Наша светлость, стр. 50

…в этом я не сомневалась. Я тебя вообще зря выдернула.

…мы уже закончили с Макферсоном. Хорошо, что он пришел к тебе. Мне нужна его помощь, но теперь получается, что именно он — слабейшая сторона, и условия договора диктовал я. Ты не возражаешь, если я останусь?

…буду рада.

— Акуно, присаживайтесь. — Я улыбнулась. Не представляю, как следует вести себя с рабами.

Наверное, так же, как с другими людьми.

— Вы позволите, ваша светлость? — Акуно присел на край софы и протянул руку к рисункам. — К сожалению, должен предупредить, что некоторые заказы не получится отменить. Изменение сценария приведет к дополнительным тратам.

— Это не страшно. — Кайя садится рядом. На долю мгновения их с Сержантом взгляды пересекаются, и Сержант, кивнув, уходит.

— Тогда, я полагаю, начнем с того, что не стоит менять… размещение гостей останется прежним?

— Да.

— И задействованные в мероприятии помещения мы не будем подвергать кардинальным перестройкам?

— Не будем.

Уже люблю этого маленького делового человечка. Разложив книгу на коленях, Акуно делал пометки.

…а я могу отпустить его на волю?

Прозвучало, как будто речь идет не о человеке, но о диком животном.

…да. Но я попросил бы тебя подождать немного.

…до весны?

Кайя пожимает руку. Я понимаю его и без слов: мы должны пройти по краю. Закон и право. Сцилла и Харибда этого мира. А наша светлость посредине.

— Изготовление тканевых драпировок не займет много времени. — Рисунки Акуно разглядывает внимательно. — И если позволите, то мы можем использовать серебряные клетки, раз уж они заказаны. Льдистые цириллы будут чудесно смотреться. А затем ваша светлость одарит ими избранных дам.

…и тем самым избавит дворец от внезапного избытка пернатых.

— Рекомендовал бы вам подумать над использованием ледяных скульптур. Как мне кажется, это всецело вписывается в вашу задумку. И сделает ее более завершенной. Еще цветы… их все равно доставят. Часть отправим на украшение гостевых комнат. Но что, если заморозить некоторые композиции?

Розы во льду?

А также фрезии и что там еще было?

Этот человечек понимает меня, как никто другой. Кроме, пожалуй, Кайя… Кажется, мы сработаемся.

Глава 18

О ПРАВИЛАХ

Теперь Тисса знала, каково быть бесплотным духом.

Она читала книги о призраках, обреченных блуждать по коридорам древних замков, неприкаянных душах, которых никто не видит, а если и видит, то лишь затем, чтобы отшатнуться в ужасе. Прямо как про саму Тиссу писали.

Было неожиданно больно.

Несправедливо.

Рассеянные взгляды, словно сквозь нее. Шепоток за спиной. И фрейлины, если случается нужда оказаться рядом с Тиссой, подбирают юбки, точно брезгуют и этого случайного к ней прикосновения.

Только леди Изольда осталась прежней. Она не замечает, что происходит: слишком счастлива и слишком занята. Тисса хотела бы поговорить с ней, но не решилась.

Да и что сказать?

Никто не обижает Тиссу. Ее просто не видят.

Дважды присылали подарки. У Тиссы получалось принимать их с улыбкой и словами благодарности, хотя потом, ночью, она все равно плакала, зажимая косу зубами, — не хватало хлюпаньем Долэг разбудить.

Она еще маленькая… не понимает.

Она учится играть на клавесине. И танцевать. Манерам. Счету. Чтению и письму. Географии. Языку ашшарцев, на котором ведут торговлю… и Тисса не понимает, зачем ей этот язык, но если тан решил, то почему бы и нет. Вдруг Долэг и вправду выйдет замуж за ашшарца, который увезет ее из этого города в другой, где люди не такие злые.

Надо успокоиться. Надо улыбаться. И найти себе занятие, раз уж леди Изольде сейчас не нужны фрейлины. Вот только все из рук валится.

— Тисса! — Долэг появилась раньше обычного. Уроки уже закончились? Или что-то произошло?

Произошло.

Долэг смотрит, поджав губы, с неодобрением, которого прежде не было во взгляде.

