Эликсир вечной молодости, стр. 27
В маленьких, вросших в землю домиках шевелились занавески, когда Анна не торопясь ехала, пробираясь по путятинскому бродвею.
В одном из окошек занавески были подняты — за чистым стеклышком, обнявшись с цветком герани и подперев подбородок кулаком, сидела женщина. С очень круглым и совершенно бессмысленным лицом. Каким-то непостижимо спокойным — на взгляд горожанина, — даже будто бы застывшим. Она смотрела на улицу, на лопухи, на Аню. У нее был вид человека, который подперся кулачком лет эдак сто назад, да и замер в этом положении навеки.
Аня поняла, что это фирменный стиль Путятинска — жить, глядя на улицу в окно.'..
Глава 9
На удивление, домик у Кривошеева оказался образцом немецкого коттеджного строительства. Весь напичканный внутри импортной мебелью и техникой.
— Как у вас.., справно… — похвалила Аня.
— Да, — безразлично подтвердил хозяин и задумчиво провел рукой по своим “аристонам”, “оставляя на серой пыли глубокий след”, — техника хорошая. Вот только электричество все время выключают. Тут у нас, в Путятинске, с этим.., э-э.., несостыковочка.
— Пожалуй, — согласилась Аня. — Тут у вас несостыковочка.
И с огорчением подумала о том, что “общество, потребления” в Путятинске построить будет ох как непросто. Поскольку, как только проснувшийся для потребления гражданин начинает зарабатывать деньги и покупать дорогостоящие плоды материального прогресса, входя в азарт и желая все большего и лучшего, его тут же обламывают. Вырубают на фиг электричество, и остается он с этими плодами в темноте и недоумении, в прежнем вековом унынии и сонливости.
Под лестницей Светлова заметила красивый дорогой маленький велосипед с толстыми красными шинами — явно “для самых маленьких”. Рядом в корзинке — крошечная хоккейная клюшка и мячик…
— Разве у вас есть дети? — удивилась Светлова. Она-то знала от Богула, что супруги Кривошеевы были одиноки.
— Да нет. Это так… — Кривошеев махнул рукой. — Просто так.
Детские игрушки… Велосипед… Аня сделала вид, что приняла такое объяснение как должное.
Хотя это было нелегко. Что могло означать это “так”?
А Светлова умирала от любопытства: откуда столь необычный для Путятинска стиль жизни? И ведь и супруга его, Галина Кривошеева, исчезла из-за руля иномарки, а не какой-нибудь там “Таврии”.
— Шампиньоны… Тюльпаны… — объяснил Кривошеев. — Вожу в Москву. Я и раньше, в старые времена баловался… “Выгонял” к праздникам. Спекулянтом тут слыл. А теперь, когда можно, — побольше развернулся.
— Ах, вот что…
— Да вы, собственно, по какому делу? — столь же безразлично поинтересовался хозяин. — Разве не по поводу шампиньонов?
Больше всего щупленький рыженький Кривошеев был похож на уставшую лисичку. Гоняли, гоняли ее всякие волки всю жизнь по лесу — и вот она перед вами. Спасшаяся, но вся такая апатичная, безразличная.., глаза ни на что не глядят.
И Светлова решила опять последовать совету Гора: сказать правду. Однажды с Гором это ей уже помогло.
— Нет… Я не за шампиньонами, — замирая, призналась Светлова. — Я… Сергей Алексеевич… Видите ли… Я… Могу только просить вас… Понимаете: мне это очень-очень нужно. Мне очень нужно знать, куда ехала в тот раз ваша жена?
Кривошеев, не ставший от этого признания ни на йоту менее безразличным, молча рассматривал Аню.
Было ли это странное молчание равнозначно предложению “выйти вон”?
Аня на всякий случай поднялась из-за стола.
— Вы, конечно, отлично понимаете, что я не могу вас заставить быть откровенным, Сергей Алексеевич. Но… Видите ли… Обстоятельства сложились столь неприятным для меня образом, что и мое собственное благополучие сейчас зависит от того, будет ли раскрыта тайна исчезновения вашей супруги.
На столе перед Кривошеевым лежал раскрытый толстый роман, герои которого, наверное, изъяснялись приблизительно тем же слогом, которым неожиданно для себя самой заговорила вдруг Светлова.
