Звери на улице, стр. 8

Очень страшно было: солнечный луч светил прямо на красный железный шлем человека, и от этого казалось, что на голове у этого шумящего и жужжащего существа — огонь, целый костёр. Как же бежать? Дорога одна — прямо на это красное пламя. А принято считать, что огня медведи боятся.

И потом, детёныш. Он спал, причмокивая во сне и поуркивая. Что делать с ним? Как разбудить? Он-то ещё совсем малыш — ходить не умеет. Сразу попадёт в лапы к этим красноголовым.

Притаилась медведиха в дупле, стала ждать.

И дождалась — рухнул кедр.

Медведиха вздрогнула и прижалась к дереву так, чтобы детёныш удар меньше почувствовал, чтобы его совсем не придавило.

Свалили дерево, но самое страшное оказалось впереди. Ствол подцепили и медленно поволокли. Вот когда натерпелась страха медведиха. Швыряло и бросало её в разные стороны. При этом медведиха изворачивалась, упиралась лапами в стены дупла — что только не делала, чтобы все удары пришлись на неё и ни разу не ударили детёныша! Мать всегда мать, даже если она медведиха.

Надо сказать, что мох во многом помог уберечь от ударов сосунка. Не зря медведиха с осени натаскала столько мха.

Когда ствол кедра волоком тащили через лес, маленький медвежонок даже не ушибся. К счастью, не так далеко стоял огромный тупоносый грузовик-лесовоз. Если бы медведиха выглянула из дупла, она увидела бы на радиаторе… медведя. Да, у грузовика этого была такая эмблема. Раньше у «Волги» на радиаторе был быстроногий олень, а у этой тяжёлой рычащей машины — медведь.

Теперь к поваленному кедру подошли сучкорубы. Ведь армия вальщиков леса имеет в своём составе специалистов многих профессий. Первый пильщик — моторист. Его дело — спилить дерево и свалить. Но сваленное дерево — это ещё не ствол: оно всё в ветках и сучках. Они-то никому не нужны. Вот вторым и принимается за дерево сучкоруб с топором. Он обрубает у дерева все ветки и сучки, и дерево это уже превращается в ствол.

За сучкорубом идёт трелёвщик-тракторист. Он-то и вытаскивает ствол из леса на дорогу. А здесь строповщики в больших жёстких рукавицах опоясывают ствол железными тросами и кричат крановщику:

— Эй, там, вира помалу!

Эти строповщики и обнаружили медведицу с детёнышем. В тёмном дупле сразу не разглядеть было: мох это или медвежий мех. Притаилась мать с детёнышем.

Вот тут и пришла озорная мысль строповщикам и сучкорубам: «Давайте, братцы, пошлём подарочек на лесной склад. Вот напугаются!»

Думали недолго. Может быть, если бы подольше подумали, передумали 6. А тут раз — и заколотили дупло большой щепой с корой. Заколачивали быстро — пока сучья обрубали. А получилось лихо: издали и не видно, что кедр с заплаткой. Так жилище медведицы спилили, повалили, обрубили и заколотили.

Затем крановщик дёрнул рычаг, и связанный ствол медленно поднялся на воздух. Потом одно движение крановщика — и старый кедр стал спускаться на платформу грузовика-лесовоза.

К первому кедровику, который приютил у себя медведицу, привалили другие стволы, и, когда вся платформа была заполнена, бригадир лесовальщиков крикнул шофёру:

— Давай трогай!

А медведиха из дупла вылезть уже не могла. Так она, прижимая к себе детёныша, протащилась волоком по неровной лесной тропинке, была поднята краном ввысь, опустилась на платформу грузовика и теперь вот ехала в машине по тряской дороге, уложенной поперечными жёрдочками. Это была лесная лежневая дорога.

Думаю, что мало какому медвежонку-сосунку довелось так много и разнообразно путешествовать в первые недели после рождения.

А наш медвежонок за долгое путешествие даже прозрел. Хотя в тёмном дупле ему ничего не было видно.

Тем временем медведь на радиаторе лесовоза упёрся лбом в ворота лесосклада. Шофёр грузовика при этом так загудел, что задремавшая было в дороге медведиха (может быть, её укачало) проснулась и вздрогнула.

«Не плачь, маленький…»

— Открывай, что ли! — кричал шофёр.

