Искушение, стр. 1

Джойс Майрес

Искушение

ГЛАВА 1

Лежа на узкой койке в каюте океанского лайнера, пересекавшего Атлантику, Дженни Ланган вертелась с боку на бок от охвативших ее волнения и беспокойства. Через несколько часов начнется новая жизнь. Она прислушалась к тяжким вздохам и стонам сотен таких же, как она, иммигрантов, расположившихся в ужасной тесноте в переполненной каюте третьего класса. Ее угнетал низкий потолок помещения, спертый воздух гнал на палубу.

«С меня довольно», – прошептала Дженни. Медленно и осторожно, чтобы не разбудить свернувшуюся клубочком малышку, она оделась, соскользнула на пол. Постояв немного в узком проходе между трехъярусными железными койками, девушка почувствовала, что слышит стук трех сотен сердец, бьющихся с надеждой в душной темноте каюты. Собственное сердце Дженни Ланган радостно трепетало в ожидании наступающего дня, хотя ей не раз говорили, что приближающийся день не будет легким. Она вышла на палубу. Свежий соленый мартовский ветер заставил ее плотнее закутаться в наброшенную на плечи теплую шерстяную шаль.

– Сеньора, не бойтесь, – раздался вскоре негромкий голос. – Мне доставит удовольствие постоять рядом с вами, помолчать, покурить и полюбоваться луной, – Габриель Агнелли только что отошел от карточного стола, за которым провел всю ночь. Для мужской части иммигрантов игра в карты – обычное развлечение в пути. Чиркнув спичкой и загородив ладонями трепещущий огонек, он наклонился, чтобы прикурить.

Дженни взглянула на него.

– А, так это вы, Дженни Ланган.

Дрожащее пламя осветило красивое лицо мужчины. Они улыбнулись друг другу. Спичка догорела, и их окружила кромешная тьма. Постепенно глаза привыкли к темноте и стали смутно различать лицо собеседника.

Все десять дней по пути в Нью-Йорк Габриель пристально наблюдал за Дженни. Они плыли на нижней палубе парохода, где ютились сотни пассажиров – мужчин, женщин, детей. «Принц Вильгельм» шел из Бремена. Пароход с иммигрантами на борту, как и все остальные приходившие в нью-йоркский порт суда, выдерживали в карантине на рейде. Утром на борт поднимутся врачи. Они вежливо, но тщательно осмотрят большую часть пассажиров первого и второго классов и отправят их на берег. Пассажиров с нижней палубы высадят на остров Эллис, где в январе 1898 года открыли новый пункт по оформлению виз – врата в страну грез, Америку.

Иммигранты-счастливчики уже окрестили его «Островом Надежды». Здесь начиналась новая жизнь, соединялись семьи, долго находившиеся в разлуке. Но бытовало и другое определение острова Эллис – «Остров слез». Не все, ступившие на эту землю, обретали желанную свободу и счастье. Многие годы тысячам иммигрантов отказывали в визе, в жизни на «золотой земле». С острова Эллис их отправляли назад в их деревни, города, страны, покинутые в надежде на райскую жизнь в чужих краях.

За спиной каждого высланного вставали десятки других мечтателей, грезивших о лучшем будущем, готовых занять то место под солнцем, которое могло принадлежать другому. И Дженни Ланган, и Габриель Агнелли были из тех сотен и тысяч фантазеров, которые год за годом, лелея честолюбивые мечты, с верой и надеждой стремились в богатую страну в поисках успеха и удачи.

Агнелли заметил Дженни еще в толпе укутанных в теплые разноцветные платки переселенцев, поднимавшихся на борт в Бремене. Высокая, почти одного роста с ним, стройная и гибкая, как тростинка, девушка поразила его удивительной сияющей улыбкой, золотыми волосами, синими, как небо, веселыми ясными глазами. Среди взволнованной, встревоженной массы иммигрантов она казалась солнечным лучиком, освещавшим путь. Габриеля тронула ее сердечность.

– Только чтобы поговорить с ней, я согласен плыть на нижней палубе, – сказал он своим попутчикам, сидя за обедом в кают-компании для пассажиров первого класса.

– Держу пари, Агнелли, что даже вы, со своим неуместным расположением к низшим слоям общества, долго не выдержите на нижней палубе, какой бы лакомый кусочек вас туда ни манил. Условия внизу ужасающие.

– Неужели? На что спорим, лорд Ментон? – спросил Габриель англичанина. Не в его правилах было отказываться от вызова.

