Зельда Марш, стр. 22
Гримировка, разговоры о пьесах, театральные сплетни, часы ожидания своей реплики в тесной, надушенной уборной, ссоры с Оливией, беседы по душам с Ниной, отели, поезда, ночные ужины, танцы, новые лица, новые друзья, успехи, неудачи, волнения из-за рецензий в газетах, — странный, чуждый мир, где на пошлые пустяки как будто обращается так много внимания, а на явления значительные — так мало! И Джордж, Джордж Сельби всегда тут, подле, трогательно влюбленный и покорный, занимавший и развлекавший ее.
Вот какой жизнью жила Зельда Марш с тех пор, как покинула Сан-Франциско, И теперь, через полтора года, лежа в постели в своей комнатке, в Нью-Йорке, она сравнивала себя с той девушкой, что стояла когда-то перед опустевшим домиком с надписью «Сдается в наем». Она изменилась, но в сердце ее по-прежнему царил тот мальчик, любивший и покинувший ее. Она думала о нем неустанно и не расставалась с его письмами и выцветшей фотографией, с которой он улыбался ей знакомой улыбкой, собрав морщинки у глаз.
Глава вторая
Меблированные комнаты мадам Буланже находились на Вест-Форти в старом мрачном доме, ничем не отличавшемся от соседних. Француженка представляла собою полную, широкобедрую даму, с высоко зачесанной, кудрявой седой шевелюрой, усатую, бородатую и распространявшую вокруг себя сильный запах чеснока. Джон Чепмэн, ближайший сосед Зельды, говорил, что их хозяйка — женщина с золотым сердцем. Мадам Буланже любили все жильцы.
И дом, и улица были заселены актерами, хористами, куплетистами, акробатами и прочей публикой подобного рода. Все это приходило, уходило, смеялось, бранилось, сплетничало, флиртовало… Церемонно кланяясь друг другу, проходили местные старожилы в немного потертых, блестевших от старости костюмах.
Нижние этажи были заняты портными, костюмерами, парикмахерами, здесь же разместились рестораны и прачечные.
Зельде нравились обитатели Вест-Форти, ее интересовало и то, что ей о них рассказывали, и те маленькие драмы, что она наблюдала сама: какое-то очарование романтизма было в дешевой и пестрой мишурности их жизни.
Мадам Буланже, перевидавшая в своем доме множество разных людей, обладала неистощимым запасом житейских историй, ну, а Зельда была внимательной слушательницей. В сумерки они усаживались пить шоколад внизу, в столовой хозяйки, и тут-то начинались рассказы.
Джон Чепмэн особенно интересовал Зельду. Но мадам знала о нем немного. Славный молодой человек, впрочем, не очень молодой, так лет за тридцать — вот все, что она могла сообщить. Он жил у нее уже два года. Когда поселился, сказал, что актер. Но когда и где играл — неизвестно. Она могла бы поклясться, что с тех пор, как он живет здесь, он без работы. Впрочем, кому какое дело? Жилец он спокойный, платит аккуратно… Конечно, людям кажется, что в его жизни есть какая-то тайна… Мадам пожимала плечами.
Зельде очень нравился Джон Чэпмэн, но, увы, его общество наводило скуку. Не прошло и трех недель с начала их знакомства, как Джон воспылал к ней безнадежной любовью. Она заметила это в один из вечеров, когда они сидели вдвоем на крылечке. В тот день Зельда проводила Нину, которая укатила в Европу, и ее томило одиночество. Джорджа не было, он где-то выступал, а мадам уехала к морю на два дня праздника. Зельда чувствовала себя брошенной, одинокой, думала о Майкле, и даже о Бойльстоне. Они с Джоном сидели на ступеньках. Было тепло и душно, круглая луна смотрела на них. И как-то так вышло, что Зельда рассказала о себе все. В первый раз она заговорила о Майкле. Никто из ее товарищей никогда не слышал до этого ни его имени, ни имени Бойльстона. А тут вдруг она просто, как-то помимо своей воли, рассказала о них чужому, малознакомому человеку. Но ни тогда, ни позже не пожалела о том. Ведь этим человеком был Джон Чэпмэн! Он был неспособен обмануть чье-либо доверие. Зельду тревожило другое: то впечатление, какое произвела на него ее история. Сама Зельда не видела в ней ничего особенно трагического или трогательного, но Джон… Джон с той ночи полюбил ее.
