Дьявольское желание, стр. 16

Затем, поддавшись внезапному порыву, он поспешно вызвал своего камердинера и объявил, что они едут немедленно, не дожидаясь утра, как было задумано ранее. Приказав Доусону отменить все его вечерние обязательства, он быстро переоделся в дорожное платье.

Растерянный, обескураженный камердинер получил распоряжение встретить хозяина завтра поутру с каретой около гостиницы «Привал путника». Спустя час лорд Три-вейн уже скакал прочь от Лондона, оседлав любимого Шейха.

Оглядывая бескрайние просторы полей и лугов, Алекс с жадностью вдыхал прохладный, напоенный живительным ароматом воздух, чувствуя, как ласкает ветер его лицо. Шейх стрелой летел сквозь сгущающиеся сумерки, и пыль из-под его копыт облаком неслась за ними.

— Помедленнее, парень, — мягко произнес Алекс, слегка натягивая поводья. — Не испугать бы самого дьявола.

Он громко засмеялся низким звучным смехом, полным беззаботного веселья. Ничто в мире ему не помеха. Нет ни тревог, ни забот. Всадник пришпорил коня, и они неистово помчались по дороге с ветром и грозовыми тучами наперегонки. Модный широченный плащ полоскался на ветру у него за плечами.

Глава 4

Ветер, усилившийся к вечеру, срывал листья с окружавших гостиницу деревьев и швырял их в ее старые стены, вздымая и унося к темным, унылым холмам, еле видным в гаснущем свете сумерек. Мелкий дождичек, который заморосил около полудня, постепенно перешел в настоящий потоп. Ничто так не раздражало Тиббитса, хозяина гостиницы «Привал путника», как ненастье. Плохая погода никак не способствовала делам, а лишь подбавляла работы. Дождь выявлял латаные-перелатаные дыры и трещины в кровле и лился сквозь них на пол, а то и, не приведи Господи, на какого-нибудь постояльца. Гостиница стояла на бойком месте — пересечении дорог, ведущих к Лондону с севера и с побережья. Так что здесь постоянно останавливались путешественники, не говоря уже о почтовых каретах, которые регулярно высаживали тут пассажиров для пересадки в другую карету или просто чтобы сменить усталых лошадей и дать ездокам размять ноги перед следующим этапом пути.

— Вернись, окаянный! — завопил Тиббитс, заметив подростка, прошмыгнувшего мимо по узкому коридору к выходу. Протянув длинную волосатую лапу, он ухватил паренька за шиворот. — Куда это ты направился? Я что, не велел тебе убраться у джентльмена в комнате? — продолжал хозяин, тряся мальчишку как грушу.

— Дык я и убирался, пока энтот джент не отправил меня подальше… и еще глянул так погано. Ну я и решил не перечить и смылся оттуда, — угрюмо объяснил мальчуган, стараясь вырваться из цепких рук.

— А ты, паршивец, случаем, не врешь? Если надул меня, голову тебе оторву. Я не потерплю, чтобы всякий тут лживый негодник выставлял меня перед джентльменами в непотребном виде. Я видывал, как они разъяряются, ежели что не так, и лишний раз мне такого не надо. Как рассвирепеют… Помню, одна леди, стоя вот на этом самом месте, аж заскрипела зубами от злости, а все потому, что я пожалел отдать лучший кусок говяжьей вырезки ее собачонке. Мадам свою псину всегда держала при себе, никогда глаз с нее не спускала. Она тогда еще больно стукнула меня по пальцам из-за этого проклятого тявкающего комка шерсти. Так что я не потерплю, чтобы жалкий бездельник вроде тебя выставил меня в дурном свете. Слышишь? — прорычал Тиббитс съежившемуся мальчишке.

— Ничего я не вру! — воскликнул тот, когда рука Тиббитса больно сжалась.

— Ладно, поганец, возвращайся в заднюю комнату, и чтобы я не слышал ни слова, ни звука, а не то… — И он дал тычка мальчугану, а сам направился в обеденный зал гостиницы.

