Искушение, стр. 51

– Сегодня для нас раскроет двери отель «Мария-Антуанетта», cara, – прошептал он. Их обжигало страстное желание. Дженни была задумчива, предвкушая ночь любви. Пылающий страстью Габриель был возбужден и нежен.

Обед закончился. Сестры Ли принесли фрукты и чайнички со свежим ароматным чаем. Появились Бейбет и Фред. Он нес большой медный китайский гонг, она – деревянный молоток. Они сели в двухколесный экипаж и молча укатили. Джеси и Алонзо вернулись к столу. Все вокруг почувствовали себя неловко. Дженни дремала, положив голову на плечо Габриелю. Спутанные золотистые волосы щекотали его щеку.

– Значит, вы все еще в Нью-Йорке, мой друг? Решили навсегда обосноваться здесь, Кау? – Габриель попыхивал тонкой сигарой. – Уже поздно. Что точно сказал Джоко?

– Он придет. Мик Мейхен тоже будет здесь. Но ни один из них не хочет появляться первым. Они придут одновременно. Ирландцы, нашедшие убежище в китайском квартале, знают, что с Кау Ли шутки плохи. Я, как вы заметили, друг мой Агнелли, все еще в Нью-Йорке, но наступит день, и я вернусь домой, в Китай, это решено.

– Когда это случится, Кау? – спросил Габриель, пуская кольца сизого дыма. Его беспокоила рука Дженни, лежавшая на его бедре.

– Через десять лет после моей смерти. Меня выкопают, Агнелли. К тому времени от меня останутся одни кости. Их соберут в небольшую коробку и отвезут в Китай. Они будут покоиться в родной земле.

Джеси побелел как полотно, и выскочил из-за стола. Прозвучал гонг. В дверь ресторана крадучись проскользнула странная фигура.

– Попасть домой в любом состоянии – лучшее, на что может когда-либо надеяться наш мистер Джоко Флинн, – громко сказал Ли, указывая на человека, стоящего в сумраке комнаты. По знаку хозяина посыльный, партнер Дженни по фэн-тэну, проводил медлившего Джоко к их столу, где было немного светлее.

– Вы не чувствуете, что в воздухе пахнет убийством и смерть витает надо мной на каждом углу? – прохрипел Джоко, падая на стул. Дрожащими руками он схватил бутылочку с водкой. Его лицо было багрового цвета.

– Где он, Ли? Где тот кровожадный фений, которого ты прячешь в одном из своих опиумных притонов? Где тот ужасный человек, который пытается убить бедного школьного учителя, не сделавшего никому ничего плохого?

– Настоящее имя Мика Мейхена – Мак Дара Мейхони, – слова Ли глубоко потрясли Джоко. – Он притаился и тихонько жиреет в Америке, скрываясь от своих врагов, которые замыслили убить его.

– Не может быть! Мак Дара, что значит на гельском языке Сын Дуба! Да, ему обязательно нужно спрятаться. Но я – не враг ему! Отведите меня к этому человеку, чтобы я мог выразить свое восхищение одному из величайших героев Ирландии!

– А как мы объясним ему, кто хочет его видеть? – подозрительно спросил Габриель. Он напряженно выпрямился и отодвинулся от Дженни. – Я знаю Мака. Но я не знаю вас, мистер Флинн, если, конечно, это ваше настоящее имя. Вы мне нравитесь, но я вас совсем не знаю. Случайная встреча на борту парохода недостаточное основание, чтобы слепо доверять вам. Вы выбрались с острова Эллис, используя Ингри как прикрытие. Потом вы размахивали револьвером. Теперь вы можете понять, почему такой человек, как Мак Дара, попросил меня, своего верного друга, проверить вас.

– Скажите Мак Дара, что он убегает от своего соотечественника Джоко Джуд О'Флинна. Передайте, что я прошу простить меня за причиненные неудобства и волнения. Скажите ему, что сейчас в Нью-Йорке его злейший враг – англичанин Элвуд. Он должен остерегаться этого негодяя.

– Джуд или Джудас? [24] – на губах Габриеля играла тонкая улыбка.

– Все в порядке, Гейб. Я знаю этого человека. Когда я услышал голос и увидел лицо, я его узнал. Последний раз я видел его под зелеными и оранжевыми флагами на платформе в Килкенни. Он блестяще говорил о нашем общем деле. Я стоял в толпе, слушая его, восхищаясь им. Мне хотелось бы также прекрасно владеть языком, – Мик вышел из темной задней комнаты. Он и Джоко заключили друг друга в крепкие дружеские объятия.

