Школа суперменов, стр. 17

— Ладно, — сказал Бондарев. — Не обижайся. Просто, когда выдумываешь себе легенду, старайся, чтобы ее нельзя было развалить двумя вопросами в лоб. И просто... Просто делай, что тебе говорят. Следователь, блин... Теперь я, — он вытащил несколько листов бумаги, ксерокопии каких-то документов. — У тебя три Великановых подходящего возраста, а у меня их знаешь сколько? Одиннадцать штук.

— Откуда столько?

— От верблюда. В смысле, из ЗАГСа.

Если бы Бондареву нужно было сочувствие, то он пожаловался бы Алексею на кошмарные часы, проведенные в ЗАГСе. Когда все закончилось, у Бондарева болели мышцы лица и отваливался язык, потому что все это время он без конца улыбался и без остановки говорил. Бондарев назвался представителем адвокатской конторы, которая по поручению своего американского клиента ищет родственницу-наследницу, о которой известно, что в девяносто втором году ей было лет девять-десять и фамилия у нее была Великанова. По этому случаю Бондареву пришлось надеть костюм с галстуком, которых он терпеть не мог, и пришлось запастись шестью коробками конфет для умасливания работниц ЗАГСа.

Это сработало, и его пустили в архив, но больше конфет и больше костюма на местных дам произвела впечатление история про наследницу американского старичка. Начались расспросы, обсуждения, советы, предложения обратиться в передачу «Жди меня» и прочий треп, от которого у Бондарева вяли уши, но на который он был обязан реагировать, улыбаться и так далее. Дам взволновал и сам Бондарев, про которого они сначала хорошо подумали, будто бы он из самих Штатов, и стали многозначительно переглядываться. Потом выяснили, что не из Штатов, а из Москвы, и взволновались уже чуть меньше, но все-таки потратили на Бондарева убийственное количество взглядов, улыбок, приглашений попить чаю и прочих обаятельных действий.

От всего этого вкупе с духотой и дивной парфюмерной смесью, витавшей в воздухе, Бондарев совсем ошалел и, выйдя к вечеру под ветер и холодный дождь, воспринял их как небесную благодать.

3

И теперь ему совершенно не хотелось быть любезным, не хотелось улыбаться, не хотелось производить хорошее впечатление. Юный «следователь из Питера» переживет.

— Из ЗАГСа, — сказал Бондарев. — Это записи о рождении. Я взял восьмидесятый — восемьдесят третий год, для верности. Получилось одиннадцать Марин или Марий Великановых. А ты говоришь, что сейчас их в городе только трое. Правда, ты ошибся, когда делал запрос, надо было указывать не 1981 — 1982 годы, а чуть пошире, ведь Малик не знал ее точного возраста, он ее оценивал на глаз. Повтори запрос, может, отыщется еще три-четыре человека. Но все равно — было одиннадцать, сейчас в лучшем случае шестеро-семеро. Где остальные? Или умерли, или уехали из города. Хорошо, если умерли...

— Хорошо? — У Алексея слегка вытянулось лицо.

— Если они умерли, то их смерть зафиксирована. А вот если они просто уехали из города, то что мы про них сможем узнать? Да ничего. И это еще полпроблемы, потому что могли быть такие Марины Великановы, которые не родились в Волчанске, приехали сюда позже, а потом уехали. Такую Марину мы вообще не найдем, даже не будем знать, что такая была.

— Черт, — сказал Алексей.

— Ты по-прежнему думаешь, что это не очень сложное задание? Что сюда можно было послать тебя одного?

— Нет, я так не думаю.

— Вот и ладно.

— Только...

— Что?

— Нам обязательно устраивать весь этот маскарад? В смысле, прикидываться кем-то? Мы не можем сделать какой-то официальный запрос через милицию или...

— Во-первых, официальный путь — это еще более долгий путь, потому что нашим делом будем заниматься не мы, а другие люди, которым на наше дело наплевать. Во-вторых, если мы делаем что-то официальное, мы светимся. Мы объявляем на весь мир, что ищем Марину Великанову примерно 1980 — 1983 года рождения, которую едва не зарезали в январе 1992 года. А может, и зарезали, просто Малик перед смертью решил поиграть в гуманиста. Да что ты так на меня смотришь? Может, мы в конце концов найдем просто могилу.

