Огненный скит.Том 1, стр. 22

Как только серый рассвет выбелил небо и стали различимы кусты и деревья, Изот поднялся. Пурга утихла, забросав снегом окрестность. Изот попытался определить, куда он вышел, но местность ещё была погружена в предутреннюю мглу, и он мог лишь догадываться, где находится. Однако догадки не обманули его. Когда окончательно рассвело, он понял, что шёл по правильному пути. До скита было версты три.

К скиту он подошёл совсем обессиленный. Снегу намело много, был он рыхлый, идти было трудно. На пепелище гулял ветер. Он залепил снегом кучи обгоревших бревён, стонал в остовах келий, в высоких сиротливых трубах печей.

Ключник стал раскидывать доски и брёвна, которыми забросал вход в убежище. Освободив дверь, открыл её и, затая дыхание, вошёл в землянку. Было тихо. Угли в камельке давно потухли, превратившись в серую золу. Камни очага остыли. Подземелье было погружено во мрак. Изот притворил дверь. На своем ложе шевельнулся старец и снова затих.

Ключник в углу землянки нашел растопку, высек огонь и запалил её. Жилище осветилось бледным пламенем. Подбросив сухих дров, Изот подошёл к младенцу. Тот безмятежно спал, закутанный до глаз в старую ветошь.

«Слава Богу, – подумал Изот, – отче поухаживал за ребёнком. Он сыт и сух».

Он направился к старцу, дотронулся до лба рукой. Лоб был не такой горячий, как вчера. Кирилл лежал неподвижно, положив одну руку на грудь, другую протянув вдоль туловища.

– Это ты, сыне? – услышал он голос наставника.

– Я, отче.

– Вернулся?

– Вернулся.

– Добро. Я уже беспокоиться стал… Долго тебя нету. О плохом думал…

– Обошлось, отче.

Кирилл что-то хотел сказать, но только пошевелил губами.

– Тебе плохо, отче? – Изот наклонился к нему.

– Нет, нет. Полегче стало. Тебя не было, я подымался, и не один раз… попоить ребенка, самому испить. Сначала-то голова кружилась и звон в ней был, словно к заутрени звонили, а теперь полегче.

– Слава Богу, может, дело к поправке пойдёт.

– Нет, Изот. – Кирилл обратил к нему серое лицо с глубоко запавшими глазами. – Сил у меня немного осталось. Только дух живёт…

Он хотел приподняться, но Изот движением руки заставил его остаться в прежнем положении.

– Лежи, отче, набирайся сил. Я, смотрю, ты не ел совсем?

– Как не ел! Ел и пил.

Изот не стал возражать, хотя видел, всё то, что он оставил ему уходя, в целости стоит рядом в головах.

– Отдыхай! Разбойники нам теперь не страшны. Их постигла та же участь, что и братьев наших. Спалил я их в сторожке… Вдругорядь узнал я, кто навёл разбойников на скит.

Кирилл не ответил, но открыл глаза, давая понять, что он слушает.

– Разбойники говорили про барина, как и Филипп… тогда. Помнишь барина? Фёдор со Стратилатом нашли его на безлюдной дороге, на болоте. Он у тебя в келье обитал…

– Как не помнить, – прошептал Кирилл.

– Его рук дело. Это он прознал про хранительницу. Косого подбил.

– Я виноват, – проговорил Кирилл. – Моя вина здесь.

– Зачем ты себя винишь! Какая твоя вина. Давеча про грех свой говорил. Это твоя болезнь… Вот я, отче, совершил тяжелый грех. И знаю, что праведный, но душу гложет. Поднял руку я на жизни людские, хотя и окаянны они. Душегубец я….

Изот рассказал наставнику, как спалил сторожку вместе с разбойниками.

– Всякого греха не обережёшься, Изот, – ответил Кирилл и движением руки показал ключнику на место в ногах.

Изот присел.

– Как ты иначе мог поступить, сыне? Или ты их, или они тебя… Сколько погубили они невинных душ ради корысти и сребролюбия, а ты – ради защиты своей, ради воздаяния за кровь христиан, невинно загубленных братьев и сестёр наших. Брось эти мысли! Думай о дне завтрашнем, раз Бог помиловал тебя.

– Хочу, отче, не бередить сердце своё, а не в силах.

Кирилл ничего не ответил. Он лежал с закрытыми глазами, видно, опять впал в забытье. Изот не стал тревожить его.

«Может, отче и прав, – подумал он. – Отмолю я свой грех».

