Хозяин Чёрной башни, стр. 19

Я подошла к зияющей дыре, которая когда-то была дверью башни, и заглянула внутрь. Мои ноздри в ту же секунду ощутили неприятный запах плесени. Башня не имела крыши, но ее стены были так высоки, что внутри стояла непроглядная тьма. Я колебалась, я вдруг почувствовала какую-то нерешительность при мысли, что мне нужно будет войти в пустой дверной проем. Мне казалось, что внутри что-то есть. Я не заметила в башне никаких признаков человека – никакого движения или смутного силуэта. Но у меня было ощущение, что я не одна.

Понизив голос, я позвала его, я назвала его по имени, которого никогда не осмеливалась произнести, встречаясь с ним лицом к лицу:

– Гэвин...

Толстые стены отразили мои слова глухим эхом. Другого ответа не было.

Неожиданно я почувствовала, что мне следует отойти от дверного проема. Это было абсурдом, но я подумала, что кто-то может выскочить на меня из двери. Здесь было немало волков и прочих диких тварей. И одной из них могло прийти в голову устроить себе логово в башне. Но не диких зверей я боялась.

Я обошла башню вокруг фундамента и вышла на ту часть платформы, что нависала над долиной. Ветер осыпал меня ударами, тяжелыми, словно удары дубинки; на мгновение я качнулась и в ужасе ухватилась за камни стены, чтобы удержаться на месте. У меня под ногами было лишь пустое пространство. По ту сторону долины смутно виднелись дальние холмы, которые едва вырисовывались на фоне неба, а сама долина, погруженная во тьму, казалась бездонной бездной.

И пока я стояла покачиваясь на самом краю утеса, я кое-что увидела. Внизу, почти прямо подо мной, виднелся крошечный оранжевый огонек. Должно быть, это светилось окно пастушьей хижины, о которой как-то упоминал мистер Гамильтон.

Из-за воя ветра я не могла слышать ничьих шагов. Инстинкт, который сообщил мне о том, что кто-то приближается ко мне, не имел ничего общего с физическими чувствами; и его предупреждение пришло слишком поздно. Когда я обернулась, чья-то высокая фигура, лишенная черт, была уже рядом со мной. Я в тупом ужасе взглянула на нее, и фигура вдруг съежилась, словно пузырь, из которого выпустили воздух, и рухнула к моим ногам...

Я отступила назад. Я готова была сделать что угодно, чтобы избежать соприкосновения с бесформенными лапами, которые, мне казалось, тянулись ко мне, нащупывая в темноте мои юбки. Но я позабыла о том, где стою. Я шагнула в пустоту!

Секунду мои ищущие руки ощущали только пустоту. А потом уцепились за каменный край, которым оканчивалась платформа. Ужас пронзил все тело; я чувствовала, что мои пальцы соскальзывают. Одна рука сорвалась, и я с невероятным усилием выбросила ее вверх, пытаясь найти опору. И я обрела ее – но то был не бесчувственный камень, а плоть теплой, живой руки.

Даже сейчас я помню радость, которая нахлынула на меня волной. Рядом была помощь, избавление – и жизнь! Но едва я об этом подумала, как поняла, что незнакомец не делает попытки сжать мою руку в ответ. Мои пальцы скользили по его запястью и неумолимо сползали вниз по ладони, безжизненной, словно камень. В конце концов я уцепилась за пять крепких пальцев, которые даже не попытались сжать мои пальцы. Моя правая рука, все еще державшаяся за скалу, слабела. Еще немного, и она не сможет меня удерживать. Мои ноги болтались в воздухе. Моей единственной надеждой была эта, чужая рука. Она же, если не считать ее живого тепла, неподвижностью своей походила на руку статуи.

И вот моя правая рука разжалась, и на мгновение я повисла всей тяжестью на левой руке. Теперь моя жизнь зависела от того, смогу ли я удержать эти жесткие, отвергающие меня пальцы. Затем пальцы пришли в движение – оно было столь незначительным, что его едва можно было почувствовать. Я полетела в бездонную глубину долины.

Последним, на что были способны мои легкие, стал пронзительный визг, который звенел у меня в ушах; но полагаю, что на расстоянии пары футов он уже никому не был слышен. От страха я тут же потеряла сознание, так что не почувствовала боли, когда мое тело ударилось о камни.