Придирчивым взглядом хозяин окинул стол, который горничная накрывала для вечерней трапезы. Его накрыли сразу для нескольких постояльцев, так как небольшая столовая была сейчас занята вдовствующей герцогиней внушительной наружности. Теперь двум богатым на вид лондонским джентльменам, занявшим его лучшие комнаты, придется нынче пообедать в обществе друг друга, а возможно, с прибытием почтовой кареты и еще с несколькими постояльцами. Впрочем, в такую погоду карета могла опоздать не на один час. Тиббитс уже велел подготовить несколько комнат для пассажиров, которым придется заночевать в гостинице.

Он мысленно потер руки и ухмыльнулся в предвкушении щедрых чаевых, без которых наверняка не обойдется.

«Неплохая выдалась ночка», — подумал Тиббитс и подкинул поленьев в ярко горевший камин. Пламя взвилось вверх, рассеяв царивший в комнате полумрак, высветив контуром низкие дубовые балки потолка, почерневшие от огня, разжигаемого изо дня в день в широком зеве очага. На полках тускло поблескивали разнообразные оловянные кружки и плоские бутылки. Толстые свечи оплывали воском, бесформенно застывавшим на холодном металле медных шандалов.

Широкое лицо Тиббитса вновь расплылось в улыбке при мысли о золотых гинеях, которыми он набьет свой кошелек. Впрочем, сейчас ему не помешает и седло барашка, хорошенько прожаренное на вертеле.

Напротив, сэр Джейсон Бекингем вовсе не улыбался. Находясь в комнате как раз над головой Тиббитса, он угрюмо уставился в залитое дождем окно.

Сэр Джейсон был в ярости! Здесь, под одной с ним крышей, в соседней комнате, находился его злейший, несокрушимый враг лорд Алекс Тривейн. Как же он ненавидел само имя этого дьявола! Глазам своим не поверил, когда увидел всадника в гостиничном дворе. Огромный вороной конь нетерпеливо разбивал копытами комья грязи. Услужливые конюхи поспешно увели красавца жеребца.

Лорд Тривейн! Это имя звучало в его ушах громче и неприятнее оглушительных раскатов грома за окном. С тех пор как ненавистный лорд появился в его жизни, удача изменила сэру Джейсону. Незадолго до этого он выиграл весьма солидную сумму: наступила полоса везения, и он выигрывал одно пари за другим. Внушительные выигрыши в длившихся ночь напролет карточных баталиях впервые за долгое время позволили ему не бояться стука кредиторов в дверь.

Однако он слишком долго ходил с пустыми карманами, чтобы удовлетвориться подобным временным благосостоянием. Слишком хорошо была ему известна быстрота, с которой расходы прогрызают дыру в кошельке, и возвращаться опять в нищету, граничащую с унижением, он не собирался. Стесненные финансовые обстоятельства доставляли ему много неловких минут, превращая временами в навязчивого лизоблюда, презираемого в том числе и теми, кто купался в его притворной лести, отнимая остатки самоуважения, что было последним ударом по достоинству любого джентльмена.

В конце концов, он ведь всего-навсего хотел того, чего заслуживал по наследственному праву. Он был рожден джентльменом и, Бог свидетель, мог рассчитывать на подобающую жизнь. Вместо этого ему приходилось ловчить, со временем сэр Джейсон превратился в настоящего проныру. Он стал непревзойденным мастером по части интриг и умения уклоняться от неприятных вопросов. Сэр Джейсон не сомневался, что может заговорить зубы кому угодно и выйти сухим из воды. Этому научили его нужда и инстинкт самосохранения. Он убедил себя, что собственной его вины в этом нет: жизнь научила его изворачиваться.

Любящие родители, промотав свое состояние, внесли свою лепту в обнищание сына. После их смерти сэру Джейсону не досталось ничего, кроме непомерных долгов. Он рано столкнулся с жестокой и безжалостной необходимостью бороться за существование. В противном случае ему грозил переход на низшую ступень общества, не говоря уж о принадлежности к его сливкам. Родители его были известны в Лондоне как «королевская чета», «король и королева бубен». Их всегда можно было увидеть за какой-нибудь азартной игрой, казалось, они бросали вызов своей сноровкой не партнерам и противникам, а картам и удаче.

Сэр Джейсон унаследовал от родителей не их всепоглощающую тягу к игре, а только лишь их умение, которое и помогало ему наживаться на несчастьях других. Причем временами он не брезговал и передернуть карту в свою пользу. Не напрасно свет наградил его прозвищем Джокер, то есть шут королевской карточной семьи.