Шимпанзе горы Ассерик, стр. 57

Я кончила ужинать, натянула гамак, в половине десятого покормила ее и улеглась. Слониха тоже залезла в постель и затихла. Я выключила фонарь и заснула крепким сном.

Проснулась я от какого-то толчка. Все вокруг было тихо. Включив фонарь, я посмотрела на часы: было без четверти четыре. О господи, а как же кормление! Где слониха? Я громко позвала ее и обвела фонарем комнату. Постель была пуста, но прямо подо мной на боку лежала слониха. Я выскочила из гамака и склонилась над ней: она была без сознания, холодная и безучастная.

Я закричала, призывая на помощь Джулиана, и через несколько минут он вбежал в комнату.

— Что случилось? — спросил он задыхаясь.

— Разведи костер и согрей как можно больше воды, а потом наполни ею все, какие найдешь, пустые бутылки.

Я накрыла слониху одеялами, пытаясь отогреть ее. Все во мне горестно сжималось от сознания собственной вины. Я проспала сразу три кормления, и теперь малютка была на грани смерти. Я приподняла ей голову, пытаясь уловить хоть какие-нибудь признаки жизни. Она была так бодра за ужином и вот теперь лежит здесь, холодная, и неподвижная. Это казалось невероятным. Дыхание ее было редким и прерывистым, после каждого вдоха следовала долгая пауза, и лишь потом воздух с трудом выходил из легких. Вне себя от ужаса и сознания собственного бессилия я обхватила ее голову и принялась баюкать. Внезапно у слонихи остановилось дыхание, но я не могла примириться с этим и стала надавливать ей на грудь, делая искусственное дыхание, а потом поочередно поднимать и опускать ее передние ноги. Через некоторое время она снова задышала. Мы обложили ее бутылками с горячей водой, завернутыми в полотенца, рубашки и другие попавшиеся под руку вещи. Потом я стала растирать ее тело ладонями, пытаясь стимулировать кровообращение.

Только бы она пришла в сознание и я смогла покормить ее, тогда появится надежда на спасение. Слониха не может умереть, не должна умереть. Я люблю ее, она нужна мне.

В отчаянии я влила ей в рот столовую ложку бренди, проследив чтобы жидкость не попала в дыхательное горло. Не знаю, что в конце концов подействовало — бутылки с горячей водой, бренди или моя железная воля, но минут через пятнадцать слониха открыла глаза и остановила на мне взгляд. Хобот ее слегка подрагивал. Только бы она очнулась и смогла поесть! Джулиан помчался на кухню и принес мне бутылочку с подогретой смесью. Я вложила соску ей в рот, но она еще не окончательно пришла в себя и сосать не стала. Тогда я поставила бутылку на пол и снова стала растирать ее, пытаясь привести в чувство. Несмотря на все мои усилия, глаза ее закрылись, хобот обмяк, и она опять потеряла сознание. Целый час мы согревали и растирали ее. Ничто не помогало — дыхание слонихи вновь стало прерывистым, потом исчезло, и я уже не смогла восстановить его. Я потрогала пульс — его не было. Моя малютка была мертва.

Я вынула подушку из гамака и положила ей под голову, потом легла на постель, пытаясь собраться с мыслями. Я была полностью опустошена и не могла даже плакать, лишь где-то в глубине притаилась тупая ноющая боль. Джулиан попытался утешить меня.

— На то воля божья, Стелла, и ты должна ей покориться.

— Тогда зачем бог позволил ей пройти двенадцать километров до Сименти после гибели ее матери? Почему он допустил, чтобы я взяла ее в лагерь? Почему по его воле она жила больше двух недель и стала выздоравливать? Почему он позволил мне полюбить ее и вселил в нас надежду, а потом задул ее жизнь как свечку? Если такова воля бога, то я ненавижу его.

Джулиан печально покачал головой и отправился на кухню.

Пока обезьяны еще спали, я пригнала лендровер в лагерь, положила на заднее сиденье матрац и отнесла туда слониху, накрыв ее одеялом. В тот же день я повезла останки в Ниоколо, чтобы сообщить администрации о смерти моей питомицы.

Я добралась туда уже к вечеру и подъехала прямо к конторе, где находились ветеринарный врач и мистер Гейе. Как только машина остановилась, несколько служащих вынули слониху и отнесли ее на вскрытие. Я с трудом подавила в себе желание крикнуть: «Поосторожнее!» Мистер Гейе расспросил о подробностях ее смерти и выразил сожаление по поводу печального исхода. «Я старалась, мистер Гейе, верьте мне, я так старалась», — только и смогла я выдавить в ответ. При виде разложенных на столе ножей у меня к горлу подкатил комок.