Меня разбудил дождь, его осторожные мокрые пальцы с любопытством ощупывали мое запрокинутое лицо. Небо все еще было затянуто тучами, но через них струился тусклый свет, который позволил мне оглядеться. Прямо надо мной виднелся край утеса, с которого я упала. Темная башня, казалось, опасно нависла над своей опорой, но она была не так уж далеко. Я пролетела лишь небольшое расстояние и упала на следующий выступ скалы, немногим ниже главного утеса. Выступ был таким узким, что одна моя рука болталась в воздухе, свесившись через его край.

Преодолевая боль, я поднялась на четвереньки, балансируя на узком уступе. Я не могла взобраться туда, откуда упала: склон был почти вертикальным. Но где-то здесь должна быть тропинка, ведущая из долины к башне. Эта тропинка опасна, но пройти по ней было можно; и она должна проходить рядом с уступом, поскольку хижина пастуха находится прямо подо мной. Если с моего уступа удастся выбраться на тропинку, я спасена.

Глава 8

Когда чувства вернулись ко мне, я лежала в кровати в своей собственной комнате. Я понимала, где я, но в первое мгновение не могла вспомнить ни как я сюда попала, ни почему мне так жарко. Я была укрыта несколькими толстыми одеялами, тяжелыми, словно они были каменными. Когда я попыталась сбросить их, то обнаружила, что слишком слаба, чтобы двигаться. Я открыла глаза. Надо мной, словно встревоженная розовая луна, склонилось лицо миссис Кэннон.

– Благодарение Господу! – воскликнула она. А потом сказала кому-то через плечо: – Говорила же я вам, сэр, она не так сильно пострадала.

– Она может говорить? – Голос принадлежал мистеру Гамильтону.

– Мне слишком жарко, – пробормотала я.

– У вас температура, – отозвалась миссис Кэннон. – Ничего удивительного, вы промокли до самых костей. Что вы делали на улице, в бурю, и в такой час?

– Она все еще слишком слаба, чтобы говорить, – произнес мистер Гамильтон, который пока что оставался для меня только бесплотным голосом. – Бетти, дайте ей бульона. – Затем добавил тише: – Она должна заговорить.

Вскоре я чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы разозлиться. Он хочет, чтобы я заговорила? Очень хорошо, я заговорю.

И рассказала всю историю от начала и до конца, упомянув и записку, которую подсунули мне под дверь. В этом месте миссис Кэннон бросила на хозяина изумленный взгляд, но ничего не сказала. Бетти была в восторге. Когда я упомянула черную фигуру, она подпрыгнула на месте и уставилась на меня вытаращенными глазами. Усилия, которые мне пришлось приложить, чтобы рассказать им все в подробностях, истощили меня. Под конец я позволила своей голове снова упасть на подушки. В комнате наступила тишина, нарушаемая только шипением огня в камине, когда туда попадали капли дождя.

– Я думаю, – наконец произнес мистер Гамильтон, – что вам лучше вернуться в постель, миссис Кэннон. Ваша пациентка вполне обойдется помощью своей горничной.

Я не хотела оставаться с ним наедине. Я открыла было рот, чтобы протестовать, но миссис Кэннон уже ушла. Бетти стояла у кровати. Я протянула руку и вцепилась в ее юбки:

– Не оставляй меня. Бетти. Пожалуйста, не оставляй меня!

– Я не оставляю вас, мисс, – твердо сказала девушка, но ее взгляд испуганно метнулся в сторону мистера Гамильтона.

– Вам нет нужды уходить, – холодно произнес он. – Просто станьте у двери и не вздумайте прислушиваться, иначе вы об этом горько пожалеете.

Мистер Гамильтон стоял, придерживая рукой полог кровати, и смотрел на меня сверху вниз. Его лицо было мрачно, но он вполне владел собой. Он подвинул к кровати стул и сел.

– Чего вы боитесь? – спросил он. – Не думаете ли вы, что то, что вы видели, было привидение?

– Та рука была из плоти.

– Ясно... Я не посылал вам записки. А вы... Как вы могли совершить такую глупость – выйти из дома ночью, одна?

Я не могла объяснить ему настоящей причины: что любовь затмевает всякий здравый смысл и что страстное желание побеждает осторожность. Так что я сообщила ему только часть правды.