Хозяин Чёрной башни, стр. 22
И тут, пока я бесстыдно подглядывала за ними, меня настигло наказание за шпионство – наказание, достойное разгневанного божества. Лицо леди Мэри внезапно смягчилось и просияло улыбкой. Она протянула ему свои руки. К тому времени я уже ненавидела ее всем сердцем, но даже я не сумела сдержать восторженного вздоха при виде ее неземной красы. Ее щеки пылали, ее глаза сияли; она с таким изяществом приподнялась на цыпочки, что казалось, едва касается земли. Мистер Гамильтон колебался, но только одну секунду. Он заключил ее в объятия с неожиданной силой, которую я так хорошо знала. Две одетые в черное фигуры слились в одно, и он покрыл поцелуями ее запрокинутое, улыбающееся лицо.
Глава 9
На следующее утро пустоши сковал мороз. Из окна своей комнаты я видела, как кусты вереска сверкают на солнце, словно бриллиантовые водопады, струящиеся на красновато-коричневую землю. Ветер с дальних холмов больше не был прохладным, он был просто холодным. Похоже, он стряхнул паутину с моего сознания и размел ее по углам, где собирается пыль.
Что же мне было делать?
Я уже несколько педель знала ответ. Теперь я наконец открыто признала это. Я должна немедленно покинуть Блэктауэр. Для меня здесь больше нет надежды и нет никаких оправданий для промедления. Но я все слонялась по дому...
В конце концов я вышла в холл при входе, где было сколько угодно мест, чтобы мерить его шагами, и принялась ходить туда-сюда, рассматривая портреты на стенах, – все они были темны и давно нуждались в чистке. Монотонное бормотание дождя пробивалось даже через тяжелую дубовую дверь. Я подумала о том, чтобы сходить за шалью: в холле было холодно и сыро. А потом увидела, как тяжелый железный молоток у двери опускается с громким стуком.
Никого из горничных видно не было, так что открывать пришлось мне. Я полагала, что это стучал сэр Эндрю; никто, кроме него, не осмелился бы выйти в такую погоду из дому, и даже его мне не хотелось бы оставлять мокнуть под дождем.
На ступеньках стоял мужчина. Завидев меня, он сиял шляпу, и чуть ли не чашка дождевой воды пролилась с ее полей. Он промок до нитки; его лицо было таким, словно он только что искупался, а над открытым ртом свисали остатки некогда очаровательных усов.
Сначала я даже не узнала его. Он был здесь совсем не к месту, его облик разительно не соответствовал окружавшей его декорации.
Он хмурился все сильнее, пока я, разинув рот, смотрела на него, стоящего в дверном проеме.
– Ты намерена оставить меня мокнуть под дождем, Дамарис? – нетерпеливо спросил он.
– Я... прошу меня простить, Рэндэлл. Входи.
Он вошел, и каждый его шаг сопровождался кучей брызг.
– Господи боже, Дамарис, с твоей стороны это был действительно плохой поступок! Все эти отдаленные, заброшенные местечки!.. Как, скажи на милость, я смогу вернуться сегодня вечером в Каслтон? Я вымок насквозь. Ты знаешь, какие у меня бывают простуды, я потом чихаю неделями, это такие страдания...
– Знаешь, едва ли ты можешь обвинять меня в том, что на улице такая погода, Рэндэлл, – напомнила ему я. – Конечно же тебе придется остаться здесь на ночь. Подожди минутку, и я позабочусь о комнате для тебя.
Миссис Кэннон спала, когда я ворвалась в ее комнату, но мои новости мгновенно ее пробудили. Еще один джентльмен в доме! Джентльменам требуется забота, от них нельзя требовать, чтобы они слишком долго ждали. Будучи взволнованной, она умела двигаться достаточно быстро. В короткое время в одной из комнат для гостей был разожжен камин, на постели оказались свежие простыни, слугу послали за багажом Рэндэлла, а также приказали позаботиться о его лошади. Я вернулась за кузеном в холл.
Теперь, когда самые насущные вопросы были решены, у меня появилось время задуматься, не сплю ли я. Обнаружить в дверях промокшего Рэндэлла – это было почти так же невероятно, как ощутить, что я в одно мгновение перенеслась в Лондон. Я всерьез начала сомневаться в своем рассудке...
