Королева, стр. 22

— Миледи, тому, что я собираюсь сказать, нет прощения.

У меня все внутри похолодело. Что еще стряслось?

— Миледи, ваша стража доложит, что сегодня ночью в мою спальню приходила девушка.

Значит, он пришел повиниться, покуда быстрая молва не достигла моих ушей и не погубила его безвозвратно.

Рубаха у него на шее была не застегнута, и я видела мягкую ямочку меж ключиц.

— Девушка?

Он колебался.

— Не служанка, нет, это была знатная дама.

— Одна из моих?

Кивок.

— Одна из моих фрейлин?

Он уронил голову.

— Да.

Я почернела от гнева, потом затряслась.

— Говорите.

— Миледи, все знают, как дорожите вы честью своих девиц. Но это правда, и я не думаю отпираться.

Я должна знать.

— Она приходила затем… зачем девушка приходит в спальню к мужчине?

— Она… она попросила меня… хотела улестить… добиться моего расположения.

— И вы?..

Зачем я спрашиваю? Неужели я заслуживаю этой муки?

Он поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза.

— Она предложила мне свое тело, предложила сделать с ней все, что я пожелаю…

— И вы были с ней наедине в спальне…

Он покраснел.

— Сказать по правде, более часа.

Я отбросила притворное самообладание.

— Больше часа? Достаточно времени, милорд, чтобы…

Он медленно и спокойно перебил:

— Совсем недостаточно, учитывая то, что она хотела мне сказать и что молила передать вам. Эта девушка — вернее, бывшая девушка — ваша кузина и ближайшая родственника, леди Екатерина Грей. Она беременна.

Глава 11

Екатерина беременна.

Я глядела в его глаза и читала в них правду, всегдашнюю его искренность.

Я онемела. Он опустился рядом со мной на колено, разделяя бесконечное мгновение, он тоже не дышал. Наконец я обрела голос.

— Кто отец?

— Она говорит, граф Гертфорд.

Гертфорд! Этот тупоголовый юноша, которого Екатерина обхаживала, когда я думала, что она любезничает с моим лордом! Тупица или нет, но по отцу, покойному лорду-протектору, он кузен моего брата, кузен нашего бывшего короля! И все считают его родственником королей, а вместе с Екатериниными притязаниями это делает будущего ребенка самым что ни на есть законным наследником — особенно если родится мальчик…

Однако, будучи незаконнорожденным, никакого наследства он не получит.

Но ведь и меня всю жизнь считали незаконнорожденной… а мои католические враги, коли не сумеют посадить на трон Марию, несомненно предпочтут мне этого ублюдка и его безмозглую мамашу-марионетку..

Ко мне вернулось самообладание и способность принимать решения.

— Стража!

В комнату ввалились дежурившие у дверей часовые, их капитан и два или три телохранителя.

— Арестуйте леди Екатерину и немедленно доставьте ее в Тауэр! И графа Гертфорда! Но посадите их врозь, слышите, под самый строгий арест, и никакой переписки, разговоров или свиданий.

Онемев от неожиданности, с выпученными от изумления глазами они поспешили исполнять приказ.

— И еще! Хорошенько стерегите мою дверь!

Если леди пошлет ко мне, я не желаю видеть гонца, не желаю слышать от нее ни слова, ни полслова!

Они удалились, звеня оружием. Робин поднял глаза, лицо его омрачилось.

— Вы не выслушаете свою кузину, мадам?

Я взорвалась:

— А что ей сказать в свое оправдание? Она не хуже моего знает, что отец и парламент запретили Тюдорам вступать в брак без согласия монарха, Тайного совета и обеих палат! То, что она сделала, — измена! Будь жив отец, даже моя сестра, Екатерина отправилась бы вслед за сестрицей, оставив позади голову!

Он понизил голос:

— Но ведь Ваше Величество не казнит ее?

— Не спрашивайте! — истерически рассмеялась я. — Пока не знаю, что могу с ней сделать!

И не в последнюю очередь за ее внимание к вам, милорд…

Я вскочила, забегала по комнате, зябко кутаясь в ночное платье, силясь укрыться в тяжелых складках, спрятать лицо в пышном меховом вороте. Я горела от гнева, а еще больше — от странного стыда. Как она до такого докатилась?