– Ставлю сто американских долларов, что вы не продержитесь на нижней палубе весь путь до Нью-Йорка.

– Сто долларов? – Габриель попыхивал гаванской сигарой. – Маловато, но они будут кстати. Пари, которое я уже заключил со своим дедом, делает наш спор еще более привлекательным.

– Как, вы и этот милый старый макиавеллевский скряга спорите до сих пор? Сиятельный граф, ваш дедушка – большой любитель пари, что в сочетании с необычайно тонким чувством юмора не раз приводило к странным, а порой и забавным курьезам, – в голубых глазах на красном, с тяжелым подбородком, лице Ментона светилось восхищение. – Расскажите, пожалуйста, в чем заключается ваше пари?

– Граф и я поспорили, что, имея в кармане всего несколько долларов, я разбогатею в Америке. В противном случае я лишаюсь наследства, – он сделал глоток прекрасного старого вина из тонкого хрустального бокала. – Пари начнется в ту минуту, когда я ступлю на американскую землю. Я должен высадиться в Нью-Йорке с тридцатью пятью долларами в кошельке и сменой белья. Когда я выиграю у вас, Ментон, эти деньги будут первыми, заработанными в Америке. Заплатите их мне на пристани, и условия пари с дедом не будут нарушены.

– В том случае, если вы выиграете, сэр, – Ментон весело рассмеялся. – Есть еще желающие? Предлагаю сто долларов тому, кто решится провести десять дней в тесноте среди немытого простонародья. – Лорд с торжествующей улыбкой мысленно подсчитывал ожидаемую прибыль, с любопытством поглядывая на сидящих за богато сервированным столом мужчин.

– Я рискну, сэр, – сказал Харолд Гивенс, чисто выбритый розовощекий молодой человек с прилизанными волосами и в начищенных до блеска штиблетах. – За сто долларов я бы отдал все на свете.

Но и одна ночь показалась Гивенсу страшным кошмаром.

– Понимаете, Агнелли, не грязь или отвратительная пища пугают меня, а… чума. Народу – как сельдей в бочке, и никакой вентиляции. – Бледный словно мел, спотыкаясь на каждом шагу, он взобрался по трапу на палубу для пассажиров первого класса, где можно было получить горячую ванну и чистую, мягкую постель.

Но Габриель остался внизу. Дженни часто ловила на себе восхищенный взгляд его темных глаз. Встречаясь, они улыбались друг другу. Он – жизнерадостно и самоуверенно. Она – ясной, спокойной, но, к его удивлению, тоже самоуверенной улыбкой. Иногда они сталкивались у кухонной плиты, установленной на нижней палубе на носу парохода. Соленый ветер приносил сюда дым и копоть из трубы судна. Порой они встречались взглядами за обеденным столом. Несколько вечеров, прежде чем отправиться к карточному столу, беспечный и веселый Габриель наблюдал, как Дженни танцевала с другими шведками. В платьях с тесными корсажами и дюжинами нижних юбок, держась за руки, они двигались по кругу под звуки задорной скандинавской народной песни. Два или три раза, выкурив тонкую черную папироску, он присоединялся к танцующим. Становился Габриель всегда между Дженни и ее соседкой. Сначала его движения были неловкими. Он спотыкался и мешал танцующим. Но все добродушно и весело посмеивались, глядя на его попытки выполнить сложные па танца. Хрипловатый, неудержимый смех Габриеля излучал тепло и радость. На третий вечер его танец стал почти совершенен, и Дженни милой сияющей улыбкой и жестом отметила его успехи.

– Дженсин Лангансдатер. Мне сказали, что в Америке меня будут называть Дженни Ланган, – сказала она по-шведски, показывая на себя.

– Дженниланган – Габриель Агнелли, – ответил он, поднеся к губам ее руку. Когда его губы коснулись руки девушки, сердце ее сильно забилось, и по спине пробежал восхитительный волнующий холодок. Больше не было сказано ни слова, но между ними возникли взаимопонимание и симпатия. Казалось, даже жгучее непреодолимое желание вот-вот пробудится. Габриель задержал в своей смуглой, сильной, мозолистой ладони ее бледную, крепкую, прохладную руку, но Дженни отняла ее. Агнелли вернулся к карточной игре и много выиграл на этот раз. По обыкновению, он не отошел от стола, а остался играть до тех пор, пока не останется при своих или не проиграет немного.