Крестовый отец, стр. 14

В дверь сунулось небритое санитарское мурло:

– Александр Станиславович, тут один у меня назубок симптомы ранней стадии проказы перечисляет.

– Ну дайте ему что-нибудь… – Доктор порылся в кучке разнокалиберных таблеток. – Это вроде бы глюканат кальция. Дайте ему глюканат кальция, – не вставая, угостил лекарь санитара, подождал, пока тот сроет. – Вот вы улыбаетесь, а мне на этого больного даже лень смотреть. Ну откуда в наших широтах проказа? О, это, кажется, трихопол! – Доктор наткнулся в своих изысканиях на крупную жемчужину и откатил в сторонку. – Как и на все, на симптомы хворей есть своя мода. Раньше нитку в кале вымочат, проденут сквозь кожу, и в результате приличное загноение. А теперь каждый второй кричит: «Доктор, у меня тропическая лихорадка!» Я знаю, что лучшее средство от таких симптомов – карцер. Но зачем? В этом мире и так много зла.

И такая у лепилы благостная рожа сделалась, что Шрам сразу захотел спросить, сколько доктор берет за койко-день в лазарете. А уж в том, что доктор стрижет копейку за всякие там веселящие микстуры, у Сереги не осталось сомнений даже на донышке селезенки.

– Так как насчет помощи от трудящихся?

– Весьма любопытно. – Лепила, сложив руки на груди и чуть наклонив думалку набок, внимательно вглядывался в утреннего пациента. – Весьма. Я так скажу, нечего строить из себя гордых аристократов, нищему не пристало отказываться от милостыни.

Лепила, поигрывая хоботом стетоскопа, подошел к одному из шкафчиков, растворил его.

– Видите. – В длинных тонких пальцах распахнулась картонная коробка, обнажая дно с одинокой нетолстой пачкой таблеточных упаковок, стянутых черной резинкой. – Повседневно необходимый анальгин. Его запасы на весь следственный изолятор. Так что, голубчик, чтобы ни прислало сердобольное частное лицо, всему будем рады. Разве ваты не нужно, ваты хватает.

– Это за рекорды в области медицины?

На полке, прижатые к боковой стенке шкафа подставкой для пробирок и повернутые на бок, стояли дипломы. Били по глазам красные и синие цвета, выпуклость герба, печати и размашистые подписи.

– Что? Ах, это… – Доктор проследил, на что указывает палец пациента. – Нет, нет, это мое. За стрельбу. Защищаю честь нашего исправительного учреждения на ежегодных соревнованиях. Убрать в рамочки и повесить на стены – как-то не того… неудобно, понимаете. Вот и лежат.

Хлопнула створка, звякнули стекла шкафчика, щелкнул, запирая дверцы, замочек.

– А вы, доктор, прямо сейчас накидайте списочек того, что до зарезу требуется, – подстегнул Сергей.

– Даже так? – искренне растащился доктор. – Премного любопытно. Ну что ж…

Лепила бросил взгляд на надзирателя. Полусонный дубак сидел на стуле у двери. И сразу было заметно, что тому по барабану – сейчас, часом позже или минутой раньше забирать и конвоировать заключенного. Служба идет, смена движется.

– Раз можно уже завтра помочь людям… – Медработник быстро прошел к столу, сел и без проволочек начал споро заполнять оборотную сторону рецептурного бланка.

Лепила располагал к себе. Не корчил светило, не быковал, не воротил нос, типа, ты – уголовная мразь, буду я с тобой разговаривать, пшел отсель.

Хотя, окончательно уверился Шрам, конечно, тоже по уши замазан, типа лекарства налево толкает и марафет зекам отгружает. И что уж точняком на нем – списывать, когда просят, неприятных жмуриков на несчастные случаи и летальные исходы неизлечимых болезней. Иначе во «Вторых Крестах» не при почковаться было бы.

– Разберете почерк медика?

– Разберут, – пообещал Шрам.

2

Серегу воротили в карцер. За спиной щелкнули отомкнутые «браслетики» – руки стали свободны. Рыкнула на кого-то в коридоре цепная псина. Теперь, пока его колбасят допросами, он «в почете», без псины не провожают. Четыре жмура мечтают следаки приплюсовать к безвременно срулившему на за упокой Филипсу.