Юла и Камерон

И вот настало время моего отъезда в Англию. По прибытии в Лондон я первым делом посетила зоопарк и встретилась с д-ром Брэмбеллом. Юле и Камерону уже исполнилось по пяти лет. Теперь мне разрешили не только наблюдать за ними через прутья решетки, но и войти в клетку. При моем появлении Камерон разволновался и начал шумно резвиться. Юла забралась на руки и принялась спокойно, с какой-то размеренной сосредоточенностью обыскивать мое лицо и одежду. Пару раз, подражая брату, она сделала игровое движение, но в основном предпочитала сидеть и наблюдать. К концу моего пребывания у обезьян Юла стала держаться менее напряженно: она даже начала передвигаться по клетке и играть со мной и служителем, но делала все это без той энергии, которая отличала Камерона.

Встреча с незнакомыми шимпанзе — это само по себе волнующее переживание, но сознание того, что Юла и Камерон скоро вольются в нашу семью, придавало мне небывалый подъем. Поначалу Юла и Камерон должны были провести несколько месяцев в Абуко, чтобы акклиматизироваться. В ожидании их приезда отец разрушил старый загон для шимпанзе и построил новый, меньшего размера, но зато крепче и прочнее.

Так как я не могла одновременно находиться и в лагере, и в Абуко, настала пора подыскать мне помощника. Гуго ван Лавик был знаком с американской студенткой Чарлин Коулглейзир, которая заканчивала колледж и выражала желание приехать и помочь мне. Она прилетела в Лондон из Америки на несколько дней позже меня. Это была жизнерадостная, крепкая на вид девушка с длинными темными волосами. У нее почти не было практического опыта работы с шимпанзе, но этот недостаток с лихвой восполнялся ее энтузиазмом. Чарлин дважды побывала со мной в Лондонском зоопарке, познакомилась с Юлой и Камероном и вполне уверенно обращалась с ними.

Чарлин должна была заботиться об обезьянах во время их пребывания в Абуко. Ей предстояло каждый день выводить их на прогулку по резервату, чтобы они постепенно приспосабливались к новым условиям жизни, учились лазить по деревьям, привыкли к пище, которую можно найти в тропическом лесу. Всю свою жизнь Юла и Камерон провели в зоопарке. И у них, по-видимому, уже сформировались достаточно твердые привычки, поэтому процесс адаптации будет для них более тяжелым, чем для их предшественников. Потребуется много времени, терпения и понимания, чтобы привить им навыки, необходимые в новых условиях. Путешествие в Гамбию было, по счастью, не богато событиями. У ворот Абуко нас ждала группа людей. Клетку с обезьянами осторожно сняли с грузовика и внесли в загон. Вид у Камерона и Юлы, выглядывающих из-за проволочной сетки, был испуганный и недоумевающий. Юла отчаянно прижалась к единственной знакомой фигуре в этом жарком, непривычном мире — своему брату Камерону.

Клетку поставили посредине затона. Отперев дверцу, я настежь распахнула ее. Ни один из узников не бросился на свободу. Оба сидели неподвижно и подозрительно поглядывали в открытый проем. Несколько минут никто не шевелился. Потом Камерон осторожно двинулся к выходу и выглянул наружу. Еще один короткий шаг, и вот уже костяшки его пальцев коснулись непривычной поверхности — теплой, сухой, песчаной. Камерон тотчас отдернул руку, как будто получил удар электрическим током. Он даже забыл осмотреться — все его внимание было приковано к земле. Он снова нерешительно потрогал землю, потом оперся на руку. Пальцы на два сантиметра погрузились в песок, прежде чем уперлись в твердый грунт. Камерон был потрясен. Он уселся, зачерпнул пригоршню теплого песка и стал медленно просеивать его сквозь пальцы. И хотя я знала, что он просто удовлетворяет свое любопытство, меня не могла не поразить удивительная уместность этого жеста в данных обстоятельствах. Сколько людей после долгой разлуки обнимают родную землю! Сколько людей выражают свою любовь к отчизне с помощью того же жеста, что и Камерон! Камерон осторожно выбрался из клетки, отошел от нее, потом уверенно прибавил шагу и почти бегом обогнул загон, потрогав по пути стол для кормления, скамью, помост для сна, приспособления для лазанья. Он был настолько занят своими исследованиями, что минут пять не обращал внимания ни на кого из присутствующих, в том числе и на свою сестру, которая по-прежнему сидела в глубине клетки и нервно раскачивалась из стороны в сторону. Я позвала ее, приглашая выйти и предлагая свою помощь. Казалось Юла даже не слышит меня, но когда Камерон наконец заметил группу мужчин за оградой загона, она медленно подошла к выходу и выглянула из клетки, стараясь понять, чем вызваны взрывы смеха и гул голосов.