Глориана, стр. 26

На что он употребит дарованную свободу?

Как покажет мне свои замыслы, свои чаяния?

Я по-прежнему надеялась и ждала с замиранием сердца.

И вот оно пришло, налетело из-за левого плеча, черное, страшное против солнца. Однако нацелено было точно в основание моего трона.

Актерам, труппе лорда-камергера, заплатили, чтоб те поставили Ричарда II», разыграли свержение короля. Я потребовала Хансдона, моего лорда-камергера, и, расхаживая по комнате, заливаясь гневными слезами и ломая веер, завопила:

— Ваши актеры — изменники! А этот борзописец Шекспир, он же взял мой шиллинг, я заплатила ему из собственного кармана! Сочинители хуже шлюх, нет ни одного, кто бы не продался за деньги!

Бедный честный Хансдон побелел от моего гнева.

— Ваше Величество, лондонские театры ставят по двадцать пьес в неделю, в том числе из нашей истории. Ручаюсь, — продолжал он дрожащим голосом, — в этой пьесе нет ничего опасного, никакой угрозы государству, ровным счетом ничего предосудительного!

Я не выдержала.

— Ради всего святого, кузен, — простонала я, — откройте ваши слепые глаза. Ричард Второй — это я! Разве вы не поняли?

Когда ее ждать, попытку государственного переворота?

Потому что теперь каждая собака на улице знала о неизбежности мятежа.

Первым его вспугнул Рели, мой старый морской пес и землепроходец, который чуял врага за милю. Он первый выбежал с криком мне навстречу тем горьким воскресным днем после Сретенья, когда я выходила из церкви:

— Ваше Величество, вооружайтесь! Милорд Эссекс поднял оружие на вас!

Глава 10

Я отдала бы обе жизни, и свою и его, чтобы этого не случилось. Но так предначертал левой рукой Господь. А нам. Его детям, должно склоняться перед Его карой и, рыдая, целовать бич.

— Меня предупредили за час до рассвета, миледи, — продолжал Рели. — Старый офицер, служивший под моим началом в Ирландии, пришел сказать, чтобы я держался подальше от двора и Сити, ибо, клялся он, сегодня там прольется кровь.

Dies irae, dies sanguinus… День гнева, день крови, вот ты и наступил?

О, мой лорд, мой лорд!

Мы стояли в замерзшем церковном дворе, мои лорды тихо сомкнулись вокруг меня.

Роберт с жаром подался вперед:

— И больше вы ничего не выпытали?

— Когда они начнут? — подхватил Говард.

— Клянусь Божьей кровью, я пытался! — взорвался Рели. — Хотя он пришел как друг, я приставил ему к горлу кинжал, и, даю руку на отсечение, он больше ничего не знает! Однако не секрет, где в Лондоне собираются сбежавшие из Ирландии крысы!

Вот уж действительно не секрет, кто привечает у себя бывалых вояк, будь то последняя мразь.

— Так что я первым делом вскочил в лодку и велел, грести к дому милорда Эссекса, — торопливо продолжал Рели. — При моем появлении дозорный поднял тревогу. В следующий миг рядом с нами просвистела пуля.

Значит, вооруженный мятеж — неужто он все-таки замахнулся на измену, которую даже я не смогу простить! Я взглянула в бледное и разгоряченное лицо Рели и чуть не расцеловала его в васильковые глаза.

— Благодарение Богу, что вы целы, сэр Уолтер! Его рука спасла вас от смерти!

— Скажите лучше, крепкие руки моего доброго гребца., — мрачно отвечал Рели. — После первого же выстрела он быстро развернул лодку, и мы полетели, словно за нами черти гонятся! Однако ошибки быть не может, они там вооружены!

— Кто зачинщики? Кто засел в Эссексхаузе?

Роберт ответил без запинки:

— Все — хорошие знакомые Вашего Величества, все, за кем мы в последнее время установили надзор: сам милорд, его сподвижники, лорд Саутгемптон и сэр Кит Блант, с ними ирландское отребье, сержанты, капитаны и всякая мелкая сошка.

О, мой лорд, мой лорд, ни один из них не достоин развязать завяжи на вашей обуви! И в таком-то худом решете вы отважились выйти в море?

Они говорили, а я рыдала, не потому что, как они думали, испугалась вашего мятежа, но потому что скорбела о вашем падении, вашей роковой ошибке, вашей бесконечно обидной глупости.