— Тебе вот… просили передать. Что ты опять натворила?

— Ничего.

На сей раз холщовый мешочек, в котором спрятан круглый гладкий камень, не драгоценный — самый обыкновенный, речной. Он отсвечивает зеленым, намекая, что приличные девушки предпочтут смерть позору.

— Они сказали, что мне не следует с тобой больше разговаривать. Что с тобой никто не разговаривает. Почему?

А если и Долэг замолчит? Будет как другие?

Этого Тисса точно не вынесет.

— Ты куда? — Долэг скрестила руки на груди, сделавшись похожей на маму. А что она сказала бы? Согласилась бы с прочими? Маме важно было, чтобы Тисса вела себя как леди…

Она обошла Долэг и открыла дверцу, которую давно хотела открыть. По лестнице поднималась бегом, боясь, что решимости не хватит. И остановилась перед другой дверью. Тан ведь сам сказал, что будет рад… если его нет, то Тисса уйдет.

Хотя бы попробует.

Она не хочет, чтобы Долэг от нее отвернулась.

Тан был у себя. Он сидел в кресле-качалке. Плед на коленях. Доска, перекинутая через подлокотники. Книга. Чернильница. Перо, которое тан жует с крайне задумчивым видом. Он не сразу и обернулся-то.

— Добрый вечер… — сказала Тисса, понимая, что больше не сумеет произнести ни слова.

— Добрый. Теперь точно добрый.

Их сиятельство отложили перо, доску поставили на пол, а плед бросили в кресло. Они были босы и одеты по-домашнему просто. Волосы мокрые…

— Я не помешаю?

— Ты? Никогда.

Наверное, можно выдохнуть. Он не сердится. И возможно, не рассердится, когда услышит, зачем Тисса пришла.

— Я хотела спросить… вы тогда сказали, что… — Каждое слово давалось с трудом. И тан не торопил. — Что можете на мне жениться в любой момент. И я…

— Хочешь, чтобы я женился?

Тисса кивнула.

— Сейчас?

— Да…

— Боюсь, не получится.

Вот и все. Мир кувыркнулся, и влажный камень в ладони, кажется, все, что Тиссе осталось. Не следовало сюда приходить.

— Извините. Я… наверное, пойду.

— Нет.

Тисса и забыла, что он способен перемещаться так быстро.

— Так, радость моя, посмотри-ка в глаза. — Тан поднял подбородок. — Совсем тебя затравили?

Смотреть ему в глаза было страшно. Серые. И значит, злится.

— Что это? — Он отпустил Тиссу, но лишь затем, чтобы разжать ее такие онемевшие пальцы. — Камень? И что он означает?

— Ничего.

— Врать ты по-прежнему не умеешь, что хорошо. Но пытаешься, что плохо.

Тан отнял камень и разглядывал его с таким любопытством, как будто никогда прежде камней не видел. Или пытался отыскать таинственную надпись?

— Ну? Я ведь могу пойти порасспросить. Думаю, отыщутся знающие люди.

О нет, этого еще не хватало.

— Он значит, что такой, как я, лучше умереть…

Камень вписался в стену с мерзким звуком, от которого Тисса зажмурилась. Вот и результат: теперь тан в ярости… он схватил Тиссу за плечи и тряхнул так, что зубы клацнули.

— Но ты не собираешься делать глупости? Отвечай.

— Н-нет…

У нее на такое смелости не хватит. Наверное, ни на что уже не хватит.

Ее вдруг обняли.

— Не бойся. Ну, прости, пожалуйста. Я не хотел. Сам испугался, что ты всерьез говоришь. Ну же, открой глаза.

Тан держал крепко, и гладил, и уговаривал успокоиться, и странное дело — Тисса больше его не боялась. Почти.

— Поговорим? — Тан подтолкнул Тиссу к креслу, но сел сам, а ее усадил на колени. — Это ведь раньше началось?

— Да.

Смотреть на него Тисса не осмеливалась и смотрела на свои руки. Обыкновенные такие руки. С царапиной свежей — когда только успела… Вчера, когда вышивать пыталась? Или уже сегодня?

— И когда я вчера спрашивал, все ли в порядке, ты сказала неправду?

— Да.

— И позавчера?