Обманы, стр. 69

Пенни все известно. Пенни давно уже все известно. Она даже разговаривала с матерью. Это же надо! Но мне кажется, что она еще думает об этом. Разумеется, она думает. Кому это еще известно, кроме Пенни? Неужели он один такой слепец на всю округу? Какой позор! А может, все дело отнюдь не в слепоте? Может, он в глубине души тоже все знал, но боялся посмотреть истине в лицо?

Да, конечно, он знал. Прятал эту мысль в самом потайном уголке своей души. Подозревал, что она хочет от него уйти. Об этом свидетельствовало многое. Начиная с поездки в Китай и заканчивая ее отказом в близости, тогда, после веселого семейного ужина. Были и десятки других доказательств. Словом, все, решительно все, указывало, что она хочет от него уйти.

Все, кроме одного. До сих пор она жила дома и не делала каких-либо вызывающих попыток его покинуть. Кто знает, может, в глубине души она еще видела возможность остаться? И эта догадка также пришла ему в голову. Он изо всех сил уцепился за нее. Тем более что она подтверждалась косвенными доказательствами. Она хотела остаться, иначе, чем объяснить ее поистине героические усилия в последнее время слепить семью заново? Чем объяснить ее оживление за ужином, ее желание изменить свои старые привычки, даже в мелочах, ее интерес, который она усиленно демонстрировала по отношению к его работе? Чем еще это можно было объяснить, как не желанием сохранить распадающуюся семью? Она позволяла ему заботиться о ней, оказывать ей помощь в различных ситуациях, она умело организовывала увлекательные семейные вечера, пыталась расшевелить его. Что это, как не прозрачный намек, который он должен был понять и пойти ей навстречу? Чтобы у них началось все сначала, все заново.

Впрочем, ее оживление не было постоянным. Видно было, что она старается его поддерживать как можно чаще, но порой она сдавалась перед чем-то… Удалялась… Как будто ее мысли уносились далеко-далеко. Тут дочь права. Она думала… О разводе. Еще и еще раз взвешивала все за и против. Но еще не решила!

Гарт почувствовал удивительную нежность к ней, восхищение ее мужеством. Он и не подозревал, что она такая сильная. Ведь надо было обладать поистине железным упорством и неиссякаемым запасом энергии, чтобы раскачать его, заставить вновь ухаживать за ней, заставить себя ухаживать за ним… Не будучи уверенной, в том, что их ждет впереди, за очередным жизненным поворотом. Второе дыхание совместной жизни? Или расставание…

Да, она совсем не была похожа на саму себя.

Ему необходимо показать ей, что он ее понял, что он больше никогда не забудет, что у него есть семья, что он не позволит работе затянуть его, что он готов — черт возьми, готов — все начать заново, как бы трудно ни пришлось ему на этом пути. Только бы она дала еще один шанс! Это было все, что он мог сделать.

— Папа?

— Все хорошо, милая. Мы с твоей мамой действительно не собираемся разводиться. Многие взрослые люди, у которых есть семьи, временами думают о разводе. А когда на самом деле возникают серьезные проблемы, разводы становятся реальностью. Но далеко не всегда так получается. И знаешь еще что?

— Что? — У нее был теплый, сонный голосок.

— Я люблю твою маму. И тебя. И Клиффа. Ближе вас у меня нет никого на целом свете. Каким же нужно быть дураком, чтобы сознательно лишить себя всего этого?! Что бы разрушить нашу любовь?

— Я люблю тебя, папа, — пробормотала Пенни и тут же заснула.

Гарт наклонился к ней и поцеловал в лоб.

«Порой у любви, даже самой сильной, не хватает сил, — грустно сказал он сам себе. — Но я приложу все усилия…» Лежа рядом с женой на кровати и глядя в темноту, он сказал:

— Я не хочу ехать на конференцию. Прошедшая неделя была так хороша. Я почувствовал, что мы начали по-серьезному поговорить… В последнее время, кажется, мы начинаем, как бы жить заново. Ты почувствовала это, Стефания? Я знаю, что ты не спишь. Хорошая была неделя, да? Скрытая ночным мраком, она поежилась.

— Да, — неохотно отозвалась Сабрина. Тихие вечера, его похвала, интимность их разговоров и смеха, то, как встречались их взгляды, когда Пенни или Клифф говорили что-нибудь интересное, совместная работа по дому, ее чувство незримой связи с семьей и с ним… Все это наполняло ее спокойной радостью, но одновременно и внушало тревогу.