Сергей сделал шаг вперед, потирая запястья. Провел ладонью по шершавой влажной стене. Ну чисто шкура крокодила Гены. Потом Сергей Шрамов прижался лбом к холодной стене. Пока хорошо, как в пруду после баньки. Пока – потому что и из пруда не вынырнешь без труда.

Банька, пруд, водочка, печки-речки… Сергей вспомнил, и не вдруг, о своей матери. Правда, думки такие накатывали обычно под водку. Ведь не попрощался с ней по-человечески. Ушла мать, когда сын единственный отбывал на зоне. И хотя не за душегубство и не по позорной статье угодил сын за решетку, да и не редкость на Руси арестант в семье, но мать-то переживала сердцем. И это тоже раньше времени свело ее в могилу. И никакой уход за могилой (а Сергей нанял человека, чтоб следил, убирал, подкрашивал) не смоет ту вину. Тем более сам Сергей всего лишь раз после смерти матери выбрался в родные места.

Охладил лоб, остудил себя и оторвался от стены.

Образумить задумали. Перевоспитатели, бляха-муха. Только благодарность выносить за такое перевоспитание. К тому ж жирком он начал обрастать в последнее время. И вроде бы на тренажеры ходит, не меньше раза в неделю мерит гребками бассейн, а машина, жрачка от пуза, диваны-рестораны потихоньку сказываются. Конечно, кто спорит, «порево и жорево – это очень здорево», но жир на мясе совсем ни к чему. И вот прикатило счастье сбросить лишок.

Сергей упер пальцы в шероховатости стены и попытался столкнуть стену с места. Хорошее упражнение, чтоб напрячь всю телесную мышцу. Вдобавок не исходить же ознобной трясучкой.

Сергей поотжимался от стены до усталости. Потом перевел дух.

Ну чего, дух переведен, вперед! Отрабатывать бой с «тенью». Работать ногами придется аккуратно, забрызгаться неохота. Значит, двигаться и думать. Думать, кто же подставил.

И Сергей думал. Но чем больше думал, тем еще больше все перепутывалось.

Тут без дополнительных колокольчиков с воли не обойдешься. Одно ясно, как не прикидывай и – так и сяк. Ясно – его засадили, чтоб по-тихому списать на тот свет.

А пуд тротила под мышку вместо градусника не хотите? Шрама списать? Сергей с выдохом нанес «тени» ладонью под дых, будто это и есть главный враг, задвинувший Серегу во «Вторые Кресты».

А Сергею в карцере понравилось, это он удачно попал – здесь точно не загасят. Некому. Лампа на двухметровой высоте потолке ватт на пятьсот, закроешь глаза, отвернешься – один хрен продирает сквозь веки. Если только накрыть зенки пятернями или тряпкой, да не больно-то и накроешь. Потому как незачем. Все прокопано, чтоб карцер раем не казался. Лежанка прикована к стене на амбарный замок, на полу тихо плещется вода – голубая лента, глубиной на два пальца, до верха-то подошвы не достает, а не сядешь и не ляжешь. И студняк скулы морским узлом сводит. Ничто не может нагреть каменные стены, зато они отсасывают последнее тепло. Короче, карцер – то, что сегодня и нужно. Бодрость духа гарантирована, как после виагры.

Можно хоть раз в жизни спокойно пораскинуть мозгами, откуда на его бедовую головушку свалилась пышная подляна.

Он возвращался с таможни. Где улаживал недоразумения, на настоящее и на будущее. Уровень улаживания заставил его лично прокатиться в Питер. За деловой теркой приговорили флакон. Что-нибудь изменилось бы, не булькай в башне те стаканы? Может быть.

Колеса джипа ощупывали шинами трассу. Еще тема для мозголомки – отслеживали ли его отъезд? Похоже, что да. Он мог бы выехать часом раньше. Или позже. Но стартовал именно в двадцать ноль пять. Он отвечает за точность до минуты, есть у него такой обычай – делать отсечки времени, когда день переламывается каким-нибудь новым событием. «Ролекс» он повернул к себе циферблатом, когда садился в машину. И что, скажете, случайно он прибыл на место точь-в-точь, когда ИМ было надо? Кому им? Ну это мы разберемся!

До Виршей монотонность пути была нарушена единственный раз. Мобильник пропиликал мелодию одного из хитов Мадонны…

Глава пятая

СВОИ