Запах страха сгущался. Мы сбились в кружок, словно дети, ожидающие возгласа Отомри!», когда вбежал гонец с раскрасневшимся диким лицом и криком, которого мы все страшились: Заговор против королевы! Мятежники хотят отнять у нее корону, а затем и жизнь!»

Я предупреждала его, я сказала прямо — личное оскорбление я простить могу, умысел против моего трона — никогда. Моего трона? Нашего трона, державного трона королей, наследия Тюдоров, которое досталось мне от сестры, ей — от нашего брата, ему — от отца, а отцу — от основателя нашей династии. Как могла я простить подобное посягательство?

За этот трон я в юности чуть не поплатилась жизнью. За то, чтобы продержаться на нем сорок лет, я заплатила жизнью, несбывшейся надеждой иметь детей, здоровьем, душевным спокойствием, кровью в моих жилах.

Взять, удержать, сберечь — так говорят в народе. Ему бы следовало знать это.

Значит, никакой пощады Икару, которого безумие увлекло к самому Солнцу. Однако даже сейчас, бессильный помочь себе и тем более мне, он еще может помочь Англии. Он покажет нашим заморским друзьям и доморощенным недругам, что Англия верна Тюдорам, как в день Босворта, в день воцарения нашей династии. Пусть поднимает мятеж. Тогда мир увидит, что Англия признает лишь одну владычицу, Глориану, королеву Елизавету!

— Сэр Роберт!

— Ваше Величество?

— Не будем действовать сгоряча — будем искать мира даже на острие меча. Пошлите к моему лорду и его союзникам депутацию тайных советников, пусть учтиво попросят его предстать перед советом и объясниться.

— Будет исполнено, мадам.

Я знала повадки моего лорда. И если мой зов подействует на эту мягкую, но яростную глину, как я рассчитываю…

Ладно, посмотрим.

Разгадал ли Роберт мой замысел, унюхал ли, почувствовал ли нутром, как это нередко случалось прежде? Ибо он осуществил его быстрее мысли.

Однако не его рука качнула весы, нет, и не моя.

То, что произошло, было предопределено силой, рядом с которой мы все — ничто.

Ибо события устремились по предназначенному пути, в направлении, указанном на небесах до начала времен, до того, как земля обрела форму и субстанцию, по пути, положенному нам в тот миг, когда Божья рука, лепя человеческий род, подарила нам наше обиталище, сотворила планеты и зажгла звезды.

Мои лорды вступили в Эссекс-хауз и увидели, что он кишит отчаянным сбродом, а в воздухе висит безумие, словно в охваченном чумой городе, где каждый кричит: «Sauve qui pent! Спасайся кто может!» Лорд-хранитель печати Эджертон, сопровождаемый королевским герольдом, остановился посредине двора и зычно повелел моему лорду распустить соратников, сложить оружие и немедленно явиться ко двору, и его примут со всяческим почетом. За эту любезность все четверо посланцев в пять минут были схвачены моим лордом и заперты в Эссекс-хаузе.

Итак.

Сработало.

И вот, пока мы расхаживали по прихожей Уайтхолла, вбежал другой запыхавшийся гонец:

Милорд поднял восстание, весь Лондон идет за ним. Сити вооружается против королевы!»

Я коротко рассмеялась в бледные лица окруживших меня придворных:

— Мужайтесь, милорды! Пусть восстает — за ним не пойдут! Против меня — нет!

Самый воздух прошелестел общей молитвой:

Дай Бог, чтобы она оказалась права!»

Однако, подобно Кассандре, которую отвергнутый Бог наказал даром прозрения, я не радовалась своему предвидению. Ведь, если я права, мой лорд бросается в пучину заблуждений столь глубокую, что самому Богу его не вызволить.

Каждую минуту поступали новые вести.

— Милорд вышел на улицу, за ним бежит его сброд!

Я должна была убедиться.

— Как он выглядит?

— Дико, мадам, словно сбежал из бедлама.

Думаю, так оно и было, им владело исступление. В последующие годы будут писать о восстании» моего лорда, о его мятеже», однако в действительности это больше походило на парад шутов или умалишенных — он, словно оглашенный, бегал по Сити, сопровождаемый своим разношерстным воинством, и вопил: За королеву! За королеву! Ко мне, добрые люди! Меня хотят убить!