Группа риска, стр. 5

— Да нет, наших! — мужик потер ушибленное место и подтянул спадающие штаны. — Знаете, как болит?

— Догадываюсь, — Карев посмотрел на мужика с таким видом, как будто собирался ему добавить, но не мог рассчитать силу удара. — Меньше пить надо, тогда и болеть не будет.

— А чего вы меня… упрекаете! — непривычное слово далось с трудом, и мужик остановился, чтобы перевести дыхание.

— Помолчи, — оборвал его Петров. — А то я сейчас налоговую полицию вызову. Будешь им объяснять, откуда у тебя в кармане двадцать тысяч баксов валяется.

— Да я… — мужик сник, вяло взмахнул рукой и отошел в сторону.

— Правильно, — одобрил Дима и вслед за Николаевым зашел в комнату.

Осмотр длился недолго. Пока Карев, брезгливо сморщив нос, ворошил сваленное в шкафу тряпье, Николаев поднял матрас кровати и обнаружил кастет.

— Вот так вот… Дима, зови соседей, будем изымать.

— Во… — Мужик воспрял духом и, поправив спадавшую с плеча лямку майки, тоже протиснулся в комнату. — А он ведь меня убить мог!

— Мог, — подтвердил Николаев, разглядывая кастет и припоминая совершенные на территории района преступления с применением холодного оружия.

— Ничего нет, — Карев захлопнул дверцы шкафа, подошел к Николаеву и прошептал, наклонившись к его уху: — Ничего не получится… Мы же не в кармане у него обнаружили.

— Я знаю. — Николаев что-то обдумывал и не хотел отвлекаться. — Мы по-другому сделаем.

Вскоре оформление необходимых бумаг было закончено. Побеседовав с матерью Толи и мужиком в рваной майке, Карев вернулся к своим коллегам и, не особенно скрывая радость, сказал:

— Ждать его смысла нет. Сегодня он уже не вернется. И куда срыл, никто не знает — у него по всему району друзей полно. Так что, я думаю, надо сниматься. А завтра с утра подумаем, где его можно отловить. Далеко не убежит! Дима, подкинешь меня до площади?

— Пожалуй, да. — Николаев сложил в папку составленные протоколы и объяснения, туда же положил упакованный в полиэтиленовый пакет кастет. — Пошли? Ольга Семеновна, у нас к вам просьба: не говорите Толе, что мы приходили, хорошо? Побеседовать нам с ним все равно придется, а если он бегать начнет, то ничего хорошего этим для себя не добьется. Договорились?

— Конечно, — Ольга Семеновна пожала плечами.

— Обязательно! — подтвердил мужик, потирая разбитый лоб и радостно улыбаясь.

— Обязательно скажет, — мрачно предрек Карев, отпирая замки входной двери. — Вот увидите!

— Естественно, я бы на ее месте тоже сказал. — Дима переступил упавшие с полки валенки. — Ой, привет!

На лестничной площадке, озираясь в поисках указателей номеров квартир, стоял участковый 14-го отделения милиции лейтенант Копылов.

— О, приветик! А это какая квартира?

— Девяносто восьмая.

— Значит, мне сюда, — Копылов плотнее прижал под мышкой свою папку и шагнул им навстречу.

— Чего, Гена, тоже не спится? — спросил Карев, спотыкаясь о валенки и вываливаясь на площадку.

— Ха, если бы! Третий час по заявкам мотаюсь. Соседи звонили, снизу. Тут скандалят, мешают отдыхать.

— А, ну тогда можешь ехать обратно, — Карев разочарованно махнул рукой. — Это мы скандалили. Извини, старик, больше не будем.

— Да ну! — Копылов переложил папку в руку и прижался к стене, пропуская оперов. — А чего ж мне дежурному доложить?

— Доложи, что проводились плановые мероприятия по раскрытию одного тяжкого преступления… Так как, Дим, подбросишь до площади?

2

Квартира была самой обычной и помещалась на третьем этаже самого обычного блочного дома, но зато все остальное — мебель, отделка стен, ковры, аппаратура и посуда — явно не были обычными и безоговорочно свидетельствовали о принадлежности хозяев к тому разряду «новых русских», которые смогли не только ухватить, но и удержать свой кусок. Правда, касалось это, в основном, только хозяйки, так как супруг ее уже несколько месяцев был вынужден довольствоваться тесной коммуналкой городского следственного изолятора вместо привычных шикарных апартаментов.

