Чужой монастырь, стр. 35
— Вели закрывать ворота, сьор комендант!
«Без тебя не разобрались, морда ты цыганская, — подумал Гамов, в самом деле находя определенное сходство между отборными войсками Акила и нахальными земными ромалами. — Рано ворота-то закрывать, не время. Сейчас поскачешь у меня как миленький, когда узнаешь, что в крепости жрать нечего, а спальные места уже заняты трупами. Мигом вышлют квартирьеров и ограбят ближайшее село… Герои».
Карета остановилась. Дверца распахнулась, и вышел начальник резервного отряда. На то, что командует именно этот человек, указывала желтая лента, перехватывающая голову и пересекающая высокий лоб. И вот при виде этого человека Костя Гамов вдруг почувствовал, как оторвалось сердце и ухнуло, упало мокрым, отяжелевшим камнем, запрыгало часто-часто, и каждый удар отдавался прерывистым гулом в мозгу, а в горле сразу же стало сухо-сухо, и не могли вырваться из него слова приветствия, сбиваясь в неповоротливый, рыхлый ком.
«Что же теперь?.. — бухнуло под черепной коробкой и тупой болью отдалось в ушах. — Что теперь будет, боже?»
Глава шестая
Расстановка по уровням, или все дороги ведут в ад
Горн, Ганахида.
Акил стиснул костистые кулаки, и его лицо стало мертвенно-серым. В его мире, как в иные эпохи Земли, было принято гонца, принесшего дурные вести, убивать на месте. И потому большинству присутствующих при этой сцене оставалось непонятным, отчего же гонец, этот жалкий человечек, грязное желтоглазое существо, пропахшее травой и конским потом, до сих пор вдыхает зловонный воздух могущественного Горна.
Акил мотнул головой из стороны в сторону, отчего длинные рыжеватые волосы его взметнулись в воздух, и подал знак стоявшему за его спиной гареггину Ноэлю.
Высокий Ноэль выдвинулся вперед на два шага и произнес спокойно, безо всякого выражения — на безволосом полудетском лице его шевелились только губы:
— Значит, никого! Ты сказал, в крепости Этер-ла-Винг никого?
— Богами мне вручена честь донести до великого Акила, что в крепости действительно нет никого. Никого — живых. Там есть только гора трупов, среди них — один гареггин.
— А комендант? — с живостью спросил Акил, привставая со своего возвышения. — Где наш славный комендант?
— Его нет. Нигде нет. Его нигде нет.
Акил опустился обратно и прикрыл глаза рукой, а продолжил допрос уже Ноэль:
— А как же так вышло, что ты явился в крепость позднее остального отряда и теперь представления не имеешь о том, где остальная часть отряда и даже начальник?
— Я… я скажу, — залопотал человечек. Ноэль смотрел на него равнодушным, пустым взглядом, едва заметно клоня голову то к одному, то к другому плечу. — Я все скажу… Гареггин Глей-Йо приказал мне и еще пятерым воинам… идти…
— Да какой ты воин, — негромко проронил Акил, не отнимая ладони от глаз.
— …при-приказал зайти в село и… во-о-от, чтобы…
— Сколько трупов в крепости? — спросил невозмутимый гареггин.
— Не меньше… верно, не меньше шести или семи десятков, славный Ноэль… а может, и больше… Волей великого Ааааму… не учен я счету и грамоте, благородный Ноэль.
— А учен ты только с селян драть семь шкур, бедняга, — сказал Ноэль, однако в его словах не было растворено и крупицы сочувствия ни к селянам, ни вот к этому человечку, гонцу, чья участь давно предрешена, и сам бедолага, взглядывающий на гареггина из-под вздрагивающего хохолка серых волос, прекрасно это знает.
