Собачий бог, стр. 31

И напрасно.

Потому, что эта картина была последней, которую он увидел в своей жизни и которую унес с собой в вечность.

Сзади ему на спину длинным стремительным прыжком упала гигантская тварь и сомкнула волчьи челюсти на заплывшей, в складках и седой поросли, шее.

Молодой охранник вышел, услышав вскрик. У него был служебный «макаров», и его-то он и пытался достать из кобуры, когда бежал к распростертому на снегу Егорычу.

Егорыч лежал, раскинув руки, в белом круге фонарного света. Кровь под ним казалась совершенно черной, и черным делался снег. Но с виду Егорыч был совсем как живой, только испуганный. И – ни одной царапины на лице.

– Ты чо, Егорыч? – крикнул молодой, вытащив, наконец, «макарова», механически снимая пистолет с предохранителя. – Ты чего упал-то?

Молодой проследил за взглядом Егорыча. Задрал голову: получалось, что Егорыч с ужасом рассматривал звездное небо. Но на небе не было ничего необычного.

– Во, блин! – растерянно сказал молодой, озираясь.

Он озирался, поворачиваясь на месте, вместе с пистолетом. И палец судорожно прилип к спусковому крючку. Он озирался, и в таком состоянии, казалось, не мог ни о чем думать. Но на самом деле в голове у него проносились картины одна за другой: с неба слетел Бэтмен. На полигоне приземлилась летающая «тарелка», и шустрые зелёные человечки с непомерно огромными головами и страшным оружием в руках прикончили не успевшего ничего понять Егорыча и мгновенно улетели. Среди обитавших на полигоне бомжей появился маньяк. Какой-нибудь новенький из города, выдающий себя за бездомного: решил спрятаться здесь от правосудия, но не стерпел искушения. И… И… И что дальше?

Он снова невольно поднял голову. И на этот раз – показалось – увидел. Какие-то быстрые тени мелькнули над ним, заслоняя звезды. И далекий, гаснущий в ночи лай послышался на краю небес.

И тут краем глаза возле здания собачника охранник заметил быструю тень.

Он мгновенно повернулся. Но всё было тихо и пусто, и никто не бродил вокруг собачника с окровавленной лопатой в руке, и никто не прятался в тени.

Молодой сделал несколько шагов. Поднял «макарова», подошел к дверям собачника, прислушался. Собаки, кажется, тоже беспокоились. Порыкивали – наверное, во сне.

Всё-таки надо заглянуть, – решил молодой. Откинул крючок, распахнул дверь. И прямо перед собой увидел желтые янтарные глаза, смеющиеся и благожелательные. Глаза, которые не обещали ничего дурного. Но в следующий момент глаза вспыхнули неистовой злобой, и охранник, падая на спину, начал стрелять. Он палил во что-то мягкое, тяжелое, что придавило его к бетонному полу. Он палил и пытался вывернуться, сбросить с себя непомерную тяжесть.

Потом раздался хруст, – боли он почти не почувствовал. И глаза, сиявшие над ним, снова стали благожелательными, как знаменитый ленинский прищур.

Он уже умер, когда рука сама сделала последний выстрел. Но, как и прежние, выстрел прозвучал глухо, словно из-под подушки, и пуля увязла в чем-то невероятно плотном и вязком.

Когда охранник перестал биться, Белая подняла голову и, стоя над трупом, оглядела сбившихся в кучку собак.

Они поняли её безмолвный приказ. Скуля, прижимаясь животами к бетону, поползли к трупу. И по очереди, страшась и восторгаясь, ткнулись мордами в горячую пахучую кровь.

Кладбище Бактин

Лавров очнулся. Вокруг была какая-то полумгла, и он не мог понять, где он, и что с ним произошло. Он только чувствовал в груди холод и непомерную, щемящую тоску.

Лавров встал на четвереньки, поднял голову.

Прямо перед ним была витая чугунная ограда, а за ней – высокий трехступенчатый монумент. У подножия монумента, полузанесенные снегом, стояли и лежали голые обручи с остатками бумажных цветов.

С сумрачного неба летел легкий снежок. Царила полная тишина, а вокруг, насколько хватало глаз, высились разнообразные каменные плиты, чугунные кресты, и монументы, похожие на пирамиды.