Возможно, такие вещи называются наитием.
Возможно, именно это и подействовало.
Аня представила, как он, распродав свои шампиньоны, сидит тут один вечерами в темных комнатах, оборудованных бездействующими сплит-системами, среди неработающих компьютеров и галогеновых светильников, — и читает при свече роман в зеленом переплете, герои которого говорят друг другу: “Обстоятельства сложились столь неприятным для меня образом, что и мое собственное благополучие и ваша тайна переплелись самым тесным образом, и теперь…"
Ждет ли он, что жена еще вернется? Каким-нибудь “образом”?
Светловой показалось, что уже не ждет. Отсюда и это безразличие.
Возможно даже, мир этих высокопарных романных героев из зеленой книжки стал для него более реальным, чем жизнь родимого города Путятинска. А Светлова умудрилась сейчас со своим высоким слогом в эту “вторую реальность” вписаться — стать там своей.
Возможно, именно это и подействовало.
— Ну, хорошо… Ладно! Кривошеев опустил голову.
— Однако вы должны пообещать, что не будете никому и никогда ссылаться на то, что я вам скажу. Эта информация лично для вас. И то потому, что вы частное лицо и не сможете меня.., привлечь.
Видите ли… Галя, моя жена, хотела ребенка. Понимаете, это как закон подлости, столько женщин вокруг мечтают избавиться от беременности… А она бы с радостью взяла такого ребеночка себе… Но как скрыть? У нас маленький провинциальный городок.., райцентр… Бездетность — как клеймо. Усыновить, взять приемного? Так все глаза потом протычат и ребенку приемному, и родителям.
Галя прочитала как-то в газете, что есть приюты, куда приходят юные несовершеннолетние мамы с новорожденными. И все стала мечтать: вот взять бы у такой девочки ребеночка? Но так, чтобы никто не узнал. Походить некоторое время с подушечкой под платьем, потом уехать как бы “к родственникам в деревню”. И вернуться с ребенком. Галя даже написала этой журналистке письмо. Ну, не впрямую, конечно, а с намеком написала, чтобы та ее познакомила с одной из таких девиц. Но ничего не получилось, на Галино письмо никто не ответил. В общем, мы даже не знали, с какого конца к этому делу подойти.
И тут Гале сказали, что есть женщина, которая могла бы помочь.
Вот, собственно, к ней она и ехала.
Аня медленно шла по улице к машине.
Итак, Галина Александровна Кривошеева не ехала мимо города Рукомойска.
Она ехала именно в город Рукомойск, к какой-то женщине, которая помогла бы ей тайно усыновить ребенка.
К Осич?..
Светлова даже остановилась посреди улицы.
В городе была только одна женщина, которая могла бы это сделать… Причем без особых сложностей.
Сама же и рассказывала Валентина Терентьевна, что новорожденных, подкидышей, им в приют подкладывают прямо на порог.
Да и просто девочка, которая накануне родов пришла в приют к Осич поплакаться на судьбу… Что стоит такую уговорить передать ребенка, скажем, другой женщине?
Осич вполне может забрать такого ребенка, и, не оформляя, отдать, скажем, Кривошеевой. Все довольны, мама, освободившаяся от забот о ребенке, Кривошеева, ставшая наконец матерью, и Осич.
Осич получает деньги — и потому довольна.
Вот и мотив.
Представим, что деньги получены, а подходящего случая все нет. В конце концов, детей подкладывают на порог не каждый день и не каждый день находятся девочки, которые могут оставить младенца, повернуться и уйти.
А Кривошеевой обещано! Деньги Осич получены.
Галина же, судя по рассказам мужа, женщина нервная, плохо владеющая собой. Вот-вот — и начнет скандалить, шуметь.
И Кривошеева исчезает.
Как все складно!
А что тогда Нина Фофанова?
А Нина Фофанова, судя по рассказу ее уголовной подруги, тоже хотела ребенка.
И тоже были проблемы. И не обращалась ли она тоже за помощью к Осич?
А остальные?
А возможно, никаких остальных… Остальные — каждый сам по себе. Шматриков ехал мимо. Отлично. Пусть так. Возможно, за ним вообще охотились от самой столицы — у богатого человека много причин исчезнуть.