Искусство острова Пасхи, стр. 16

Судя по рисункам Пьера Лоти, уровень делювия с 1872 года по сей день не изменился; значит, оползни происходили до названного года, скорее всего, в первый же дождевой сезон, после того как около 1680 года прекратились работы в карьерах и обломочный материал перестали уносить в отвалы у подножия, как это было заведено, когда шли работы (Skjolsvold, 1961, р. 343–346, pl. 42 а-с).

Французская экспедиция вывезла две малые каменные скульптуры, а также старинную палицу уа и еще несколько деревянных поделок; некоторые из этих реликвий ныне хранятся в Рошфоре и Ла-Рошели во Франции (фото 100, 102 а, 153 b, 157 d).

Жюльен Вио (он же Пьер Лоти) — и, вероятно, но он один — приобрел вещи, которые впоследствии очутились в частных коллекциях. Один совершенно уникальный предмет в конце концов попал к покойному доктору Шове, и он опубликовал описание с двумя иллюстрациями. Образец этот, который Шове (1934, с. 310–311, фото 114, 115) называет «весьма старинным изделием из древесины торомиро», представляет безногую птицу с большой человеческой головой (рис. 64, с. 484).

Убийство последнего европейца на острове в 1877 году

Дютру-Борнье, из-за которого миссионеры бежали с Пасхи, а пасхальцы вернулись к диким правам прошлого, сам вскоре оказался жертвой островитян. А. Пинар (1877, с. 227, 238; 1878, с. 196–209), прибывший на остров в день пасхи в 1877 году на борту французского военного корабля «Сеньелей», рассказывает, что его отряд застал всего 111 жителей, в том числе только 26 женщин, а европейцев и вовсе не осталось. Пасхальцы утверждали, что Дютру-Борнье погиб по собственной вине несколькими месяцами раньте, в пьяном виде упав с лошади. Позднее выяснилось, что его убили островитяне, и они же затем расправились с его местной женой, которую Дютру-Борнье пытался объявить королевой острова. Большинство пасхальцев было за то, чтобы отправить на тот свет и его двух дочерей, но они исчезли — один старик неприметно укрыл их в своем подземном тайнике. Преследователям не удалось найти вход в пещеру, и старик держал девочек там, пока страсти не улеглись, после чего незаметно вывел их на волю (Thomson, 1889, р. 473; Knocho, 1925, р. 176–177).

Визит «Гиены» в 1882 году

После убийства Дютру-Борнье, в 1877 году, пасхальцы некоторое время жили сами по себе. Затем с Таити на место убитого француза прибыл Александр И. Салмон. Салмон был человек интеллигентный. Наполовину таитянин, он мог общаться с местными жителями на их собственном языке, которому научился от пасхальцев, привезенных на Таити Брандером. Салмон отнесся к уцелевшим островитянам с большим сочувствием и всячески старался улучшить их бедственное положение.

Немало внимания уделил он также наблюдениям над местными обычаями и верованиями и стал для последующих посетителей острова главным переводчиком и информатором.

Первым таким посетителем был Гейзелер, который пришел на Пасху в 1882 году на немецком шлюпе «Гиена». Немецкое судно зашло сюда специально для этнологических исследований по просьбе профессора Бастиана из Императорского музея. Это была первая экспедиция такого рода. Четыре дня проводились систематические исследования, причем Салмон помог немцам приобрести большую коллекцию художественных и других изделий, которые затем были распределены по разным музеям Германии (например, фото 92, 93, 95 а, 126 b, 127 с, е, 155 b, 156 е, 157 а, 172, 173).

