Наша светлость, стр. 33

Фрейлины. Слуги. Некоторых я знаю по именам. Камеристка, которая по-прежнему держится холодно, стараясь лишний раз не попадаться на глаза.

Охрана.

Сержант. Урфин.

Этак и вправду параноиком стать можно.

— Мы найдем его, — пообещал Магнус, разглядывая особняк. — Но на это потребуется время.

Я не стала спрашивать сколько. Много. Но Магнус не остановится, в этом я совершенно уверена.

— Вы поэтому хотите, чтобы лечебница была большой?

И весь город увидел, что наша светлость не только платьями — боги, я не знала, во что они обходятся! — душу греет.

— Догадливая ласточка.

— Думаете, поможет?

— В какой-то мере…

То есть чуда всенародной любви ждать не стоит? Ладно, я же не ради любви все затевала.

— Умные будут верить тому, что видят, — сказал Сержант, засовывая руки в рукава шинели. — Тот, кто пишет, дает лишь слова. И многие знают, что слова опасны. Глупых больше. Но теперь им будут говорить разное. Появится выбор.

Любить или ненавидеть.

Благодарность человеческая — ненадежная штука. Разве что… мысль пришла в голову неожиданно. Если уж пытаться ее получить, то от тех людей, которые могут быть полезны.

— Скажи, — обратилась я к Сержанту, — в городе много военных?

— Постоянный гарнизон в несколько тысяч. Там есть кому лечить.

Допустим, но это не отменяет права выбора.

— Если отвести крыло… — Особняк предстал передо мной в новом обличье. Я мысленно провела разделительную линию, аккурат меж двух обнаженных дев, поддерживавших над входом гранитную рыбину. — Для тех, кто служит… дому. Солдаты. Командиры. Городская стража. И не только они, но и их семьи. Ведь есть же у людей и жены, и дети, и родители… и хорошо, чтобы лекарства для таких людей продавали дешевле.

Я боялась, что меня не поймут. Но Магнус постучал палкой по кованой решетке, окружавшей особняк, и заметил:

— Пожалуй, это будет правильно… интересно даже будет. Есть у меня знакомый, который хотел бы совесть облегчить благим деянием.

Подозреваю, знакомых у Магнуса хватит на то, чтобы облагодетельствовать весь город.

Их сиятельство не вернулись ни через час, ни через два, ни через три…

За окном стемнело, и Гавин зажег свечи.

Ужинали вдвоем, и где-то это было даже неплохо. Впервые за долгое время Тисса не думала о том, чтобы сидеть в изящной позе, следить за осанкой, руками, каждым сказанным словом, чтобы не есть больше, чем дозволено есть леди.

Холодное мясо подогревали на свечах, хотя Гавин и предлагал воспользоваться спиртовкой, но Тисса не решилась. Живы были еще воспоминания о выплавленных в камне окнах. Мало ли какие у их сиятельства спиртовки…

— А ты совсем не такая, как я думал, — сказал Гавин, облизывая жирные пальцы. Ел он руками, и Тиссу подмывало последовать его примеру. Но она боялась испачкать платье.

Ему и так досталось.

— Какая?

— Злая.

Тисса злая? Почему?

— Ну… ты все время смотришь вот так. — Гавин встал и, вытянув шею, задрал подбородок. И прищурился. Неправда! Ничуть не похоже!

Или похоже?

Лань горделивая или как там было… Тисса фыркнула, представив себя такой и еще с книгой на голове.

— И не улыбаешься никогда. А говоришь, как будто тебе слов жалко.

Он и голос передразнил, причем так, что Тисса, не выдержав, рассмеялась. А ведь леди не хохочут… но здесь не было никого, перед кем надо было притворяться леди.

— Теперь ты мне больше нравишься. — Гавин нарезал яблоки на четвертинки, избавлял их от косточек и, насадив на длинную шпагу, совал в камин. Огонь шипел, глотая горячий сок, а Гавин ловко скидывал опаленное яблоко на блюдо, посыпал сахаром и корицей. — Почему ты не всегда такая, как сейчас?

— Потому что… я должна быть леди.

Эти яблоки были почти так же хороши, как запеченные в костре. Только дым имел другой запах.