— Вы сказали, она пришла к вам… и предложила…

Он не дрогнул.

— Вчера вечером она пришла ко мне в спальню. Сперва она попыталась… чтобы склонить меня на свою сторону…

Попыталась предложить ему свое тщедушное, неразвитое тело — скорее кукольное, чем женское, если забыть про кривые ноги! — тело, распоряжаться которым она уже не вольна, поскольку Господь сотворил из него сосуд для новой жизни…

— А вы с таким благородством ее отвергли? — Я изобразила улыбку.

Он не попался на крючок.

— Да, мадам, отверг, — ответил он тихо. — Можете допросить моего слугу и его помощника, они все слышали — и никакие пытки не заставят их опровергнуть мои слова. — Он устало улыбнулся:

— И причина тому вовсе не в моей неотразимости, мадам. Она была не в себе и не понимала, что творит.

Я гневно отмахнулась.

— А дальше?..

— И тогда она взмолилась о помощи. Она на седьмом месяце и не знает, как долее скрывать.

Во вчерашней грозе она увидела перст Божий, обличающий ее грех…

— Вот самомнение! Она что — единственная грешница на земле? С чего бы Богу обращаться к ней? И еще, милорд, — повернулась я к нему, — скажите мне одну вещь: почему она пришла к вам?

Почему, если она хотела сознаться, не прийти к старшей фрейлине Кэт, к другой почтенной даме?

Почему к Робину? Может быть, когда я заподозрила, между ними действительно что-то было? Почему теперь она прибегла к его помощи?

Он словно прочел мои мысли. Легкая улыбка тронула его губы.

— Потому что, по ее словам, из всех придворных ей легче всего рассказать мне — якобы она знает меня лучше других и…

Он осекся.

— Продолжайте!

— ..и больше всех любит… во мне ее единственная надежда.

Я отвернулась, в глазах помутилось от слез.

«Лучше всех знает его — и больше всех любит», — сказала Екатерина?

Все верно.

Как я люблю — и верю ему.

За оконным переплетом призрачный туман таял под лучами солнца, как пережитое горе.

Сердце мое колотилось в груди, слова застряли во рту. Не поворачиваясь к Робину, я хрипло сказала:

— Ладно, сэр, сегодня вы сослужили добрую службу…

…и мне, и себе, о возлюбленный лорд…

— ..моей опрометчивой кузине и этому прижитому злополучному ребенку.

Я услышала, что у него захватило дух.

— Прижитому, мадам? Разве я не сказал вам?

Леди Екатерина замужем!

Domine, quid multiplicati… Господи, сколь умножились враги мои. Многие восстают на мя [8].

Но Сесил и лорд-хранитель печати Бэкон, за которыми спешно послали, подтвердили, что больше ничего поделать нельзя.

— Согласно закону, — сказал Бэкон, созерцая мой нетронутый завтрак — сыр, холодное мясо, крынки с молоком и элем, — Вашему Величеству разумнее всего держать этих двоих в Тауэре и ждать.

Ждать принца — или ждать, пока она разродится еще одной нежеланной девочкой Тюдор?

— А тем временем, — заметил Сесил, бесстрастно уставясь в лепной потолок, — у нас будет время вникнуть в обстоятельства их бракосочетания.

Я знала этот его тон и взглянула пристальнее.

Неужели мой «Дух», как по-прежнему звала его про себя, что-то затевает? Однако его длинное бледное лицо было невинно, словно у школьника, напихавшего полную сумку яблок. Я посмотрела на него, кивнула:

— Ладно, господа, раз так, подождем и посмотрим.

Может ли это как-то обернуться к лучшему?

О, мой лорд, мой лорд?

Неужели ты снова мой?

Решусь ли я спросить?

Даже помыслить?

Единственное, что утешало в Екатеринином безумии, это мысль о переполохе, который новость вызовет при шотландском дворе. Теперь-то Мария почувствует, что корона — а та уже видела ее на своей голове — ускользает к чисто английскому, законному протестантскому наследнику. И покуда наши послы ездили взад-вперед, подготавливая встречу в Йорке, я, как могла, утешалась этими соображениями.