Занимательная наркология, стр. 8
Особенно это касается ликёров – классическая ликёрная рюмка по объёму приближается к напёрстку. А больше и не надо. Если честно – вообще ликёров не надо, не царское это дело. Виски, как ни странно, отлично сочетается с пивом, хотя, казалось бы, с пивом вообще ничего не сочетается. В основе обоих напитков лежит ячмень, и этим всё сказано. Это, кстати, давно подметили японцы, которые, возвращаясь с работы, выпивают шкалик вискаря, полируют кружечкой пива, и тысячными толпами нестройно маршируют в караоке – я нигде больше не видел такой равномерно бухой и позитивно настроенной толпы. Несколько особняком стоит водка. Если вы подвержены порочной привычке запивать, а не закусывать водку (ужас, по-моему) – рекомендую запивать её квасом. К тому же лёгкая естественная газированность кваса может в сочетании с водкой дать милый и причудливый эффект. С портвейном водку пить действительно не надо – классик прав. Сентенция «водка без пива – деньги на ветер» отдаёт брутальным средневековьем, эти развлечения не для меня. Некоторые любят, когда молотком по голове. Все эти знания, так и просящиеся в таблицу, – ничто перед способностью ощущать движения тонких материй, пронизывающих наше существование. Движения эти постоянны и непредсказуемы, и тому, кто чувствует их, открыты бескрайние поля наслаждений. Истинный мастер в этой области – мой друг Борис Гребенщиков. Несколько раз, имея под рукой неограниченный выбор компонентов, мы пускались с ним в интереснейшее путешествие, и я доверялся ему целиком. Скажем, начиналось всё с бутылки отличного красного французского винтажного вина. Когда бутылка иссякала, Боря внимательно слушал пространство и уверенно сообщал, что именно сейчас отменно пойдёт вискарь, но хорошо, если это будет двадцатипятилетний Macallan. Я не спорил. Минут через сорок лёгкую тяжесть от Macallan'a предлагалось устранить с помощью охлаждённого шампанского Dom Perignon 1986 года и – о чудо, это работало. Закончиться всё это могло под утро абсентом, только, разумеется, настоящим, пражским, и, поспав часа два, мы расставались в прекрасной физической и духовной форме без малейших признаков похмелья. Не знаю, в чём тут дело, – действительно ли в тончайшем ощущении момента или вообще в личной ауре БГ – ни с кем другим я бы в такую авантюру не пустился, а если бы и пустился – кончилось бы всё катастрофой. Поэтому описанные события – ни в коем случае не руководство к действию. Надеюсь на ваш здравый смысл – вы же не пойдёте сигать с крыши, насмотревшись на акробатов в цирке. Минздрав предупреждает.
Когда идет речь о смешении напитков, подразумеваются не их вкусовые качества или производимый пьянящий эффект, а их способность вызвать утром тяжелую головную боль и прочие мучения. Автор справедливо отмечает лучшую сочетаемость напитков, производимых из одного исходного продукта. Особенно если и продукт, и напиток – качественные. Однако давайте проанализируем, почему смешение вызывает столь неоднозначное состояние потом. В основе этого неприятного явления лежит способность этилового спирта повышать проницаемость гематоэнцефалического барьера – некоего условно совокупного комплекса мембранных факторов, обеспечивающих особую устойчивость мозговых структур к проникновению в них чужеродных элементов. При употреблении алкоголя молекулы этанола образуют бреши в гематоэнцефалическом барьере, и в них без труда проникают ненужные гости – токсические продукты, присутствующие в напитках, сивушные масла и т.д. В этом случае, если концентрация алкоголя невысока, проницаемость не нарушается. Так что умеренное употребление вина практически не сказывается на мозговых процессах. С другой стороны, крепкие, но лучше очищенные напитки вызывают существенное изменение показателей проницаемости мембран.
Понятно, что если сначала принять крепкое зелье, а потом запить чем-то полегче, то в мозг хлынут все продукты недоочищенных слабых напитков. Уж лучше наоборот: пусть по крови сначала погуляют эти сивушные масла и выделятся почками и печенью, а уже затем сделать дыры в гематоэнцефалическом барьере. Отсюда известная мудрость – повышай градусы, а не понижай.