— Рассказывайте по порядку, Лидия Михайловна. — Петров расположился в кресле перед низким стеклянным столиком, выложив перед собой блокнот и авторучку. Пока, несмотря на тридцатиминутное общение, и то, и другое осталось невостребованным. Его напарник, оперуполномоченный капитан Ковалев, стоял, прислонившись к подоконнику, и пытался разобрать названия книг, занимавших две полки в комнатной «стенке».

— А я не хочу ничего рассказывать. Ни по порядку, ни как-то по-другому, — эффектная зеленоглазая блондинка в полупрозрачном черном халате расположилась на диване по другую сторону стеклянного стола, как раз напротив Петрова. Согнутая в локте рука элегантно держала тонкую коричневую сигарету, к которой блондинка почти не притрагивалась, и Дима ждал того момента, когда пепел сорвется и упадет на халат. Собеседница вызывала у него неприязнь, которая только усугублялась по мере дальнейшего общения, хотя, в принципе, такого не должно было быть — как никак, но эта Лидия Михайловна была потерпевшей. — Во-первых, я уже все это говорила вашим… хм… коллегам из отделения, которые мне всю квартиру перепачкали. А во-вторых, уж извините меня за откровенность, мне не доставляет большого удовольствия общаться с представителями вашей профессии. Я не могу сказать, что ваши… э-э… соратники сделали мне слишком много хорошего.

Петров поиграл авторучкой, потом перевернул страницу блокнота и нарисовал вверху квадратик. Чисто машинально он хотел его заштриховать, но потом, сообразив, что наблюдающая за ним хозяйка квартиры может воспринять это как намек на судьбу мужа, замешкался и отложил ручку.

— Лидия Михайловна! Вы уж нас, конечно, извините, но поговорить нам все-таки придется. Я уже объяснял вам, почему мы приехали позже своих коллег и почему хотим пообщаться с вами, а не просто полистать протоколы. Вопросов у нас, по крайней мере пока, немного, и, соответственно, много времени на это не уйдет.

— Я уже говорила. Я вообще не хотела вызывать милицию, а звонила в «скорую помощь», — блондинка закинула ногу на ногу, подождала, посмотрела на свои коленки и прикрыла их полой халата.

— Если вы этого не знали, то могу объяснить: «скорая» всегда вызывает нас, когда имеются пострадавшие с огнестрельными ранениями. — Дима был на редкость терпелив. — А поскольку такой пострадавший имеется, то ваше желание или нежелание не очень принимается во внимание.

— Он не очень-то сильно и пострадал.

— Не знаю. Я, к сожалению, не виделся ни с ним, ни с врачами, но предполагаю, что пулевое ранение в ногу — не очень приятная вещь. Во всяком случае, гораздо более неприятная, чем потеря тысячи долларов. Столько, если не ошибаюсь, они у вас забрали? Я думаю, для вас это не самые большие деньги.

— Для меня это большие деньги. Как вы знаете, я сейчас не работаю. И я попрошу вас не считать мои средства.

— Я их не считаю. Я просто пытаюсь еще раз вам объяснить, что заниматься ранением гражданина Макарова нам придется в любом случае, независимо от вашего настроения и желания, а потому и разговор все-таки состоится. Если вы не хотите разговаривать здесь — мы вполне можем проехать к нам. Там, может быть, не так красиво, но достаточно удобно.

— Это понимать как угрозу?

— Это можно понимать, как вам хочется.

Сигарета догорела до фильтра, и столбик пепла, наконец, сорвался и упал на халат. Блондинка, нахмурив брови, сдула его на пол и бросила окурок в пепельницу. Пятна на халате не осталось. Потом она посмотрела на Петрова, вздохнула и перевела взгляд на его напарника. Ковалев перестал рассматривать книги и посмотрел на нее. Она отвернулась.

— Как вы знаете, мой муж уже несколько месяцев сидит в тюрьме. Он находится под следствием, по какому-то абсолютно… э-э… бредовому делу.

— Сфабрикованному, — подсказал Ковалев.

— Да, можно сказать и так, — блондинка опять повернулась в его сторону, но, встретившись взглядом, вздрогнула и поспешно продолжила: — Между прочим, сажал его РУОП, а про их методы работы достаточно написано в газетах, и по телевизору говорили…