— Но тогда мы ничего не узнаем... Это все будет зря...

— Ничего не будет зря. Если ты просто научишься быстро и качественно врать — уже не зря съездили.

— Я научусь, — пообещал Белов, хотя про себя подумал, что зря напарник на него наезжает с «питерским следователем»: все поверили.

Он только не знал, что Великанова Марина Петровна, 1981 года рождения, проживающая в двенадцатиэтажном доме в центре Волчанска, после его ухода позвонила своей подруге, которая работала в газете «Городская жизнь», и рассказала, что, оказывается, десять лет назад в Волчанске действовал серийный убийца, охотившийся за маленькими девочками. Подруга, мысленно сверстав первую полосу с соответствующим заголовком, села на телефон и начала пытать своих знакомых в УВД. Однако там почему-то были не в курсе, и ни про какого питерского следователя слыхом не слыхивали. Подруга Великановой вскоре поняла, что кто-то здесь врет — либо ее источники в УВД, либо Великанова, либо тот следователь. Установление истины не входило в ее планы, она махнула рукой на первую полосу (огромные буквы «Сексуальный маньяк на улицах города!» и мелкая строчка «10 лет назад вы могли стать его жертвой») и занялась более очевидными сенсациями.

Но ничто не проходит бесследно, одно событие тянет за собой другое, другое — третье, все складывается в цепочку, в начале которой не знают, в чем итог, а в конце не ведают, что же было началом.

Алексей Белов не знал про звонок Великановой, Великанова не знала про действия подруги-журналистки, подруга-журналистка не знала, что заданный ею вопрос, попав внутрь УВД, совершенно случайно добрался до человека, который хорошо помнил девяносто второй год и хорошо помнил одну маленькую девочку.

Он очень удивился, что это кого-то интересует. Он не смог выяснить, кого именно это интересует, но на всякий случай он насторожился.

Глава 10

Варианты

1

Потом приехала и «Скорая помощь», и милиция, но делать им было уже совершенно нечего, потому что раньше их к кафе подкатили новая «Дэу» и «десятка», оттуда вышли люди, подобрали порезанного Мезенцевым усатого мужика и занесли в машину. Потом из кафе быстро вышла и села в «Дэу» Инга, за ней, прихрамывая, последовал «племянник».

Мезенцев наблюдал за ними из кустов, что росли чуть выше, на холме за кафе, — выковыривал из зубов пережаренное мясо, массирован шею и наблюдал. Увиденное ему сильно не понравилось. Две машины. То есть еще человека четыре как минимум. Серьезная компания. Что же они тут делают?

Компания была серьезной, но они его не убили. Потому что... Потому что они не хотели его убивать.

Давайте начнем сначала. Серьезная компания зачем-то прибывает в Дагомыс. Они чего-то ждут или готовятся. Возможно, мероприятие у них намечено в Сочи, а в Дагомысе они просто отсиживаются, чтобы не светиться. Может, и так.

Но потом на пляже к Инге, которая участвует в этом серьезном деле, подходит некто, который ее узнает. Он ей угрожает. А Инга...

Мезенцев еще раз вспомнил ее лицо, глаза — как она тогда отреагировала на него на пляже... Черт. Она же его и вправду не узнала. Она на самом деле его не вспомнила. И с чего бы это ей его запоминать? Это Мезенцеву встреча со снайпершей — «белые колготки» впечаталась в память, потому что была первой и последней, Инга же перевидала сотни таких, как Мезенцев. Она его не вспомнила и действительно не могла понять, что ему надо.

И вот Инга, холодная голубоглазая сука с идеальными зубами, не может вспомнить этого человека и не может понять, чего ей стоит ожидать.

Остальные тоже не могут понять, но они встревожены — потому что их серьезное дело может оказаться под угрозой.

Инга два дня нигде не показывается, сидит дома, а ее коллеги в это время выслеживают Мезенцева, узнают о нем все, что только можно. Много они узнать не могли, но если они, скажем, в его отсутствие забрались в дом Люсинэ, посмотрели его вещи... Ну и что? Детский конструктор? Это ведь нужно догадаться...