруг задинькал селектор. Иван удивленно воззрился на часы — было начало девятого — и переключил аппарат на динамик:
— Кто?
Смущенный голос Ниночки произнес:
— Иван Сергеевич, к вам посетитель.
— Ниночка, вы знаете, когда в нашей фирме заканчивается рабочий день? — деланно сердито сказал Иван.
Несколько мгновений из динамика не доносилось ни звука, потом еще более смущенный голос Ниночки произнес:
— Я хотела… Он инвалид, с палочкой, и я думала… Иван тихонько рассмеялся:
— Я имел в виду вас, сколько можно торчать на работе, вас же с нетерпением ждут миллионы молодых людей города Москвы и близлежащих окрестностей. А ну марш домой.
Ниночка поняла, что шеф шутит, и следующая фраза была прямо-таки пропитана облегчением:
— Ну так вы же работаете, Иван Сергеевич.
— Я — богатый бездельник. Это мое личное дело, чем мне скуку убивать: стриптизом или созданием видимости тяжкого труда в глазах сотрудников, злостно нарушающих КЗОТ или что там сейчас его заменяет.
Ниночка рассмеялась:
— Хорошо, Иван Сергеевич, я ухожу, только как с посетителем?
— Что поделаешь, пусть заходит. Если человек приходит в такое время, значит, ему очень надо.
Когда почти неслышно открылась дверь кабинета, Иван убирал документы в сейф. Но то, что он почувствовал, заставило его резко обернуться. На пороге стоял… Богородцев. Пару секунд они рассматривали друг друга. Богородцев стоял, тяжело опираясь на роскошную черную палку с серебряной черненой ручкой. Он был одет в дорогое пальто и бобровую шапку, но если раньше при взгляде на него становилось ясно, что перед вами властитель, то сейчас Богородцев производил впечатление полной развалины.