Последнее дело Блина, стр. 2

Будьте уверены, Петя расслышал «Полю» и сообразил, что у второго отряда и его воспитателя впереди горячие денечки. Отправленный в отставку Полковник просто так не уступит новичку. Другой бы воспитатель на месте Пети прочитал скучную лекцию о пользе дружбы и вреде драк. Но бывший спецназовец только с уважением взглянул на новичка.

— Получи, — он кинул на свободную кровать стопку простыней, подумал и, наклонившись к новичку, что-то зашептал ему на ухо.

Новичок покосился в угол, где спал Аксакал.

— Зачем будить? — тихо возразил он. — Я здесь переночую.

— Но только до завтра, — согласился Петя и повысил голос: — Между прочим, отбой был пятнадцать минут назад!

Второй отряд стал расходиться по кроватям, и тут что-то тяжело брякнулось об пол. Все обернулись на звук.

Новичок стоял со снятыми джинсами в руках. У его ног валялся выпавший из кармана револьвер! Пластмассовые щечки на рукоятке поблескивали, а сам револьвер был черный, тусклый — сразу видно, что стальной. Не игрушка.

Самое удивительное — что при этом и Петя, и новичок повели себя так, словно ничего особенного не случилось. Воспитатель молча ушел к себе в комнату, а новичок повесил джинсы на спинку кровати и не спеша подобрал револьвер.

— Дай посмотреть, — сдавленным голосом попросил Поля.

— Смотри, только не стреляй. — Новичок рукояткой вперед протянул ему оружие.

Поля неумело повертел револьвер в руках, коснулся спускового крючка, заметил в барабане желтые донышки патронов и отдернул палец.

— Из «Макарова» я стрелял, — похвалился он. — А этот… Не пойму — газовый?

— Да нет, сигнальный.

— Пугач! — хмыкнул Поля. — Я со второго класса в войну не играю.

— Я тоже, — ответил новичок, отобрал револьвер и спрятал под подушку.

— А зачем тебе в углу спать? К воспитателю поближе, чтоб не обидели? — съехидничал Поля.

— Угадал. К воспитателю поближе, чтоб не обидели, — ровным голосом подтвердил новичок. — Только не ты. Тебя, если не усохнешь, я побью утром.

— У меня черный пояс! — веско предупредил Поля. Многие догадывались, что он привирает. Но ему ничего не стоило махнуть ногой выше головы, это все видели.

Тут невозмутимый новичок наконец-то удивился:

— При чем тут черный пояс?! Ты что же думаешь, я с тобой буду спортом заниматься?!

Озадаченный Поля не ответил, да и остальные не поняли, что хотел сказать новичок. На его месте любой если бы не испугался, то задумался. Кому охота связываться с «черным поясом»?! А этому странному парню все по барабану.

Выглянул из своей комнаты Петя, осмотрел спальню — лежат и молчат, удивительно, — и погасил свет.

Никто еще не собирался спать. В первую ночь пересказывали фильмы-ужастики. А вчера Полковник блеснул свежими анекдотами, один другого смешнее. Хохотали, пока Петя не выставил нарушителей на террасу. Но сейчас второй отряд молчал. Ждали, что новичок что-нибудь скажет о себе, а он только носом посапывал. Свет фонаря с аллеи падал на пояс джинсов с прицепленным пейджером.

— Хоть как тебя зовут? — спросил Поля.

— Дима. А можно по прозвищу — Блин, — представился удивительный новичок и, уже засыпая, пробормотал: — Лучше драться до завтрака, чтоб не на полный желудок.

Глава 2

Что подслушал Аксакал

Хозяин кровати в неудобном углу Гоша Тепляков, прозванный во втором отряде Аксакалом, проснулся от тишины. Такое бывает с прошедшими войну солдатами. Аксакал просыпался от тишины уже год с тех пор, как гостил у папы на пограничной заставе и попал под обстрел.

Вряд ли хоть один мальчишка во всем лагере знал, что в Таджикистане стоят русские пограничники, охраняют афганскую границу. Никто этим просто не интересовался.