Лавров начал что-то медленно соображать – словно свет забрезжил в темной голове.

– Ну, здравствуй, переживший смерть, – сказал кто-то не голосом, а мыслью.

Лавров вгляделся. У подножия монумента лежала огромная серебристая – то ли от снега, то ли от седины, – собака. Она лежала спокойно, вытянув передние лапы, гордо подняв могучую красивую голову. Ее глаза сияли мягким светом.

– Кто ты? – глухо спросил Лавров. – Где я?

– Ты – Ка, возвращенный на землю из подземного Кинополя, собачьего ада, – ответил спокойный голос. – И ты в некрополе. Там, где продолжится и закончится Великая Война.

Лавров опустил голову, пытаясь понять то, что понять было невозможно.

– Ты неустрашимое и бессмертное существо, обреченное на муки непонимания, – добавил голос. – Но пока не трудись понять то, что смертные понять не могут. Понимание придет к тебе постепенно. И ты узнаешь всё, что знают духи.

– Зачем? – почему-то спросил Лавров, имея в виду: «зачем всё это?».

Но лежащая серебряная собака всё поняла правильно.

– Чтобы найти покой. Чтобы вернуть свою человеческую сущность – Ах. Её может вернуть тебе лишь владыка Расетау. Он возложит на тебя руки, и ты обретешь покой и бессмертие человеческой души.

– Когда?

– Правильный вопрос, и очень мудрый, – собака прижмурила лучистые глаза. – Тогда, когда найдешь деву, избранную черным мохнатым существом, которое люди называют Собачьим богом.

– Богом? – растерянно повторил Лавров.

Собака рассмеялась, чуть оскалив светящуюся пасть.

– Он давно уже не бог. В нем слишком много человеческой крови. И для продолжения рода ему требуется земная женщина, немху. Такая, которую не принимают окружающие. Считают сумасшедшей, или просто больной. С каждым поколением человеческой крови в нем все больше. А ведь когда-то он был бессмертным, как и я. Но по какой-то причине отказался от бессмертия и ушел к людям, став немху. Сейчас он живет один, прячась по лесам, по заброшенным домам, забытый всеми – и собаками, и людьми. Часть магической силы у него осталась, и мне неизвестно, что он еще может. Сейчас этому бывшему богу, насколько я помню, сто пятьдесят два года, или даже чуть больше. Это – предел. Теперь он начал быстро дряхлеть и терять даже ту силу, которую имел. Ему нужна женщина, она родит его снова, – нового выродка, который тоже, может быть, проживет лет сто.

– Я должен убить его?

– Нет. – Голос внезапно потемнел, и потемнели лучистые глаза собаки. – Ты должен найти деву. Это все, что от тебя требуется. Остальное боги сделают сами.

Лавров, кряхтя, поднялся на ноги. Теперь он видел тысячи, десятки тысяч могил, с протоптанными вокруг них дорожками, с крестами и каменными памятниками, увешанными и обложенными бумажными венками, побитыми ветрами и морозами.

– Некрополь, – кивнула Белая. – Там, где закончится Битва.

Лавров перевел взгляд на неё.

– Кто ты?

– Я – Хентиаменти. Священная собака древних, Страж некрополей. Божество, если хочешь.

Лавров подумал, кивнул.

– Куда мне идти? Где искать эту женщину?

– Где искать – я не знаю. Но знаю, что к ней бежит одинокий старый тощий пес. Ищи одинокого бегущего пса. Он бежит прямо к ней. Пойдешь за ним – найдешь и ее. А найдешь, – убей. И помни: только тогда Анубис совершит над тобой магический обряд и ты обретешь свою Ах, потерянную сущность.

И собака внезапно исчезла. Нет, это просто снег повалил так густо, что некрополь мгновенно потонул во мгле и даже ближних могил уже нельзя было различить. Словно с неба упал белый занавес.

Лавров потоптался, вздохнул. Перешагнул через оградку, хотя рядом была маленькая калитка, и направился к трехступенчатому монументу.

Собаки не было. Не осталось даже следа: там, где она лежала, камень был ровно засыпан снегом.

Лавров постоял, нагнув голову набок. А потом повернулся и двинулся через оградки, могилы, кресты, словно не замечая ничего вокруг.