Гейзелер сообщает чрезвычайно важные сведения о существовании и назначении мелких каменных скульптур (1883, с. 31–32). Говоря о введении на острове христианства пятнадцатью годами раньше, он пишет, что «о нем здесь почти и не вспоминают». Через Салмона он узнал (там же, с. 131), что на Пасхе было два верховных божества — Макемаке и Хауа, неизвестные в других частях Полинезии; им приносили в жертву первые плоды нового урожая. Гейзелеру рассказали, что других актов непосредственного поклонения Макемаке нет, но во время некоторых празднеств процессии носят в честь него небольшие деревянные фигурки. Капитан «Гиены» записал, что эти мобильные скульптуры, изображающие мужчин, женщин, ящериц, угрей и так далее, известны на острове под общим наименованием моаи торомиро (деревянные фигурки), в отличие от моаи маэа (каменных фигурок), и что каменные скульптуры принад-лежат к иной категории и выполняют другие функции. О моаи маэа Гейзелер (там же, с. 31–32) узнал следующее: «Ныпешние каменные идолы подчас всего от двух до трех футов в высоту и исполнены очень грубо. В большинстве случаев ограничиваются тем, что вырезывают голову и лицо, только их и вносят в жилища. Эти личины служат своего рода родовыми кумирами, у каждого рода есть по меньшей мере одна такая скульптура, и они всегда остаются в хижинах, тогда как деревянные фигурки выносят во время празднеств».

Содействие Салмона позволило Гейзелеру осмотреть несколько домовых идолов — моаи маэа; отдельные экземпляры даже были приобретены для музеев Берлина и Дрездена. Об одном образце он пишет (там же, с. 49–53), что материалом послужил красный туф, но рот был выкрашен в белый цвет, и будто бы такие фигурки принадлежат «почти исключительно женщинам». У другого образца, выполненного из «белой земли» (очевидно, из белого туфа театеа с полуострова Поике), было два лица. Кроме того, Гейзелер видел каменные статуи высотой около метра, с «пучком волос» из красного туфа; они стояли перед некоторыми хижинами, очевидно, играя роль стражей, вроде тех, которых зарисовал Пьер Лоти. Гейзелеру объяснили, что «культ деревянных идолов считается не очень древним, он возник лишь после того, как прекратилось ваяние и поклонение древним каменным статуям Рано Рараку». Он узнал также, что обычай вырезывать из камня малых домашних идолов и отдельные головы тоже сложился после того, как перестали изготовлять большие статуи (там же, с. 14, 33).

В 1882 году Гейзелер еще видел в обиходе некоторые мелкие скульптуры. В этой связи он снова отмечает (там же, с. 44), что влиянию бежавших миссионеров пришел конец, христианство не оставило почти никаких следов в сознании уцелевших пасхальцев. И Гейзелер добавляет: «Так мы заметили, что один старик пасхалец крестился всякий раз, когда ему на борту предлагали пищу, но это не мешало ему с искренней верой поклоняться своим деревянным и каменным идолам».

О плясках он говорит, что танцующие стоя на одной ноге двигали другой в такт пению. И еще: «Во время пения дирижер хора обычно заставляет деревянную фигуру, изображающую женщину, двигаться на одной ноге в такт танцу».

Немцы осмотрели внутренность некоторых культовых каменных построек на скалах Оронго. Здесь Гейзелер (там же, с. 17, 53) сделал важное открытие, уникальное для Полинезии: в кладку степ были вмонтированы каменные головы, настолько древние и ветхие, что грозили рассыпаться, когда их пытались вынуть.

Очевидно, они потом либо окончательно искрошились, либо кем-то были уничтожены. К счастью, Вейсер зарисовал одну такую голову, и его иллюстрация воспроизведена здесь (рис. 13).

Методичные немцы даже начали раскапывать пол одной культовой постройки и при этом обнаружили маленькую каменную фигурку, тоже очень ветхую — настолько, что у нее отломилась голова. Присутствовавшие пасхальцы определили ее как домашнего идола моаи маэа и рассказали, что как раз этому идолу оказывались почести в пору созревания бананов (там же, с. 17, 53).

Одна из наиболее замечательных скульптур, приобретенных немецкой экспедицией, изображала чудовище, смахивающее на лягушку или жабу. На спине у этой фигуры, высеченной из твердого базальта, была круглая ямка, очевидно, исполнявшая какую-то религиозно-магическую функцию. Островитяне сообщили немцам, что изделие это — одно из древнейших на острове — изготовлено в ранний период ваяния статуй (фото 172, 173).