— Зачем?

— Я обещала.

— Твоя сестра говорит, что…

— Она еще маленькая. Ей многое прощают. И она думает, что так будет всегда. Но она вырастет и поймет.

— Что поймет?

Наверное, Тисса не сказала бы это кому-нибудь другому. Но Гавин был почти своим.

— Что нам сбегать некуда. Мы должны соответствовать. Быть такими, какими нас желают видеть.

Хорошо хоть откровения вкус яблок не испортили. Когда еще получится так отдохнуть. Тисса и на их сиятельство злиться перестала.

Он и вправду не такой уж страшный… забавный иногда.

Мы возвращались.

Я устала ровно в той мере, чтобы быть счастливой от предвкушения встречи с ванной и кроватью. И эта усталость странным образом придавала веры, что все у нас получится.

Лечебница откроется в самом скором времени.

Дядюшка отыщет злодея.

Кайя вернется…

…вернулся.

Я услышала его присутствие на мосту и даже раньше, сперва не поняв, что со мной происходит и откуда это ощущение безумного всепоглощающего счастья.

— Куда вы… — Сержант не успел договорить, сам все понял и пробурчал: — Магнус, сами с ним объясняться станете. Я изначально был против этой затеи.

Снова были ворота, и замок, и статуи, и Кайя, который стоял, скрестив руки на груди.

— Дядя! — Его голос выражал всю гамму эмоций. — От тебя я такого не ждал! Это безответственно — выходить в город без…

Обожаю, когда он читает нотации.

— …Иза, в сложившихся обстоятельствах это…

…я же волновался. Я тебя звал… я хотел искать…

…ты вернулся.

…вернулся.

И я поверила.

Он был настоящим, мой рыжий сердитый супруг, который принес с собой запах дороги и вкус дыма на губах.

…я так скучала.

…я тоже. Я грязный.

…и мокрый.

— Ласточка моя, под крышей вам было бы удобнее… о девочках я позабочусь.

— Дядя, не думай, что разговор окончен. У меня есть к тебе вопросы.

Магнус лишь руками развел: зануда, мол. И я рассмеялась от счастья. Пусть ворчит. И спрашивает. И делает что угодно, но я не отпущу его больше, до самой весны не отпущу.

…ты устал? Голодный? Есть хочешь?

…устал, но все равно голодный. И есть тоже хочу. И все хочу.

А на плечи садятся снежинки: зима все-таки решила не нарушать условия игры. Она пришла вслед за Кайя.

Когда часы пробили полночь, Тисса поняла, что скрыть ее отсутствие ну никак не выйдет. Появилась мысль, что их сиятельство вовсе не вернутся.

— Давай я тебе постелю? — предложил Гавин.

Ему тоже хотелось спать, но он мужественно сидел рядом с Тиссой, пытаясь о чем-то говорить.

— Не надо. Иди отдыхай. А я еще посижу… немного.

Спать в кровати тана она точно не собирается.

— Я все равно постелю.

Гавин упрямый. Тисса тоже. Ей и в кресле вполне удобно. Шаль мягкая, и если свернуть ее, то получится что-то вроде подушки. Но Тисса точно не заснет до утра…

Будет огнем любоваться.

Рыжий, он выцветал, пока не стал белым, а затем — синим. Ярким, как море… близким. Мелькнула и исчезла мысль, что человек, которому нравится море, не может быть плохим.

Глава 12

ДЕЛА БЛАГИЕ

Счастье — это просто.

Элементарно даже.

Я лежала, слушая сердце Кайя, и чертила узоры на его груди. Узоры складывались черными лентами и таяли.

— Иза, когда ты так делаешь, я не могу сосредоточиться.

О да, можно подумать, наша светлость чего-то иного добивается. Мы не склонны к нотациям сейчас. И в принципе тоже, но сейчас как-то особенно не склонны. А потом тянемся и щекочем шею губами.

— Иза…

Мне нравится, как он произносит мое имя. Имя тоже в кои-то веки не вызывает раздражения. И-за. Два слога. Кайя… еще два. Дважды два… нет, слишком сложно для сегодняшнего вечера.