Затем до меня дошло, что мне полагается привести себя в порядок – причесать волосы или сменить платье. Я, не слишком церемонясь, связала волосы в узел, стряхнула с юбки какие-то прилипшие к ней нитки и двинулась прямиком в гостиную. Там я уселась, сложив руки на коленях, одернула рукава и принялась ждать.
Рэндэлл не слишком торопился. Я приказала Бетти подать чай и проводить джентльмена вниз, а сама приготовилась к неизбежной лекции.
Рэндэлл вошел и тут же двинулся к камину, У которого и встал, согревая руки, так что несколько мгновений я имела возможность незаметно изучать его. Он был достаточно высок, чтобы с легкостью нести излишки своего веса; этот его недостаток ясно проявлялся лишь в его слишком полных щеках и руках. Он научился довольно аккуратно прикрывать лысину на макушке. Его одежда была вне всякой критики.
На этом мою инспекцию пришлось прервать. Рэндэлл обернулся и прочистил горло – как хорошо я знала эту его манеру!
– Итак, Дамарис, ты целиком и полностью разрушила свою репутацию. В Лондоне прекрасно известно, что ты уехала сюда с... с этим человеком. Конечно, я знаю, что он наследует титул пэра. Но все равно, Дамарис, у него крайне плохая репутация. И такая глупость – стать его секретарем...
– В самом деле? – пробормотала я.
Рэндэлл пренебрег предостережением, прозвучавшим в моем голосе, хотя оно и было очень мягким.
– Нет, я не виню тебя. Я виню мистера Дауни; я весьма недоволен им за то, что он позволил тебе сбежать, поступить подобным образом. Но оставим это. Я не виню тебя, но другие не так милосердны. Твоя репутация...
– О, черт бы побрал мою репутацию! Неужели ты всегда думаешь только то, что думает весь свет? – Я вскочила на ноги. Пока мой кузен произносил свою речь, он понемногу приближался ко мне, так что теперь, когда я встала, мое лицо оказалось прямо напротив его. – Ты что, приехал сюда, чтобы оценивать меня и читать мне мораль? Если так, то можешь поворачиваться и уезжать!
И ведь я только сегодня думала написать тебе... думала сказать тебе, что я возвращаюсь назад... Как я могла забыть твою самонадеянность, твою тупость, твое...
Рэндэлл положил конец моей тираде самым неожиданным образом. Он схватил мою жестикулирующую руку и прижал ее к своей груди. Я была настолько изумлена, что упала на стул, потянув за собой Рэндэлла. Ему пришлось стать на колени, в этой позе он и остался.
– Ты писала мне? Ты говоришь, что хотела приехать ко мне? Моя дорогая девочка...
Я никогда не была в восторге от его роскошных усов. Их длинные кончики щекотали мне нос. Я успела вовремя подавить приступ смеха и придала своему лицу такую суровость, какую только могла.
– Ты сломаешь мне руку, – строго сказала я, – и испортишь свои брюки. Вставай же, Рэндэлл, пока кто-нибудь не вошел.
Но ни строгость, ни насмешка его не тронули. Усы приближались неотвратимо; выражение его лица под усами было совершенно неузнаваемым. Я попыталась уклониться от объятий. Я подумала, что смогу скорее уговорить его, отдалившись на подобающее расстояние. Именно в эту минуту дверь отворилась и в комнату вошел мистер Гамильтон.
Он остановился в дверном проеме, с изумлением глядя на нас, и, правду сказать, я его не осуждала. Рэндэлл все еще не отпустил мою руку, его хватка не ослабела, так что я не могла освободиться. И тем не менее я ухитрилась повернуться и представить их друг другу.
Говорят, что хорошее воспитание в конце концов сказывается. Рэндэлл поднялся на ноги, освободив мою руку.
– Как поживаете, сэр? – произнес он с поразительным апломбом.
– Ваш покорный слуга, сэр, – ответил мистер Гамильтон ледяным голосом.
Они были примерно одного роста, хотя Рэндэлл был толще, чем хозяин, и шире в плечах. Последний был одет в свой обычный костюм: килт с чулками и куртка поверх не слишком чистой белой рубашки. Галстука на нем не было, воротник распахнут, а волосы влажные. Если бы чужака попросили решить, кто из этих двоих является наследником громкого титула пэра, он никогда не выбрал бы мистера Гамильтона.