Раскрыли ворота, и медведиху оглушили выстрелы.

Тут она перепугалась не на шутку. Медведиха-то была стреляная. Ведь ей довелось однажды встретиться с охотниками, и где-то в боку она носила засевшую пулю. О, она отлично помнила об этом! Тогда звук выстрела и жгучую боль в боку она услышала и ощутила в одно время. А сейчас эти отвратительные хлопающие звуки следовали подряд один за другим. И, как назло, проснулся детёныш, перестал сосать, стал хныкать.

Вот беда так беда.

Медведиха притаилась — хотела выглянуть, но не смогла. А жаль! Она бы увидела просторный двор лесосклада, одинокую, брошенную людьми автомашину-лесовоз. Довольно далеко, где-то в углу огромного двора, — бревенчатый домик, куда пошли греться шофёр и строповщики. Вокруг же не было ни души.

А выстрелы?

Никто и не стрелял.

Просто за забором склада была лесобиржа. Проще сказать, штабеля свеженапиленных досок. Их перекладывали — сбрасывали — строповщики. И доски эти хлопали так, что издалека казалось — стреляют.

Да, самое время было бежать. А детёныша, который ещё не умел ходить, надо было взять зубами за загривок. Совсем ему это не больно. Так все медведи делают.

Но медведиха упустила время. Теперь ей не то что бежать — повернуться негде было.

Упущенное время, как известно, не воротишь.

Прошло несколько минут, совсем тихо стало кругом. А тут как раз подошли к лесовозу рабочие, начали сгружать стволы. По сгружённым стволам люди забегали и затопали.

Кто-то кричал:

— Эй, Маша, давай рулетку!

Жжик… — зажужжала стальная лента и выскочила из футляра, который был похож на консервную банку. Топая валенками, человек пробежал по всему стволу кедра, измеряя его длину. Потом крикнул:

— Здоров вымахал! Записывай — тридцать два метра. Хорош!

— Хорош, хорош, — повторял как бы про себя браковщик и уже нагнулся, чтобы написать на гладком срезе: «Стройлес».

Это большой почёт дереву: пойдёт на жильё людям.

Но, видно, жильё медвежье помешало этому кедру стать жильём человеку. Другой голос, женский, крикнул:

— А вы бы, дядя Карп, лучше глядели. Большой кедр, да дурной. Дупло же в нём. Да ещё заколоченное.

— Эх, собака тебя заешь, как же это я?! — сказал дядя Карп. — Хорош бы я был. Придётся другую резолюцию наложить.

И он написал на срезе кедра большими такими буквами: «Дрова».

Снова покатили ствол. Теперь уже не было ему почёта — на автомашинах разъезжать, на кранах, как на качелях, кататься. Грубые брезентовые рукавицы толкали ствол, как простое бревно, и бедная медведиха с детёнышем так вертелась, что у неё закружилась голова.

А малыш визжал всё громче и громче. Его, видно, тоже закружило.

«Да замолчи ты, — хотела сказать ему мать. — Ведь так, визгом этим, и выдать себя очень просто. Замолчи!»

К счастью, люди не услышали хныканье медвежонка. Сами они шумели, громко разговаривали, и где уж тут прорваться этому голоску, что только сегодня прорезался. Визг медвежьего детёныша утонул в шуме и гаме, который поднялся во дворе лесного склада. Ведь в общий хор шумов громко вступила циркулярная пила. А эта кого хочешь своим визгливым голосом перекроет.

Зиз… з… з… — раззвенелась, разжужжалась, распелась круглая и зубастая пила. К ней подкладывали одно бревно за другим, и не проходило и минуты, как даже самый толстый ствол был уже перепилен.

Вот уже подсунули и ствол старого кедра. Медведиха притаилась.

Вжикзз… — пела пила. От пули не погибла, кедром не придавило, волоком тащили — не ушиблась, краном поднимали — не разбили, а тут придёт медведице конец.

Нет, рано оплакивать медведицу и её сына. Как только вгрызлась в кедр циркулярная пила и задрожал ствол дерева, медведица рванулась что было сил, выбила щепу и шасть из дупла на снег. Теперь она не потеряла ни секунды.

Вот когда ошалели все пильщики-рубщики. Никто такого не видал, чтобы из бревна, на котором написано «дрова», да вдруг медведь выскочил. Здоровущий. С детёнышем в зубах.