Усталый и опустошённый событиями прошедшего дня и ночи, он прилёг в углу на рогожке, но от навязчивых мыслей не мог отрешиться. Перед глазами стояла сторожка, объятая пламенем, слышались крики и глухие удары Одноглазого в дверь.

Глава одиннадцатая

Тайна старца Кирилла

На следующий день, отдохнувший и отоспавшийся, Изот стал думать о том, как сделать крышу или навес над землянкой, чтобы от тепла камелька не таял снег на потолке, иначе будет в помещении сырость, а сырость – источник болезней. Раз уж судьба удосужилась оставить ему жизнь, дать пропитание и убежище от непогоды, надо сделать это убежище приспособленным для житья. Зима долгая. На первое время уцелевших припасов всем обитателям должно хватить, а там, смотришь, по снегу и силки можно будет расставить на птиц, западни на зверей, самострелы, авось, что-нибудь и попадётся, прокормятся, благо живности в лесу много. С такими мыслями Изот принялся за работу, стараясь не думать о совершённом им поступке.

Во второй половине дня небо заголубело, проглянуло солнце, засеребрились снежинки. Изот распахнул кафтан, вдохнул полную грудь морозного воздуха и оглядел окрестности. Вокруг скита припорошённые снегом высились несгоревшие ели. Ветра не было, и они стояли не шелохнувшись, словно в забытьи. Мелькнула меж деревьев белка, сменившая летний наряд на зимний. «Боже, – подумал Изот, – как же хорошо на белом свете, когда каждый живёт своим делом, без пакостей и вредительства».

Солнце ещё стояло над лесом, когда он закончил работу. Отойдя на несколько шагов, долго оглядывал еловый навес и пришёл к мысли, что он сделал его добротно. Какая бы ни была снежная зима, он выдержит тяжесть сугробов.

Войдя в землянку, он ощутил что-то неладное. Нехорошее предчувствие коснулось его. Спал ребенок, причмокивая во сне губами, на своём ложе лежал Кирилл… Старцу было худо. Сильный озноб сотрясал высохшее тело.

– Тебе холодно, отче? – спросил Изот, подойдя к наставнику.

Тот ничего не ответил. Тело его продолжало содрогаться. Изот наклонился к нему. Старец был в забытьи.

Ключник укрыл его своим кафтаном, развёл огонь жарче. Как он ни окликал старца, не смачивал сухие губы влажной тряпицей, Кирилл не приходил в себя.

Всю ночь просидел Изот в изголовье старца, отходя от него лишь затем, чтобы подбросить дров в камелёк да покормить ребёнка.

Лишь перед рассветом озноб прошёл, и Кирилл открыл глаза.

– Отче, – Изот склонился над наставником.

Лицо старца было пергаментно-жёлтым, нос больше заострился, щёки провалились.]Вчера тело и дух были полны энергии, а сегодня силы оставили его.

– Изо-от, – позвал старец. Голос был очень тих, скорее по губам, чем на слух, ключник различил своё имя. – Изо-от, – повторил Кирилл, – затепли какую лучину передо мной. Легче мне будет уйти…

– Отче, о чём ты говоришь!

– Сделай милость…

– У меня есть свечи. Я мигом.

Он бросился в угол, к полке, где лежало около дюжины свечей, которые он нашёл в кладовой. Зажёг одну от камелька, прилепил на глиняный черепок, поставил в изголовье старца.

– Светлее стало, – проронил Кирилл. – А то всё в темноте да темноте.

– Бог даст…

– Не тужи, Изот. – Кирилл не дал ему договорить. – Я давно готовил себя к этому. Только не полагал, что это произойдёт так. Думал, что перед лицом смерти попрощаюсь со всеми, благословлю, попрошу прощения за вольные или невольные прегрешения, а довелось иначе. Я хочу тебе сказать… Не останавливай меня! Возьми мою руку. Вот эту одесную.

Изот выполнил просьбу наставника. Рука была холодна как лед.

– Силы мои на исходе, – проговорил Кирилл. – До солнышка, знать, не доживу… Ночь на улице, сыне?

– Скоро рассветёт.

Кирилл замолчал. Изот подумал, что он впал в забытьё, но ошибся: старец раздумывал, подбирая слова, которые хотел сказать Изоту.

Слабо потрескивали дрова в камельке, тонкая струйка дыма тянулась к потолку. В постели не спал младенец. Он то однообразно тянул: гу-гу-гу, то замолкал, чтобы через минуту снова начать свою непонятную песню.