С тех пор Зельда, выйдя из дому для обычного обхода контор в поисках места, каждое утро встречала Джона Чэпмэна. Молчаливое обожание выражалось в каждой черточке его широкого лица, во взгляде круглых темных глаз, в каждом движении его громадного, неповоротливого тела. Он видел ее часто с Джорджем Сельби. И ни одного намека, ни одного слова о своей любви ни разу не сорвалось с губ Джона. Он никогда не навязывал Зельде своего общества. А ей было жаль его, она дорожила его преданностью. Он был ей как старший брат, к которому можно прибегнуть в горе или затруднении. Но ум его казался таким же тяжеловесным, как тело, речи были медленны и бессвязны. Ей было с ним нестерпимо скучно.
Джордж Сельби приходил раза два в неделю, а, кроме того, в субботу и воскресенье они вдвоем ездили за город. Но наступали будни — и вновь утомление и унижение, вновь эти дерзкие и равнодушные чиновники в конторах, лаконические отказы… Стиснув зубы, она заставляла себя обходить все театральные бюро.
— А что, если я так и не найду никакой работы? — сказала она как-то Джорджу с отчаянием в голосе. Была суббота. Они сидели в поезде воздушной железной дороги, уносившем их в Кони-Айлэнд.
— Ну, так что же, вы всегда можете выйти за меня замуж, — ответил Джордж весело.
— Не говорите глупостей!
— Еще только середина августа, — переменил он тон на более серьезный. — Боже мой, Зель, неужели вы рассчитывали так просто, без борьбы и усилий, сделать сценическую карьеру?
Зельда только вздохнула в ответ. Впервые с тех пор, как она приехала в Нью-Йорк, ею овладело чувство настоящей тоски и безнадежности.
— Ну, котеночек, вам еще рано унывать! — утешал ее Джордж. — Вот Гарри Бульджер будет набирать людей — отчего бы вам не толкнуться к нему?
— Нет. Кто поступает в такие места, тот — конченый человек. Это мне и Оливия говорила, и Нина. Я уж лучше вернусь во Фриско…
— Терпение, Зель, терпение! Найдете что-нибудь! Я на днях говорил с Стэкпулем…
— Да? — оживилась Зельда. — И что же он?
— Советует поступить в «Мерри-Мерри», если вы согласны петь и танцевать.
— Нет, — рассердилась Зельда. — И лучше вы мне об этом не заикайтесь!
— Он говорит, что у него есть для меня отличный ангажемент. Я потребовал сотню в месяц. Он, кажется, склонен согласиться.
Зельда хмуро смотрела в окно.
— Мне нет смысла уступать, — продолжал Джордж. — К тому же Стрингер передавал, что Вебер и Фильде тоже просили меня зайти. «Если я им нужен, — отвечал я ему, — они могут написать мне. Мне нет надобности бегать по конторам просить заработка.»
Зельда вдруг резко повернулась к нему.
— Перестаньте. Вы мне делаете больно, — сказала она просто.
Больше всего она любила поездки на Кони-Айлэнд. Здесь было море, веселый шум волн, купанье, танцы в сумерки. Они оба любили танцевать. Прекрасные были дни, и Джордж был славным, веселым и искренним товарищем.
— Зельда, вы сегодня восхитительны!
— Ах, Джордж, ради бога!..
— Я теряю голову! Купальный костюм к вам удивительно идет. С такой фигурой…
— Джордж! Вы же знаете, я терпеть не могу подобных разговоров!
— Когда же вы выйдете за меня, Зель?
— Джордж, если вы не перестанете, я сейчас же уйду.
Он нашел ее руку, сдул с нее песок и поцеловал.
— Но я говорю серьезно, котеночек! Это — самое чудное лето в моей жизни. Благодаря вам, я стал человеком, Зель… О боже, вы понятия не имеете, как я вас полюбил!
— Это вам только так кажется, Джордж.
— Как вы можете говорить такие вещи! Как можете сомневаться! Да я с радостью отдал бы за вас жизнь, бросился бы с завязанными глазами со скалы, чтобы заслужить ласковый взгляд… я…
— Довольно вам, наконец!
— Нет! Не довольно! Я умираю от любви, а вы заявляете, что мне «кажется»! Да что вы знаете о любви?! Вы, вероятно, никогда не любили по-настоящему, ледышка вы этакая! И сомневаюсь, чтобы когда-нибудь вы поняли, что такое любовь! О господи, и надо же было мне, с моей безграничной способностью любить и страдать, привязаться к девушке без капли чувства, к девушке, которая не умеет и никогда не научится любить!..