Другое утро, стр. 9

– Да ладно, это я так, ради шутки, – призналась Ленка и закурила красивую, ей под стать, сигарету. – Это он спрашивает, чтобы убедиться, что все нормально. А мне и одного Валерки выше крыши. Рожать-то от кого думаешь? Своего последнего реанимируешь?

Слушай, а может, ты на Аксенова глаз положила?

Странно все-таки, что ты приехала с его прессухи с такими идеями.

– Перестань, – поморщилась Ира и зачем-то повторила еще раз:

– Аксенов тут ни при чем. Родить от кого найдется. Это не проблема.

Рядом с непрестанно курящей Ленкой Ира почувствовала себя не у дел, невозможно же есть торт столько времени, сколько она курит.

– Куришь и куришь без конца! – не выдержала она.

– Так я же воздухоочиститель включила, – не поняла Ленка.

– Я имею в виду – выпить дай, – засмеялась Ира.

– А… Джаст моумент. Тебе коньяк или виски?

– Сливочный ликер.

– Удивляюсь, как тебя еще не разнесло до неприличия, – пригвоздила Ленка, но ликеру налила.

– Сама удивляюсь, – не стала отрицать очевидного Ира и после нескольких глотков тягучего питья призналась:

– А я сказку детскую пишу. Не на страничку для детского вкладыша, а на целую книжку. Уже ближе к концу.

– Где публиковать думаешь? – подошла к вопросу по-деловому Ленка.

– Не знаю, – растерялась Ира. – Я еще об этом как-то не думала. Да и не уверена, потянет ли моя сказка на книжку, все-таки такая ответственность. И дети вроде бы сейчас такое не читают.

– Ну конечно, о самом главном она как раз и не подумала. Слушай, а если тебе самой издательским бизнесом заняться? Книжки для детей? Не бог весть какой, но можно иметь доход. На няню хватит. Насколько я знаю, особенно хорошо всякие энциклопедии идут. Но ты в этом быстро разберешься. А? За годик поставишь дело, а там и за малыша можно приниматься.

– Я? Бизнесом? – Ира поперхнулась любимым ликером не потому, что так уж невероятно было Ленкино предложение, а потому, что оно целиком и полностью совпадало с ее затаенной мечтой – издательством детской литературы. Пусть совсем небольшое, но свое. Чтоб только самой решать, что и как издавать. Но издать книжку – полдела, а вот продать… Этого она не умеет, а это и есть самое главное.

– А что такого? Чай, не боги горшки обжигают. Не понимаю я тебя, Ирка. Вокруг все кипит, ты бы видела, какие только недоумки наверх не поднимаются, ну просто все, кому не лень! А ты сидишь в своей конуре, сказочки пишешь и хоть бы пыталась какую-никакую известность получить или деньги заработать…

– Разве на детских сказках что-нибудь заработаешь? – легонько усмехнулась Ира, но эта легонькая усмешка неожиданно вызвала у Ленки взрыв возмущения.

Она загасила сигарету, вскочила со стула и забегала по кухне взад-вперед, так что Ира только успевала голову поворачивать.

– Вот оно! Вот! Полюбуйтесь на нее! – с до сих пор не изжитым театральным пафосом взывала Ленка к шкафчикам итальянской дубовой кухни. – Емеля! Сидит на печке и ждет свою щуку. Нет. Даже не ждет.

Ждать – это выше ее достоинства! Она же не для славы трудится и не для денег, а просто ради искусства, ради удовольствия. Это пусть всякие самовлюбленные дегенераты объявляют себя художниками, писателями, артистами и режиссерами. Вон их сколько бродит! А она будет сидеть и сомневаться. Ах, недостаточно хорошо!

Ах, ни в какое сравнение с Пушкиным и Толстым! А детки тем временем пусть комиксы смотрят, которые люди без комплексов стряпают. А мы потом руками будем махать, почему у нас такие черствые детки с одной извилиной! Ненавижу!

Ленка в гневе была умопомрачительно красива. Ее зеленые ведьмачьи глаза подсветились изнутри желтым, каштановые волосы растрепались, а черты лица обострились из-за выступившего на скулах темного румянца. Ира много раз видела, как собеседники, не соображая о чем речь, соглашаются со всем, что бы Ленка ни говорила в минуты вдохновения. А уж чем вызвано это вдохновение – ненавистью или любовью – не важно. Вот и сейчас Ира ни слова не поняла из Ленкиной речи, потому что все это время не могла оторваться от желтых огоньков в ее глазах. Но согласна была абсолютно со всем. И готова возненавидеть себя за сидение на печи.

– Но ведь для начала деньги нужны. – Ира уже была совершенно уверена, что если чего-то и не хватает в этом мире, то ее книжки и ее издательства. – Может, квартиру продать?