По поводу запивания квасом. Не уверен, что есть серьезное отличие от запивания другими слабоалкогольными напитками (в квасе, в зависимости от рецепта, до 5% алкоголя), а примеси неконтролируемы. Но вот опохмеление квасом, безусловно, дело правильное. Квас раньше готовился на грубом ржаном хлебе и содержал весь комплекс витаминов В. Именно этим объясняют редкие случаи синдрома С.С. Корсакова – алкогольного полиневрита – у алкоголиков, похмелявшихся до революции в массе своей именно домашним квасом.
Остальные ощущения относятся к индивидуальной переносимости того или иного продукта. Кто-то может выпить бесконечно много виски, но и одна рюмка рома вызывает страшную головную боль. Многие любят текилу за утреннюю мягкость и сочетаемость с другими напитками, что отчасти объясняется сочетанием соли и лимона, традиционно дополняющих эту выпивку. По поводу ураганных смешений имени Бориса Гребенщикова могу сказать как свидетель, что объяснения этому я не нахожу. Это из области НЛО и экстрасенсов. Могу лишь подтвердить, что выпивается немерено, а голова не болит. Хорошо было бы создать портативный аналог Б.Г., позволяющий при его включении выпивать всё подряд, не думая о последствиях. Коммерческий успех гарантирован.
Культура флэта
Флэты возникали, как правило, с приходом тепла, когда родители друзей перебирались на дачу. Обычно они уезжали с пятницы по воскресенье, отчаявшись зазвать с собой так внезапно повзрослевшего сына. Тогда вдруг возникал ФЛЭТ, то есть свободная от предков («предки» – не говорили, говорили – «парэнты») территория, пригодная для распития алкогольных напитков с представителями противоположного пола, то есть с ГЕРЛАМИ. Лихорадочно звонилось герлам, покупались напитки (в Москве это называлось «кир» или «дринк», в Питере – «бухалово»). Тут каждый покупал что мог, и компания собиралась обязательно большая и разношерстная. Циничный расклад типа «сколько комнат – столько пар» в голову ещё никому не приходил, да и свинство это было бы – лишать друзей радости флэта. Герлы были случайные (все!), так как постоянных подруг ни у кого не водилось, да и водиться не могло, никому не приходило в голову тратить на них время – ухаживать, что ли? Поэтому герлы осторожничали и часто ЛАЖАЛИ, то есть крутили динамо – обещали приехать, а сами ехали на какой-нибудь другой флэт. Несоскочивших уговаривали взять с собой подружек, как правило, жутких – у каждой красивой герлы было минимум две некрасивые подруги – для оттенения её красоты. Впрочем, после второго стакана и перевода освещения в интимный режим разница между ними становилась практически незаметной. Сейчас я понимаю, что герлы в свои пятнадцать лет были гораздо опытнее нас, и если мы всё ещё мучились проблемой первого соития, то у них эта проблема была, как правило, уже решена, причём с более зрелыми представителями класса мужчин, поэтому глумились они над нами, собаки, страшно. Портвейн на определённой стадии давал юношам крылья, начинались жаркие неумелые приставания, которые ничем не кончались, не считая тянущих болей в области гениталий. В лучшем случае удавалось пообжиматься с некрасивой подружкой красивой герлы в тёмной ванной и даже расстегнуть ей верхнюю пуговку, но в этот момент красивая громко сообщала из коридора: «Лена, я ухожу! Ты идёшь или остаёшься?» Лена вырывалась из объятий, тяжело дыша и застёгивая пуговку, вылетала в коридор и исчезала из твоей жизни навсегда. К этому моменту дринк безнадёжно кончался и если до этого не скинулись и никто не сбегал (до 19.00!), то происходили посягательства на родительские запасы (если таковые имелись). Иногда происходили удивительные вещи. Однажды таким образом была обнаружена бутылка яичного ликёра «Адвокат». Пить жёлтое густое никто не захотел, и тогда один будущий химик предложил