Ноэль повернулся к Акилу, а тот поднял и опустил руку, не давая тем самым одобрения невысказанному намерению своего гареггина. Для посвященных этот мгновенный немой диалог был понятен с той же внятностью, как если бы был произнесен вслух: Ноэль полагал, что в Этер-ла-Винг стоит ехать ему самому, гареггину Ноэлю, и верным людям, а Акил не соглашался и накладывал вето…
Гареггин чуть наклонился вперед и теперь всматривался в лицо гонца неподвижными темными глазами с маленькими, игольными зрачками, отчего казалось, что эти глаза совершенно пусты. Видно, пыльный человечек тут и решил, что все, истек последний миг его дурацкой, никчемной жизни, и тотчас же вознамерился продлить ее, продлить хотя бы ненадолго, на несколько мгновений лежания на ступенях у возвышения, на котором сидит, устало прикрыв глаза рукой, многоустый Акил, соправитель сардонаров, хозяин Горна. Человечек повалился на эти ступени, да так неловко, что рассек себе лицо. Он заговорил быстро-быстро, хотя величавый гареггин и не думал его прерывать:
— Да будет благоволение великого Акила выслушать меня… Думаю, действует в крепости той сила не от человека… Я нашел амулет. Я кладу его к твоим ногам, великий Акил, тот, кто шествует рядом с пророком… чтобы ты сам увидел, что ЭТО такое!
И он положил на ступень, прямо у ног гареггина Ноэля… часы, те самые часы, которые комендант Гамов реквизировал в деревне и позже показал Элькану.
Акил отнял руку от лица. Приоткрыл один глаз и сказал с неопределенной интонацией:
— А-а… это?
— Точно такие же вещи были у пленников, приготовленных для Большого гликко, — сказал Ноэль. — У коменданта крепости Этер-ла-Винг такой не было. Я уверен.
— Да… знаю. Все ясно. К своим его потянуло. Навестили… И некоторых моих с собой прихватил. Хорошо. Пусть будет так. Ноэль! Я услышал все, что хотел. Довольно.
Это был приказ, облеченный в усталую форму частного мнения…
Ноэль наклонился к гонцу, протянул тонкую, мускулистую руку, легко поднял человечка с каменных ступеней, приобнял нежно за плечи, как брата, а потом, глядя в залитые тупым, животным страхом желтые глаза гонца, одним неуловимым движением свернул ему шею.
Хруст переломанных позвонков казался непередаваемо нежным.
Акил не мог слышать разговора между Гамовым и Эльканом, но то, чем он занялся сразу же после того, как принял гонца из Этер-ла-Винга, напрямую перекликалось со зловещими пророчествами Элькана. Со словами, которые тот говорил о мечтах рыжеволосого соправителя сардонаров разыскать и освоить легендарное оружие Строителей.
Гонец, прибывший в резиденцию Акила из Первого Храма, сообщил ему нечто такое, отчего глаза вождя сардонаров сузились и вспыхнули мягким, хищным блеском. Жестом он подозвал к себе Ноэля, а вместе с гареггином приблизился и Грендам, также присутствующий тут (он-то, конечно, не дожидался никакого дозволения).
— Друзья, — торжественно сказал Акил, — ну наконец-то сбудется моя детская мечта. Наконец-то размуровали очередной схрон Первого Храма. Что за дурацкая привычка: ТО, что тебе непонятно, обожествлять и немедленно обкладывать со всех сторон тяжеленным тесаным камнем, чтобы кто-нибудь более умный и любознательный не докопался до истины.
— О чем речь? — спросил Грендам, человек весьма невежественный. Впрочем, что можно требовать от бывшего плотника-пропойцы, шлявшегося по городским рынкам Ланкарнака, а теперь сменившего их на роскошные дворцы Горна?
Вместо ответа Акил сделал отстраняющий жест правой рукой и, велев Ноэлю и еще двоим воинам следовать за собой, вышел из зала.
Через некоторое время он оказался многими десятками анниев ниже уровня городской мостовой. Горн был богат подземными катакомбами, как уже могли убедиться многие из его посетивших, и даже земляне. Путь Акила лежал в сердце горнских катакомб, в подземелье, раскинувшее щупальца своих тоннелей, галерей и переходов точно под гигантским зданием Первого Храма.
— Ноэль, — сказал Акил, поворачиваясь к гареггину, несшему факел и освещавшему дорогу, — а где каменщики, которые разбирали древнюю стену? Надеюсь, они остались довольны вознаграждением?
— Разумеется, — ответил Ноэль. — Очень довольны. Вот сюда, пресветлый Акил. «Колесница Ааааму» здесь.
Пролом в стене, к которому пришли двое высокопоставленных сардонаров, был подсвечен изнутри ядовитым светло-серым светом. Накрытые отблесками этого света поверхности казались присыпанными слоем густой пыли. Акил ловко перепрыгнул через груду камней, вывороченных из стены, и оказался в рукотворной пещере весьма внушительных размеров. Жрецы Храма Благолепия вообще любили такие тайные подземелья и строили их во все века по мере сил и необходимости.