— Да, — повторила она тихо. Гарт просунул руку между ее шеей и подушкой и притянул ее к себе.

— Я хочу снова узнать тебя, снова жить с тобой как с женой. — Его губы коснулись ее щек и закрытых глаз с трепетавшими веками. — Давай вспомним наши лучшие времена и заживем как прежде. Любимая, — сказал он и поцеловал ее в полураскрытый рот.

Она лежала, вся напряженная и застывшая. Голова горела. Ее мысли вертелись в немыслимом вихре. Ее захлестывали волны счастья и отчаяния. Она чувствовала, что наступает кульминация всех переживаний, которые мучили ее последние дни.

Его руки коснулись ее ночной рубашки: и она съехала с плеч. В голове бешено забарабанили противоречивые мысли: «Остановить его… сказать ему… что? Вскочить с постели. Оттолкнуть его. Сказать ему… что? Что он не имеет права трогать меня?.. Но он мой муж и лежит в своей супружеской постели».

Его руки и губы ласкали все ее тело, двигаясь по нему из стороны в сторону. Каждое прикосновение пронизывало ее будто накаленным на огне кинжалом. Он шептал что-то. Она чувствовала его горячее дыхание на своих обнаженных грудях. Он медленно целовал их, и его поцелуи отзывались в ней судорожной дрожью. Она ощущала налитую силу его широких плеч, мягкую кожу спины и поняла, что… обнимает его. Как только она осознала это, она тут же убрала свои руки. Он замер, как будто завис в полете, но тут же склонился к ней опять. Он ласкал ее груди и целовал шею. Сабрина услыхала тихий стон, который вырвался у нее, как она ни пыталась подавить его.

«Нельзя, нельзя…» Но его тело давило сверху на нее, настойчиво, требовательно и как-то… знакомо. Находясь в его крепких объятиях, она почувствовала, что сдается, что ее захлестывает какая-то туманная пелена, в которой невозможно ориентироваться и лучше замереть без движения.

Ее тело соскучилось по мужчине. Она мучилась желанием.

«Нельзя, нельзя этого делать!» — пробивался сквозь пелену чужой, холодный внутренний голос. Она вздрогнула. Подумав, что сделал ей больно, Гарт отклонился в сторону, но она инстинктивно обняла его и притянула обратно. Она уже не могла позволить, чтобы их тела разделялись. И когда он вошел в нее, она была открыта ему навстречу, мягкая и влажная. Ее охватило радостное неистовство, которое выплеснулось наружу прежде, чем она успела его подавить, и он, до этого действовавший осторожно и медленно, воодушевился и возгорелся сам. Он не смог сдержать глухого вскрика, когда наступила кульминация.

Потом они затихли. Сабрина вновь застыла, лежа на кровати с Гартом. Вскоре она нашла в себе силы, чтобы очнуться, и уперла в него руки. Он поднял голову.

— Прости, любимая. — И лег рядом. Он протянул руку: — Дай я…

— Нет, — прошептала она, сжигаемая болью утраты и чувством вины.

Она продолжала желать его и одновременно готова была умереть от стыда. Она молча отвернулась в другую сторону. Гарт чувствовал, что Сабрина вся дрожит.

— Я останусь дома, — проговорил он.

— Нет. Я хочу, чтобы ты уехал.

— Тогда я попытаюсь сократить свое пребывание там, насколько это будет возможно. Нам о стольком нужно поговорить.

Она услышала новые нотки в его голосе, но в них не было ни триумфа, ни удовлетворения. Ожидание.

— Спокойной ночи, любимая, — сказал он.

— Спокойной ночи, — еле слышно отозвалась она. — Спи.

Он взял ее за руку и крепко сжал ее. Так, взявшись за руки, они и уснули.

Глава 14

Стефания и Макс Стуйвезант вместе вошли в огромный белый павильон, устроенный на территории Чилтон-хауса. Держа ее за руку, он провел ее через собравшуюся толпу прямо к их местам около Николса Блакфорда и Александры. В это время продавец на аукционе как раз поднимался на свою кафедру. Сиденья были расположены тесно одно к другому. Стефания чувствовала давление на ее руку со стороны не отпускающего ее Макса, видела его снисходительный взгляд, устремленный на нее, и немного робела от его близости. Продавец начал свою напыщенную приветственную речь и тем самым отвлек внимание Макса от Стефании и внимание Стефании от Макса.