– Подумать только, если бы мы посмотрели друг другу в глаза, скольких бед мы смогли бы избежать, Мак Дара, – сказал Джок, глядя на своего героя. Он отступил, пораженный ужасом. – Боже мой, Мак, что с твоим лицом?

Лицо Мака отекло и было болезненно бледным. Глаза прикрыты тяжелыми опухшими веками. Он уронил голову на грудь, грузно опустившись на стул.

– По улицам Нью-Йорка, Джок, бродят наемные убийцы и шпионы, предатели и отступники, платные ищейки. Я стараюсь быть осторожным, но я устал прятаться и убегать, мой друг. Понимаешь, я даже не взглянул на тебя, не услышал твоего голоса. Для меня ты был очередным именем, а не человеком из Дублина. Ничем не отличался от любого наемного убийцы. И я покинул лучшее убежище, какое было у меня в Нью-Йорке. София Агнелли была мне как мать. Я хочу сделать ей подарок при встрече, если мы еще встретимся. Если я снова увижу ее. – Глаза Мака закатились, веки опустились.

– Все это опиум, – пояснил Кау Ли. – Многие из тех, кто скрывается, в одиночестве тоскуют по родине и, пытаясь забыться, начинают курить опиум. Если вы не заберете отсюда нашего друга Мак Дара, он никогда не сможет покинуть китайский квартал. Если его не убьют враги, он погибнет от опиума.

ГЛАВА 30

Ресторан Кау Ли они покинули, когда на востоке уже разгорелась заря. Джок и Мак, подкрепленные чашкой крепкого черного кофе, последовали за друзьями. Они шли по пустынной Мотт-стрит. Кофе, выпитый в огромных количествах, многочасовые воспоминания о прошлом, о далеком доме, надежды на землю обетованную, Америку, которые привели их или их далеких предков, как у Карвало, в Нью-Йорк, взволновали их.

– Если к утру ты меня не разлюбила, скажи: «Я люблю тебя», – шептал Габриель на ушко Дженни. Они отстали от своих друзей, направившихся к коляске.

– А ты заставь меня сказать это, – пошутила Дженни.

Он поднял ее и начал кружиться, как в танце. – Я все еще люблю тебя! – ответ прозвучал нежно и чувственно. – Да, все еще люблю. – Габриель поставил ее на тротуар. – Я не это имела в виду, когда просила «заставь меня сказать».

– Помнишь ночь на борту «Принца Вильгельма», когда… когда мы впервые узнали друг друга? – Он улыбнулся милой, подкупающей улыбкой. – Помнишь, я сказал тогда, что одинок? Помнишь? – настойчиво повторил он.

Дженни кивнула. Жаркая страсть, пылавшая в его глазах, была почти пугающей.

– Разве можно это забыть, Габриель?

– Теперь я знаю, я оставался одиноким ради тебя, Дженни. Я много путешествовал. Я искал тебя, cara. Мы подходим друг другу. Я понял это с той первой ночи, когда мы говорили… прикасались друг к другу, любили. Я не сразу понял это, – он положил руки ей на плечи и повернул к себе. – Я люблю тебя, Дженни Ланган, но не могу найти подходящих слов в английском языке. Я хочу, просыпаясь по утрам, всю свою жизнь слышать твой нежный, сладостный… чуть хрипловатый голос. Хочу подарить тебе весь мир. И я сделаю это.

– Любовь сама по себе огромный подарок. Хочу, чтобы ты любил меня, Габриель Агнелли. Знаешь, что мы сделаем сейчас? Поедем к статуе Свободы. Потом пойдем домой, снимем наши сказочные одежды и отправимся на работу. Для нас снова начнется наша настоящая жизнь. Пока не кончилась волшебная сказка, я хочу увидеть Либерти.

* * *

Друзья тоже захотели поехать в гавань. Все, кроме Дженни и Габриеля, уснули под мерный цокот копыт на мягких подушках в коляске Карвало, которая плавно катилась по улицам просыпавшегося города. Передовой отряд рабочих – пекари, молочники, уборщики улиц – уже начал свой рабочий день. В воздухе витал аромат свежего хлеба. Хозяева подметали тротуары перед своими магазинами. Уличные торговцы кормили лошадей у платной конюшни. Из фургонов выгружали лед, который уже начал таять от тепла летнего утра.

– Первый раз мы увидели мисс Либерти рано утром, когда солнце освещало ее лицо, – Дженни сонно улыбнулась.

вернуться

24

Джудас (Judas – англ.) – Иуда.