– Глупости! – отрезала враз успокоившаяся Ленка. – Никакую квартиру продавать не нужно. Я, конечно, ничего не обещаю, но с Эдиком переговорю. Он кое-кому кредиты устраивал на вполне человеческих условиях. Люди довольны.

А ты мне не чужая.

– Не знаю… – засомневалась Ира, ей очень уж не хотелось иметь с Эдиком никаких дел.

– Мое дело предложить, – пожала плечами Лена, но, помолчав несколько секунд, не выдержала:

– Ирка, ну что ты за человек такой! Прямо смотреть на тебя сердце разрывается. Вечно мнешься, вечно сомневаешься. Когда ты, в конце концов, перестанешь бояться жить! Издательство хочешь?

– Хочу.

– Ребенка хочешь?

– Хочу.

– Ну так и делай то, что хочешь. А то ты делать что хочешь – боишься, а жизнь профукать – не боишься.

Смешно.

– Смешно, – согласилась Ира и попросила:

– Лен, ну позови Валерку чай пить. А? Ну пожалуйста…

Глава 4

Ирина кожей чувствовала, как набирает силу эта весна. Еще в конце января возник запах – свежий и легкий, от него хотелось скакать на одной ножке. Потом прилетел ветер, которому хотелось подставлять лицо и волосы, потому что этот ветер был намного теплее всего вокруг.

Следом земля показала свои оттаявшие куски. А уж после… После высох асфальт, засветились ярко-салатовые побеги, стали ласковыми вечера и пришли дни настоящего торжества весны, которого раньше она не замечала.

Наверное, это возраст, решила Ира, весело вышагивая слишком короткую в такую погоду дорогу от метро. В детстве любая погода хороша, была бы подходящая компания, чтобы мерить лужи и копаться в грязи. В юности особенно любим дождь. Желательно затяжной и серый-пресерый, без единого проблеска света. Такой дождь придает значение и глубину мечтаниям. Под таким дождем хорошо вымокнуть до нитки, чтобы доказать масштаб своей личности предмету воздыханий и в его лице всему остальному миру. Потом – обычно этот период называют молодостью – времена года меняются словно декорации. При этом актеры поглощены собственно действием пьесы, а смену декораций не всегда замечают: «Ой, уже май! Неделя до зачетов!», «Ничего себе! Уже двадцать девятое августа, а документы в детский сад еще не оформлены!»

Эту весну Ира почуяла еще в середине зимы. Помнится, бабушка в конце каждого лета говорила: «Ну вот, дожить бы до весны, а там и помирать можно». Тогда Ира ее не понимала – как будто весной лучше помирать.

Теперь сама чувствует – весной все лучше: и помирать, и, конечно же, жить. Особенно когда есть для чего жить.

А Ире есть для чего жить, потому что на двери скромного офиса, занимающего двухкомнатную квартиру пятиэтажки с выходом на противоположную от двора сторону, висит табличка: "Издательство «Парашют». Почему «Парашют»? Да нипочему. Просто так.

– Платежка готова? – Она не удержалась и спросила о главном прямо с порога.

При ее появлении секретарь Настенька и Максим, бухгалтер, менеджер и остальные сотрудники в одном лице, поскольку других не было, поспешно отодвинулись друг от друга. Нет, не так, чтобы шарахнуться в разные стороны, когда кто-то застал за поцелуем или чем-нибудь еще более откровенным, а просто чуть-чуть отодвинулись. Максим стоял наклонившись над Настенькой, быстро перебиравшей пальчиками клавиатуру, и, видимо, стоял слишком близко, если поспешил отступить на полшага назад при виде начальницы.

Ну и зря. Она совсем не мегера и вовсе не против. Тем более что ребята хоть и молодые, но толковые.

По здравом размышлении, секретарем нужно было взять женщину спокойную и опытную, поработавшую в издательствах, имеющую семью и детей, чтоб не собралась вдруг в декретный отпуск. Но когда среди прочих кандидаток появилась Настенька – улыбчивая и до невозможного ответственная вечерница полиграфического, – Ирина изменила своим намерениям. И ни разу о том не пожалела. О Максиме и говорить нечего. Максим – это ее счастливый лотерейный билет. Без него как без рук, любую выгоду для дела вычисляет моментально. А вместе они очень живописная пара: Настенька – светлая, в кудряшках «вертикальной химии», очень мило пухленькая, а Максим – просто образчик твердых черт лица и мужественной прямой осанки, с такими данными хоть сегодня в Голливуд. Ирина совсем не против их романа. Более того, она даже не против декретного отпуска, в конце концов и сама когда-нибудь в него собирается. Но…