сварить ликёр в кастрюльке с целью отделения желанного спиртуоза от яичной дряни. В процессе кипячения всё получилось ровно наоборот – спирту-оз улетучился, а на дне осталась совсем уже густая субстанция, напоминающая тесто. В отчаянии мы напекли из неё блинчиков, которые никто есть не стал. Съели их потрясённые родители, вернувшиеся с дачи на следующий день. В случае же «скинуться и сбегать» тоже иногда возникали забавные ситуации. Скинуться, понятно, было делом святым, благо, как правило, кидать было уже нечего, а вот бежать никому не хотелось – вставать, расплёскивая и зря расходуя портвейновое тепло, расплывшееся по телу, толкаться в жутком магазине за пять минут до закрытия – эту картину сейчас описывать бессмысленно, сочтут плохим фантастом. Но был среди хипповой братии один чувак (не буду называть его имени – вдруг жив?), который с готовностью вызывался сбегать. Правда, часто ему не везло – на обратном пути одна из бутылок билась. Он переживал, предъявлял битое стекло, и никому ничего такого не приходило в голову, пока однажды чисто случайно всё не раскрылось. А делал он вот что: по дороге из магазина задерживался на лестничной клетке, заходил за лифт, доставал из сумки миску и марлю, осторожно бил бутылку над марлей, на которой оставались осколки, выпивал из миски винище, складывал осколки в авоську, напускал на себя грусть и возвращался на флэт. Его долго били. Когда я недавно рассказал эту историю своему приятелю, он недоверчиво подумал и сказал: «А зачем миска и марля? Неужели нельзя было просто выпить из горла, а потом разбить флакон?» А нетронутая пробка? Эх, темнота… По окончании бардака флэт убирался неумелыми юношескими руками, утраты маскировались – рюмки расставлялись в серванте иным порядком, чтобы количество разбитых не бросалось в глаза. Отпитые родительские напитки доливались водой и чаем. У папы нашего Японца Кавагое (а он был совсем уже настоящим японцем) на видном месте хранилась эксклюзивная бутылка виски «Сантори» какой-то неимоверной выдержки. Мы с Японцем отпивали по чуть-чуть и доливали туда чай, пока не заметили, что никакого виски в этом чае уже нет. Спустя пару лет папа-японец сильно удивился. Конечно, все разрушения замаскировать не удавалось. Я лично помню, как после субботнего бардака в квартире моих родителей на стене, оклеенной светло-жёлтыми обоями, осталась чья-то жирная девичья пятерня – прямо над диваном, на который её хозяйку, видимо, пытались завалить. Пятерня не совпадала с моей ни размером, ни формой, я обречённо ждал скандала, всё равно тупо стоял на своём (моя, и всё!) и в результате даже ушёл из дома на двое суток. По истечении коих, впрочем, вернулся. Были, конечно, флэты более долгоиграющие – я знал таких два. Принадлежали они, как правило, дипломатам, исполнявшим свой нелёгкий дипломатический долг вдали от родины, и их элитные московские квартиры временно переходили под ответственность их дочек. Интересно – всегда дочек! Видимо, сыновей этого возраста оставлять одних боялись, а дочек – нет. Зря, зря… Флэты были роскошные, и помимо возможности дринкануть и потискаться, в них присутствовала масса прочих соблазнов – проигрыватели иностранного производства с сумасшедшей акустикой, фирменные диски, всякие заморские штуки. Иногда удавалось вскользь приобщиться к настоящей американской сигарете или, скажем, джину (рассказов потом было!). Публика на этих флэтах собиралась более изысканная и не настолько случайная (правда, это касалось только мужской половины), иногда там даже завязывались знакомства. В остальном, впрочем, происходило ровно то же самое. Непревзойденным специалистом по выявлению таких флэтов и внедрению в число их постоянных посетителей был Кутиков. Он-то и брал меня иногда с собой. Так что сиживали за столами, не беспокойтесь.