Когда Гошу спросили, как жизнь на границе, он ответил, что жил в погранотряде, а на границе бывал редко. «Пургу гонишь, Аксакал! — заявил Полковник. — Где ж погранотряду быть, как не на границе?!» Все согласились: действительно, где ж ему быть? Моряки на море, сухопутные войска на суше, пограничники на границе… Хотя на самом деле у границы стоят ЗАСТАВЫ погранотряда. Их много — например, Гошин отец служит на двенадцатой. А погранотряд, который называется Московский, стоит в четырехстах километрах от границы, под городом Душанбе.

Трудно объясняться с людьми, которые не знают самых простых для тебя вещей и не очень-то хотят слушать. Из-за ошибки Полковника Гошу стали считать неумелым вруном. Никто больше не спрашивал у него, как жизнь на границе. А жизнь там нелегкая.

В соседнем Афганистане больше двадцати лет, затухая и вспыхивая снова, идет война. Все, что построено, посеяно и выращено, взрывают, жгут и топчут. Но всем хочется есть, а боевикам — еще и покупать оружие. Самый простой способ заработать — бросить в кое-как вспаханную землю семена мака и конопли. Без ухода, без труда вырастут маковые коробочки и «травка»: марихуана, конопля, гашиш — у нее много названий. Из коробочек получают героин — тяжелый наркотик. Иногда с первого же укола он превращает здорового человека в наркомана. «Травка» — отрава полегче. Ее просто курят.

Афганским крестьянам не до мыслей о чужих людях, которых убьет их урожай. Они сами боятся умереть с голоду. Мак и коноплю за гроши продают бандитам. А те ищут покупателей побогаче в других странах. Тайком пересекая границы, переходя из рук в руки, афганский героин может оказаться и в Москве, и в Париже, и в Берлине.

Для того чтобы не пустить наркотики в Таджикистан, а оттуда — в Россию, и стоят на их пути русские пограничники.

Но пограничников мало, а горы огромны. По ночам и в утреннем тумане тайными тропами идут из Афганистана контрабандисты с грузом наркотиков, и не всех удается задержать.

Бывает, контрабандисты собирают целые караваны и решаются идти на прорыв. Они нападают на заставы пограничников и связывают их боем. Тем временем караван с наркотиками успевает пересечь границу и скрыться.

Так и случилось на двенадцатой заставе, когда Гоша гостил у отца.

В тот раз потери считались легкими: один убитый. О нем не писали в газетах и не говорили по телевизору.

Но Гоша был рядом с ним за минуту до гибели.

Он пил в столовой чай с пограничниками в белесых от солнца и высохшего пота пятнистых куртках. Кого-то поздравляли с днем рождения, и повар пел ему под гитару только что сочиненную нескладную песню. Потом он прислонил гитару к стулу и вышел на кухню за именинным пирогом. Все ждали повара с этим пирогом и не знали, что он уже никогда не вернется. Пущенная из гранатомета осколочная граната влетела в окно кухни. И не стало человека. От взрыва его гитара упала. Струны еще долго ныли, как будто ушедший навсегда хозяин сыграл последний неумелый аккорд.

После этого Гоша заболел. Врачи называли его болезнь длинными латинскими словами, но сам он знал, что болен страхом.

Он плохо спал и плохо учился, а вернее, не учился совсем, потому что все время думал о том поваре. Если бы повар задержался, чтобы спеть еще одну песню, то остался бы жив. А могло быть и так, что гранатометчик взял бы прицел чуть левее. Тогда граната угодила бы в окно столовой, и погибли бы все, кроме повара. А еще Гоша думал, что сам ходил на кухню за чайником всего за пять минут до взрыва. И что папа до сих пор служит на той заставе, где в стенах остались замазанные штукатуркой смертельные осколки.

Мысли были такие черные, что Гошу отправили в Москву и стали от них лечить. Ему понравилось лечиться и жить в интернате, а сейчас нравилось в лагере. Кровать в неудобном углу он считал самой лучшей, потому что она далеко от окна. Прозвище Аксакал, которое в насмешку прицепил ему Полковник, Гоше тоже нравилось. Полковник, наверное, не знал, что «аксакал» по-русски значит «седая борода», старейшина — уважаемый человек.

Вообще, Гоше понравилось бы где угодно, лишь бы там не стреляли. Он скучал по отцу и по маме, которая служила в погранотряде связисткой. Но о том, чтобы вернуться к ним, думал с ужасом.